что это взаимное признание означает в свете их отношений и значит ли это, что они теперь не просто спят друг с другом, а встречаются, но не спросила. Марк тоже молчал и, судя по меняющемуся ритму дыхания, засыпал.
— Я пойду к себе, — шепнула Рита, выбираясь из кровати.
Он протестующе заворчал, как разбуженный зимой медведь.
— Там Арсения лучше слышно, — объяснила она, целуя Марка. — Сегодня я его ночью покормлю. А ты отдыхай.
И быстро ушла, боясь, что если замешкается хоть на секунду, то останется тут, с Марком. Уж слишком хорошо было рядом с ним.
А это опасно. Можно ведь и привыкнуть.
На следующий день Рита, едва услышав сквозь сон утреннее курлыканье Арсения, тут же вскочила и побежала к кроватке ребенка.
— Привет, — она вытащила его и прижала к себе, целуя в румяные со сна щечки. — Тетя Рита скучала по тебе, парень. Очень скучала.
Арсюша сиял и улыбался во все свои восемь зубов. Лез целоваться, тянул цепкими пальчиками за волосы — в общем, всячески выказывал свое расположение.
— Красавчик! — Рита поцеловала его в макушку, вдохнув сладкий детский запах, а потом пощекотала круглый животик, и Арсюша радостно засмеялся. — Переодеваемся и на завтрак?
— Ка!
— Точно, будет каша.
— Дя-дя.
— И снова в точку! Вчера тебе кашу действительно делал дядя, — удивилась Рита. — Слушай, а с тобой уже даже поговорить можно! Ты прям собеседник! И уж точно не хуже некоторых айтишников, которые со мной общаются с помощью «угу» и «ага».
Арсений, судя по его виду, ничего не понял, но на всякий случай снова улыбнулся, став таким хорошеньким, что Рита сбегала за телефоном и сфотографировала его для Марты. Она ей, кстати, несколько дней назад прислала фотку своего итальянца, тот и правда оказался сказочно хорош. Смуглый темноволосый мужик лет сорока на вид, в ослепительно белой рубашке и с аккуратной темной щетиной, окаймляющей красиво очерченные губы. Рита заранее сочувствовала Марте, которая сейчас, конечно, летает на крыльях любви и наслаждается горячей итальянской страстью, но потом будет долго отходить от своего курортно-служебного романа.
«Как и я, — невесело подумала Рита. — Через месяц Рихтер укатит обратно в свою Америку, а я останусь тут и буду сопли на кулак мотать. Вот с Мартой на пару и устроим клуб разбитых сердец. Главное только, чтобы она не забеременела от этого своего знойного итальянца. Куда ей сейчас еще один ребенок?»
Пока Рита размышляла о том, стоит ли напомнить подруге о контрацепции или это нарушение ее личных границ, Арсений уже уполз на кухню и чем-то там зашуршал. Судя по звуку, пустой коробкой из-под пиццы.
— Зайка, не шуми, а то разбудишь дя… о черт!
Оказывается, коробка была очень даже не пуста. Там всю ночь обитал одинокий кусок пиццы, который предприимчивый Арсений уже нашел и с удовольствием мусолил.
— Отдай! Ну пожалуйста, отдай! — уговаривала Рита, чувствуя себя укротительницей тигров, потому что Арсений крепко сжал зубы, не желая расставаться с добычей, и почти рычал. — Я сейчас сделаю тебе кашу, она же вкуснее этой засохшей старой пиццы, правда?
Маленькие челюсти сжались еще крепче.
— Печенье? — сделала еще одну попытку Рита.
Арсений помотал головой. Что ж, придется использовать тяжелую артиллерию.
— Сок! Будешь сок?
Марта где-то вычитала, что сок ужасно вреден для детей, потому что там сплошной сахар, а витаминов содержится ничтожное количество, поэтому Арсюше его давали очень редко. И как любая дефицитная вещь, сок тут же взлетел на верхние позиции в рейтинге любимой еды.
В обмен на коробочку яблочного сока Арсений согласился расстаться с пиццей, и Рита тут же выбросила обмусоленный и обгрызенный по краям кусочек в мусорку. Малыш громко заревел. Наверное, надеялся доесть его когда-нибудь потом. После сока и каши.
— Ну ладно тебе, — утешала его Рита. — Подрастешь и будешь есть пиццу, сколько захочешь!
— Доброе утро, — раздался хрипловатый голос Марка, и Рита моментально обернулась, чувствуя, как восторженно колотится сердце и как лицо ее против воли расползается в глупой улыбке.
— Привет.
— А что у вас за крики с утра?
— Нашел пиццу, не хотел отдавать, — рассмеялась Рита, а Арсений уставился на дядю, тут же перестав плакать. В голубых глазах, еще блестящих от слез, светилось обожание.
— Понравилось, значит, — заметил Марк. — Он позавчера у меня попробовал.
— Э, так это позавчерашняя пицца?!
— Ну да.
— Марта бы нас убила, — вздохнула Рита. — Впрочем, может и неплохо, что Арсению зашла пицца. Пусть привыкает, а то вдруг в Италию придётся переезжать.
— Это почему еще? — нахмурился Марк, и Рита мысленно надавала себе по губам за излишнюю болтливость. Но умница Марк тут же сам и ответил на свой вопрос. — А, ты думаешь, что ей предложат работу на этой фабрике?
— Думаю, — согласилась с облегчением Рита. — Именно так я и думаю. Точно такими словами.
А потом хотела еще что-то сказать, но забыла, потому что засмотрелась на Марка. Он пришел к ним на кухню в одних только шортах, без футболки — и его твердая рельефная грудь с клином темных волос будила в Рите такие неприличные мысли, что она машинально облизнулась.
Марк мягко усмехнулся, лаская ее взглядом.
— Как же хорошо, — с теплой насмешкой сказал он, — когда утром ты не делаешь вид, что меня не существует.
— Эй, — возмутилась Рита, пересаживая ребенка в стульчик для кормления. — Не надо на меня все сваливать! Вообще-то это ты ходил тут с таким высокомерным видом, что к тебе даже подойти было страшно!
— Что, и сейчас тоже страшно? — промурлыкал Марк, приближаясь к ней и изогнув губы в хищной улыбке.
— Очень, — подтвердила Рита и, плюнув на все, откровенно облапала его за голые плечи. — Аж колени трясутся.
— Где трясутся? — руки Марка с намеком погладили Ритины бедра. — Вот тут?
— Колени обычно располагаются ниже, — со смешком проговорила Рита и теснее прижалась к Марку. — Двойка вам по анатомии, мистер Рихтер.
— Ничего, приду на пересдачу, — ухмыльнулся он и потерся носом об Ритину шею, словно кот,
