съела слишком много еды. Каникулы пошли мне на пользу.
— Я рад это слышать.
Она снова встает передо мной. — Как прошла неделя?
Чертовски утомительно.
Я пожимаю плечами. — Я был занят работой. — Я подношу руку к ее лицу и провожу пальцем по ее челюсти. — Чем ты хочешь заняться сегодня вечером?
Она отстраняется от меня и говорит: — Я не знаю, стоит ли продолжать список, потому что это не помогает. Даже если с тобой у меня не возникает приступов паники, я все равно чувствую себя паршиво рядом с другими мужчинами.
— Со всеми другими мужчинами? — спрашиваю я, потому что она не паникует, когда я прикасаюсь к ней как Франко, а не как ее таинственный мужчина.
Она задумывается на мгновение, а потом бормочет: — По какой-то причине я вроде как не боюсь своего босса. По крайней мере, раньше...
Саманте не нужно заканчивать фразу. Я знаю, что она говорит о том, что было до нападения и выяснения, что я - один из глав Коза Ностры.
Желая помочь ей справиться с ее демонами, я говорю: — Думаю, нам стоит продолжить работу над твоим списком. Никогда не знаешь, что может помочь.
Она кивает, затем жестом указывает на кровать. — Я всегда могу попробовать полежать с тобой.
Я смотрю на светло-зеленые покрывала с напечатанным на них узором из листьев. — Как ты хочешь это сделать?
— Сначала я лягу и закрою глаза, а потом ты ляжешь рядом со мной. Ничего не говори. Я просто хочу послушать, как ты двигаешься.
— Хорошо.
Она снимает туфли, и я смотрю, как она забирается на кровать. Она поправляет платье, прежде чем лечь, и, сделав глубокий вдох, закрывает глаза.
Я даю ей минуту, прежде чем придвинуться ближе и положить колено на кровать.
Мои глаза не отрываются от ее лица, и я ищу любой признак того, что она паникует, пока я перехожу в положение лежа.
Саманта делает глубокий вдох и медленно выпускает воздух. Она еще немного держит глаза закрытыми, затем открывает их и поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.
— Я думаю, это пустая трата времени. Мне комфортно с тобой, так что не думаю, что что-то из того, что ты делаешь, заставит меня паниковать.
Повернувшись на бок, я опираюсь головой на руку и говорю: — Может быть, тебе станет лучше, если ты расскажешь о том, что случилось.
Она на мгновение задумывается, а потом признается: — Это сложно. Каждый раз, когда я пытаюсь, меня словно переносит назад.
— Ты была в порядке, пока Данте наносил тебе татуировку, потому что я был там. Попробуй.
Она поворачивается на бок и смотрит мне в глаза. — Хорошо, но ничего не обещаю.
Другой рукой я беру ее за руку и провожу большим пальцем по ее коже. Ее взгляд опускается на наши соединенные руки, и она молчит.
Мои глаза впиваются в ее прекрасное лицо, и я чертовски счастлив, что она вернулась. Это были долгие десять дней без нее.
Я скучал по своей дикой кошке в офисе и по своему ранимому котенку по ночам.
Ее язык высунулся, чтобы снова смочить губы, а потом она говорит: — Домашнее насилие - это не то, что разрушило меня. Это то, что случилось после того, как я с ним рассталась.
Я знаю, что этот ублюдок вырезал на ней свое имя, поэтому готовлюсь к худшему.
Она долго молчит, прежде чем сказать: — Я просыпалась по утрам с ощущением, что у меня похмелье, хотя я не пила никакого алкоголя. Так было несколько недель.
Я хмурюсь, слушая ее.
— Я чувствовала себя странно... как будто не могла соединиться со своим телом.
Ее брови сходятся вместе, а голос дрожит, когда она говорит: — Оказалось, что он накачивал меня наркотиками.
Господи Иисусе.
— Я узнала об этом только потому, что по какой-то причине пришла в себя после того, как он накачал меня наркотиками. — Она делает паузу, и я наблюдаю, как она с трудом выговаривает слова. — Я не могла пошевелиться или открыть глаза. Я не могла говорить.
Неописуемый гнев проникает в меня, пока сердце не начинает колотиться в груди.
Блять, я даже не могу представить, что она чувствовала, будучи пленницей в собственном теле.
— Я так испугалась, — шепчет она, ее голос хриплый. Ее глаза переходят на мои, и я вижу ужас и травму, с которыми она была вынуждена жить, дрожащие в ее зеленых радужках.
Это удар по сердцу, но то, что она говорит мне дальше, перемалывает мою душу в пыль.
***
Саманта
Когда Тодд забирается на кровать, я не могу пошевелиться и издать ни звука.
Я чувствую себя пленницей в собственном теле, и от этого у меня возникает чувство клаустрофобии, а паника и страх проникают в меня.
Между ног у меня липкая субстанция, и от нее у меня сводит живот, потому что я знаю, что это значит.
Тодд занимался со мной сексом, пока я была без сознания.
Он изнасиловал меня.
Мое сердцебиение ускоряется, а разум бешено работает, собирая все кусочки головоломки воедино.
Как долго он пичкал меня наркотиками? С того первого утра, когда я проснулась с ощущением, что меня переехал автобус?
Я думала, что схожу с ума.
Я снова чувствую, как он ползает по моему телу, и это заставляет каждую мою фибру наполняться отвращением.
Сколько раз он меня насиловал?
Его руки блуждают по моим грудям и бокам, и вдруг я чувствую резкую боль, как будто что-то режет мою кожу.
О Боже. Остановитесь!
— Если бы ты не была такой упрямой, мне не пришлось бы тебя клеймить, — шепчет он. — Не волнуйся. Я собираюсь вырезать твое имя и на моих ребрах.
Нет!
Боль усиливается с каждым порезом, а сердцебиение учащается, пока не превращается в ужасающий трепет в груди.
Когда он закончил, и мой бок горит, я чувствую, как его язык проводит по моей коже, слизывая кровь.
— Ммм... ты такая вкусная.
Господи. Он ненормальный.
В то время как мой разум замирает от кошмара, в котором я нахожусь, сильный страх покрывает мою кожу, потому что я не знаю, что он собирается делать дальше.
Тодд оседает на моем теле, и я чувствую его эрекцию между ног, отчего мой живот неистово сворачивается, а душа корчится от отвращения и унижения, которые мне приходится терпеть.
Когда он проникает в меня, кажется, будто моя душа пытается отделиться от тела.
Он издает стон. — Чувствуешь, как мы хорошо подходим друг другу, Сэм?
Меня одолевают гнев, ненависть и разбитое чувство, которое продолжает расти, пока не превращается в зияющую дыру, засасывающую мой разум в мир тьмы.
Мое тело чувствует каждый толчок.
Мои легкие дышат.
Мое сердце бьется.
Мой разум
