– Слушай, я понимаю, что упускаю хорошего работника, но я не хочу видеть Кристину в одном здании с собой, потому что мне и без нее хватает проблем. Когда Ксюша начала ревновать к ней, я думал, что она себя накручивает, но оказалось, что беспокоилась она не без повода. Кристина явно дала понять, что ее чувства ко мне выходят за рамки дружеских и мне сейчас ну никак не улыбается иметь с этим дело, учитывая, что у меня и так проблемы в отношениях с женой.
– Вроде Ксюша столько лет нормально реагировала на Кристину, не знал, что все настолько плохо, – присвистывает друг. – Или раньше Крис вела себя по-другому? Странно, я бы не сказал, что она к тебе неровно дышит, но мало ли что на уме у этих женщин. Ладно, Глеб, я тебя услышал. Предложу Кристине работу у своего брата, раз ты не хочешь видеть ее рядом. Но имей в виду, что, как только откроется наш второй офис, я заберу ее туда с собой.
– Хорошо, раз она так тебе нужна, забирай, – вздыхаю я, потому что в другом офисе, который мы открываем через несколько месяцев на другом конце города, Кристина точно не будет иметь со мной контакта.
К счастью, она не стала устраивать истерик и стойко приняла новость о том, что я больше не хочу с ней работать. Кажется, даже испытала облегчение, потому что, когда мы встретились после ее признания, она выглядела так, словно хочет провалиться сквозь землю, и даже в глаза мне не смотрела. Только напомнила, что я записан на рентген и к врачу после этого, а потом поблагодарила и сразу же ушла в отдел кадров.
Насчет визита в клинику, она, кстати, вовремя напомнила, потому что я забыл, хотя ребра меня к тому времени уже не так беспокоили, и, как я и думал, это в итоге оказался лишь сильный ушиб. Только время зря потратил.
Закончив разговор с Олегом, я снова сосредотачиваю свое внимание на таунхаусе, в который зашла Ксюша, и, заметив, как рядом припарковывается такси, невольно напрягаюсь. В этот момент из дома выходит моя жена со своей клиенткой, и, заперев входную дверь, клиентка направляется к такси, а Ксюша остается стоять на крыльце, уткнувшись в свой телефон. Я выдыхаю с облегчением, когда на такси уезжает не она, и, выйдя из машины, шагаю в ее сторону.
– Через две минуты подъедет мое такси, так что можешь уезжать, – поднимая взгляд, говорит мне блондиночка, заправляя за ухо кудрявую прядь, вырвавшуюся из плена ее прически.
– Ксюш, – прошу ее. – Не надо так. Дай мне свое время, хоть немного, если не можешь пока принять меня. Я так скучаю по тебе! Даже позвонить не могу, чтобы услышать твой голос.
– И поэтому беспокоишь мою маму? – язвит вредина. – Ну, каким еще языком мне объяснить тебе, Глеб? Дело не столько в твоем новоявленном сыне, как в твоем отношении ко мне. К моему ребенку. Второй врач подтвердил патологию и тоже посоветовал аборт, но, когда я отказалась его делать, моя мама меня поддержала. Сказала, что мы справимся и вырастим этого ребенка с любовью, которую он заслуживает, каким бы малыш ни родился. Это то, чего я ждала от тебя, Глеб. Поддержки. Твое вранье стало лишь последним гвоздем в крышку гроба, в котором похоронен наш брак.
– Я понимаю, что подвел тебя, – уверяю ее, потому что я действительно теперь осознаю это. – Но я не идеален, Ксюша. Я смалодушничал. Я поставил свои личные желания и проблемы на первое место, и теперь я жалею об этом. Но я готов поддержать тебя и ребенка, что бы ни случилось с нами дальше. Прости меня, пожалуйста! Ты самый важный человек в моей жизни! Я больше никогда не поставлю тебя в такое положение, только дай мне еще один шанс.
– Я не могу, – глядя на меня со слезами на глазах, качает головой Ксюша. – Глеб, я просто не могу тебе поверить. Не хочу. Оставь меня, пожалуйста!
– Ксюша…
– Нет! – резко обрывает она меня, кладя ладонь на мои губы, и это прикосновение – первое за много дней, клеймом прожигает кожу. – Просто послушай меня, ладно?
По ее щекам стекают ручейки слез, но она не вытирает их, словно не замечает, что плачет. Моя грудь сжимается в панике, потому что каким-то шестым чувством я понимаю, что то, что происходит, до ужаса неправильно. Взгляд Ксюши режет без ножа, и, хотя это не самое приятное чувство, я боюсь даже моргнуть, лишь бы не упустить его. Потому что у меня такое чувство, словно на этот раз она действительно прощается со мной. А я не хочу отпускать. Не могу. Я никто без нее. Ксюша – мое все.
– Это конец, Глеб. Все кончено, – с отчаянием шепчет она, отступая на шаг и убирая руку с моих губ.
И, прежде чем я успеваю остановить ее, резко отворачивается и практически бежит в сторону паркующегося за моей машиной такси.
Ксюша
– Ксюша, ты должна поесть ради малыша, – снова и снова уговаривает мама, заглядывая в комнату второй раз за вечер. Заходит внутрь и включает свет, недовольно цокая языком. – Ты опять спишь? Еще только семь вечера.
– Мам, я устала, – тихо говорю, проталкивая буквы сквозь зубы, еле слышно шелестя, как листья на ветру.
– Девочка, мне совсем не нравится твое состояние. Беременность не болезнь, – сетует мама, подходя и садясь на постель. Прикладывает руку ко лбу, качая головой. – Лоб потный. Давай температуру померяем. И вообще, давай вызовем врача.
– И что скажем? Что я беременна и в стрессе?
– Не язви, Ксюня, я что должна делать, если ты, вся бледная и больная, в постели лежишь целыми днями? Проект-то успеваешь делать?
– Успеваю, Лера хорошо справляется. Я даже не ожидала, мам. Спасибо, что нашла ее, – улыбаюсь впервые за день искренне, вспоминая яркую, как солнечные лучи, улыбку помощницы-зажигалочки. Если бы не она, я бы точно не справилась.
– Давай-давай, Ксюнь, пойдем поедим. Там папа что-то сварганил.
– Папа? – удивленно приподнимаю бровь. – Он тоже приехал?
– Да, а ты что, забыла? Ты рассеянная стала совсем, мне это не нравится, – поджимает губы, заставляя меня подняться. Закутываюсь в халат и чувствую, как по телу прокатывается озноб. Совсем развалиной стала, еле двигаюсь, как старая бабка. Мама права. Надо как-то взбодриться.
– Мам, – все, что могу ей сказать, потому что не думаю, что должна оправдываться. Переживаю так, как могу, справляюсь с болью так, как выходит, и не должна следовать примеру мамы, которая «заедала» боль от расставания с одним мужчиной поиском другого.
– Просто тебе нужны будут силы, чтобы растить больного ребенка, – продолжает она давить, словно вонзая иголку в самое сердце. Самая тяжелая тема, которую я пытаюсь обойти стороной, хоть это и малодушно с моей стороны.
– Он не больной, мы еще не знаем, – тихо лепечу, вспоминая жуткие термины в медицинской карте.
– Три врача не могут ошибаться, и я не хочу подталкивать к решению, но…
– Но подталкиваешь, мам, скажи уже прямо! – вспыхиваю, отшатываясь от нее.
Да, мы обратились еще к третьему врачу, который сказал нам то же, что и другие. Даже сообщил новости похуже, потому что, оказывается, такие патологии у ребенка вряд ли мог вызвать этот синдром Глеба.
– Не надо смотреть на меня как монстра и делать вид, что ты не думала о подобном исходе! – говорит мама. – Зачем тебе больное наследие Глеба?
– Глеб не виноват, ты же знаешь. У ребенка аномалии развития, а этот Картагенер не определяется на таком сро… – спотыкаюсь на слове, едва держа себя в руках, а живот охватывает опоясывающая боль, стрелой устремляясь в самый низ.
– Что такое?! – переполошившись, мама сажает меня на кровать. – Болит живот?
– Немного… Наверное, резко встала… – морщусь, прижимая руку к животу. – Бывает, это ерунда.
– Мы справимся, Ксюня, – твердо говорит мама, ловя мой взгляд. – Если тебе так важно оставить малыша, мы тебя не бросим. Справимся со всем, что может быть, даже не волнуйся. А Глеб… – Ее сотрясает злоба, когда она говорит о моем муже, даже лицо белеет. – Поделом ему!
– Ты о чем? – непонимающе вскидываю взгляд.
– Ты же говорила, что его знатно избили на парковке. Карма его настигла.
