эту тему и сама же первая вскрыла рану, которая, возможно, только-только перестала кровоточить и монотонно ныть непроходимой болью.
Идиотка!
Еще раз стукнулась о столешницу.
Сотню раз внушала себе, что разговоры между мной и Пашей не будут касаться ничего, кроме того, чей щенок больше, а чей тупее. Даже рану на его руке после укуса бродячей собакой можно обработать молча. Как было сегодня.
Но нет. Всё испортил мой некстати открывшийся рот.
Еще один глухой удар лбом о стойку.
– Да брось, – донесся до уха женский почти всегда флегматичный голос. – Я опоздала всего на десять минут. Это не повод разбивать голову. Либо логичнее было бы разбить мою.
Медленно выпрямилась и уперлась ладонями в стойку с нескрываемым раздражением глядя на свою ассистентку, которую наняла еще полгода назад. Она являла собой колючую, ядовитую язву, которую следовало уволить еще в первый день, а еще лучше – вообще не нанимать, но что-то в ней привлекло меня настолько, что я добровольно подписалась не только на ее профессиональные навыки, но и на всё то, что она говорит. Порой это бывают не самые приятные слова и высказывания, но каждое из них – правда чистой воды.
– Ты опоздала, – включила строгую начальницу. Тем более, что здесь я и есть начальница.
– Я тебе только что об этом сказала, – тонкая бровь изящно показалась над оправой очков. – Ты выходила, что ли?
– Тася! – хотела я сказать громко и строго, но вышло так, что гаркнула как ворона из-за пересохшего от нервного напряжения горла.
– Я надеваю фартук или нахрен иду? – спросила она равнодушно, выжидающе глядя на меня.
– Как ты мне надоела, – вздохнула я обреченно и рухнула на небольшой стул в углу стойки. Оперлась локтями о колени и спрятала лицо в ладонях, продолжая себя ругать за длинный язык, но уже без битья головой и твердую поверхность.
При свидетелях это уже походит на диагноз.
– Обидно, вообще-то, – ответила девушка насмешливо. – Я к тебе опаздываю изо всех сил, а ты так просто бросаешь в лицо, что я тебе надоела. Я ведь могу и вовремя начать приходить.
Рядом послышались приближающиеся шаги. Наступила пауза, во время которой несносная ассистентка решила немного помолчать, видимо, для того, чтобы перевести дыхание и начать свой, как я люблю его называть, приступ внезапной философии на ровном месте и из ничего.
В общем-то, часто именно это бывает мне и нужно.
На колени легли ладони, что и заставило меня открыть лицо и приглядеться к девушке, дабы узнать, что она задумала.
Тася неспешно присела на корточки рядом со мной и заглянула в глаза снизу вверх с неподдельным участием.
– Сонь, что у тебя случилось? Опять гоблин приходил? Давай я ему уже сделаю фееричную кастрацию? И себе сделаю приятное, и людям. Нельзя позволить, чтобы такое гуано имело хоть один малюсенький шанс на размножение.
– Он тоже приходил, но не нужно ему ничего делать, – отвела взгляд от ее глаз, от которых ничего не спрячешь, и начала молча перебирать браслеты на запястьях, чтобы отвлечь себя от тяжелых мыслей.
– Тоже? – донеслось снизу возмущенное. – Кто-то еще приходил трепать тебе нервы? Нам нужно больше секаторов?
– Приходил. Но нервы, скорее всего, потрепала я.
– Ты? Блин! Знала бы, что здесь может произойти нечто подобное, то пришла бы пораньше.
– Тась, не смешно, – буркнула ей. Браслет, который сплел для меня Сема, шуршал перламутровыми бусинами и отвлекал внимание. – Есть один мужчина…
– Мне уже нравится. Продолжай, – одобрительно хмыкнула Тася. Подняла на нее строгий взгляд, но ни один мускул на ее красивом лице не дрогнул. Она всё так же смотрела мне прямо в глаза и нетерпеливо подтолкнула. – Ну! Есть один мужчина. Дальше.
– Иногда я тебя просто ненавижу, – покачала головой и вновь уставилась на браслеты на своих запястьях.
– Чаще всего ненависть гораздо более искренне чувство, чем любовь, – ответила она тут же, не задумываясь. – Ну, так что тот мужчина? Он всё ещё есть или я пошла работать?
– Да, есть один мужчина. Мы живем с ним на одной улице. У него есть дочь и такой же щенок, как у меня и…
– И? – Тася перестала сидеть на корточках и просто уселась на пол. Сложив свои руки мне на колени, оперлась о них острым подбородком. – Рассказывай. Вижу же, что хочешь рассказать. И ты знаешь, что из меня никто не вытянет всё то, что ты мне говоришь. Так что давай, выговаривайся, Сонь.
– И у него умерла жена, – произнесла я вполголоса и прикусила губу, ожидая вердикта от девушки, которая никогда не отличалась особой щепетильностью в отношениях с кем-либо.
Иногда мне кажется, что она испытывает особое садистское удовольствие, говоря людям всё, что о них думает
– У вас много общего, – произнесла она просто. Как констатацию факта.
– И всё? – уставилась в её темные глаза. – Больше ничего не скажешь?
– А что еще я могу сказать, если я не знаю, что между вами случилось? Пока я вижу лишь то, что вас связывает достаточно общих факторов. Но вряд ли это повод для волнения. Ведь так?
– Не совсем, – снова опустила взгляд на браслеты. – Он сегодня приходил покупать цветы. И я ему их продала.
– Я думала, в этом и заключается специфика твоего магазина – продавать цветы всем, кто за ними пришел. Я ошибалась всё это время?
– Я тебя сейчас по голове чем-нибудь огрею, – пригрозила ей, пытаясь напустить на лицо суровости, но насмешливый взгляд за линзами очков уничтожал весь мой воинственный настрой еще в зародыше.
– Так ты рассказывай без этих драматических пауз, и я перестану выдвигать свои предположения.
– Ты в курсе, что из нас двоих я на десять лет старше?
– Да? А ты знаешь, что возраст – не признак ума? – ехидно заявила девушка. – Так что тот мужчина? Вся соль истории в том, что он хотел купить цветы и ты ему их продала?
– Нет. Он, по-моему, вообще, не хотел их покупать. Либо не планировал их брать в том количестве, в котором я ему
