— Ты знаешь, кто слил фото?
— Ренат. Но сейчас не об этом.
— Да, о буре, — улыбаюсь захмелело. Голова слегка кружится, и приходится прилагать усилия, чтобы оставаться сфокусированной. Мне хорошо, можно ни о чем не думать и тихо сидеть в уютной крепости, куда не проберутся репортеры и мерзкие коллеги.
— В общем, я предлагаю уехать ненадолго. Ты не догуляла отпуск, а я так вообще уже лет пять в нем не был. Отдохнем, выждем, пока все перебесятся, и вернемся.
— Кто ты и куда дел Мирослава? Евсеев бы никогда подобного не предложил, — смеюсь, пряча улыбку за бокалом.
Мирослав игнорирует мой колкий выпад, расслабленно растягивается на диване, ожидая ответа. Он выглядит спокойным, наверняка уже все продумал и даже заказал билеты. Хотя нет, с последним у него определенно туго, это дело обычно на мне.
— Так что, поедем? — он отпивает вино из бокала, прикрывает глаза, смакуя вкус, а я наконец открыто любуюсь им, не боясь быть пойманной с поличным. Сегодня он променял привычные рубашки и брюки на темные джинсы и водолазку с высоким воротом, но от часов не отказался. Границы окончательно стираются, а легкий протест размывает вино.
— Будем работать над любовью? — цитирую его же, заливаясь румянцем и ни черта не понимая, зачем я пытаюсь флиртовать с боссом, но Евсеев невозмутим: кивает и уверенно добавляет:
— И отдыхать.
Глава 19. Ксюша
Мирослав
Уговорить Ксюшу на отпуск оказывается легче, чем я предполагал. Она соглашается быстро, еще и умудряется флиртовать, правда выходит все равно грустно, так что приходится оставлять без внимания попытки, а не переходить в активное наступление. Но пусть лучше так, чем плачет.
Савельева думает, что я не видел ее красные глаза во время обеда и после не заметил, как она вся ссутулилась. Тяжело оказаться среди людей, которые тебя ненавидят. Это я к этому привык, да и личную жизнь мою сотрудники хочешь-не хочешь, а обсуждают. А вот для Ксени все впервой. Потому так и бесят ее слезы — я к ним причастен. Не уберег, и остается теперь не усугубить.
В самолете Ксюша все еще не верит, что мы и правда летим не в командировку, а на отдых. Я, признаться, тоже до конца не осознаю, давненько так спонтанно не бросал дела. Зато три дня у бассейна и на пляже нас заметно расслабляют. Ксеня уже не думает о работе, сильнее бронзовеет и каждый раз тащит за собой приличную коллекцию кремов, которые я растираю по ее коже с особым энтузиазмом.
Мы наслаждаемся морем и солнцем, много говорим обо всем и ни о чем — больше, конечно, болтает Савельева, но мне нравится ее слушать — и каждый вечер гуляем. Ксюша кружит голову и пьянит не хуже виски. Я брежу о ее улыбке и мечтаю снова коснуться губ своими, а она, будто нарочно, то прикусит их то скользнет языком. Медленно приучаю ее к себе, она уже не отпирается, когда я приобнимаю ее за талию или беру за руку, когда спускаемся и поднимаемся по лестнице. И в один из таких умиротворенных вечеров я понимаю, что нужно переходить дальше, потому что Савельеву тянет ко мне так же, как и меня к ней. Хватает пары звонков, пока Ксюша заказывает нам холодный кофе, и, стоит ей вернуться, я выступаю с предложением:
— Давай прокатимся на яхте завтра?
Ксюша
Отпуск плавит остатки мозгов, и я даже не могу нормально возразить, когда Евсеев приглашает кататься по морю да еще и с ночевкой. Я не соображаю ни черта, потому что Мирослава слишком много, и противостоять ему с каждым днем все тяжелее. Да и нужно ли? Сам ведь идет навстречу, силком не тянет никто.
Он очаровывает меня осторожно, плавно затягивая в паучьи сети симпатии, из которых невозможно выбраться. Без ненавязчивых прикосновений уже непривычно, а стоит Миру только дотронуться, сердце колотится сильнее. Я сама тяну руку навстречу, когда мы подходим к лестницам и позволяю ему заботиться: отодвигать стул в ресторане за ужинами и завтраками и планировать дальнейший отдых. Это, оказывается, очень приятно. А вот гадать, что мне пригодится на яхте, совершенно отвратительно.
В итоге решаю обойтись пляжной и дорожной сумками, чтобы не выглядеть набитой дурой, везущей на двухдневный отдых пять чемоданов. Хотя я в принципе прилетела с одним.
Обедаем мы уже в открытом море под плеск волн и шепот теплого ветра. Мирослав предусмотрительно предлагает поесть в кают-компании, но я тащу его на палубу под зонт, специально раскрытый над столиком. Снова разговариваем, даже успеваем обсудить пару рабочих моментов и отбиться от родственников Евсеева, которые все еще не верят, что мы улетели вместе. Миру приходится отправить им фото для подтверждения, так что мы какое-то время еще позируем, снимая селфи, а после еды расходимся по своим каютам отдыхать.
Меня клонит в сон от легкой качки и свежего соленого воздуха, и я поддаюсь, пропадая в плену подушек и одеяла. Мне снится море. И Евсеев. Мы гуляем по пляжу вдоль воды, волны лижут ноги, плавно накатывая на берег. Мы держимся за руки, смеемся, а после долго целуемся. И сон этот настолько яркий, что я ощущаю прикосновение губ. Мир что-то говорит о чувствах, и я верю каждому слову, потому что сама испытываю то же, не понимая, когда все перевернулось с ног на голову.
Просыпаюсь вечером, не сразу осознавая, где нахожусь. Вот только меня целовал Евсеев, раздевая на пляже, а теперь я в кровати, одетая и одинокая. Тру глаза и потягиваюсь. Реальность медленно вплывает, забирая главенство у фантазий. Смотрю на руки — по ним бегут мурашки, и улыбаюсь как дурочка. Если Мирослав сделает все точно так же, как во сне, я не устою. Сдамся, размахивая белым флагом, и будь что будет.
Вскакиваю с кровати и, хихикая от спонтанного решения, мчусь в ванную, наспех привожу себя в порядок: нужно сделать вид, что это естественная небрежность, а не точно выверенное разгильдяйство. Снова заглядываю в кают-компанию, тут никого нет, даже персонал не показывается, становясь для нас настоящими невидимками, как и было обещано. Беру книгу со столика, здесь их мало, но мне бы отвлечься, поэтому подходит любая. Вряд ли я ее дочитаю.
Выхожу на палубу, надеясь встретить Евсеева, но здесь пусто. Прохожусь от кормы до носа, останавливаюсь и, обхватив одной рукой поручень, прикрываю глаза, впитывая ощущения. Хорошо и тихо. Идеально. Возвращаюсь к плетеному креслу и, вытянув ноги на второе, открываю книгу, незаметно для себя втягиваясь в приключенческую историю с харизматичным главным героем.
— Шампанского? — в шум волн врезается голос Евсеева, появление на палубе которого я не заметила. Выныриваю из книги, сосредоточиться теперь на ней не получится.
Чувствую, что он подходит ближе. Мне уже не нужно поворачиваться — каждый раз, когда Мирослав оказывается рядом, между нами сгущается воздух и становится тяжелее дышать. Вот и сейчас пульс учащается, я поправляю шляпу, делая вид, что это очень важный процесс, и наконец оборачиваюсь. Застываю и захожусь в приступе кашля, потому что Евсеев стоит передо мной в одних только шортах. На губах его легкая улыбка, но взгляд мой ползет ниже по широким плечам, ключицам, спускается к груди и ниже по рельефу мышц, как назло останавливаясь у кромки шортов. Тяжело сглатываю и выдыхаю — Мирослав прекрасно сложен, и мне приходится сжать пальцы в кулаки, потому что внезапным порывом я хочу его коснуться, чтобы узнать, насколько горяча бронзовая от пары дней солнца кожа.
— Не помешает, — с силой давлю из себя слова. Закрываю книгу и с тяжким вздохом откладываю ее.
Он ставит бокалы на столик и с легкостью открывает бутылку, из которой пробка вылетает с легким хлопком, от которого я все равно вздрагиваю, хоть и наблюдаю завороженно за процессом, потому что сильные и красивые мужские руки — это слабость всех девочек.
— Холодное, — предупреждает, протягивая мне напиток. А мне как раз именно такое и не помешает, потому что температура вокруг подскакивает на слишком много градусов. Волнение подкатывает к груди, и я чаще дышу. Мирослав все так же спокоен, но в нем что-то неуловимо меняется, и я пока не знаю, как относиться к этим изменениям.
