Лола разошлась пуще:
– Ненавижу тебя! Я отдалась тебе, я вошла в твой дом, ведь ты просил меня…
– «Как ты просил меня», – произнес голос Эла.
Режиссер в студии поднял руку:
– Лола, в тексте «как ты просил меня». Вот как надо говорить, так написано в сценарии.
– Я сама знаю, что написано в сценарии, но я изменила его. Никто так не говорит, – она надула губы и медленно покрутила головой. – Ах, скажите пожалуйста, «как ты просил меня…» Ну и кто это сейчас так говорит? Уж во всяком случае не я. А я буду говорить так, как мне кажется лучше.
Режиссер на площадке вопросительно поднял глаза вверх, в сторону монтажной.
– А что ты думаешь, Валери? – спросил Эл.
Удивившись, Валери на секунду задумалась.
– Если она скажет, «когда ты просил меня», то проблемы не будет.
Эл рассмеялся, и услышав в наушниках его смех, она почувствовала себя увереннее.
– Мне нравится. Давайте попробуем.
Режиссер посовещался с Лолой, и она начала с того места, где они прервались:
– Я вошла в твой дом, когда ты просил меня, чтобы я могла быть рядом, если ты захочешь меня! Чтобы я делала то, что ты хочешь! А сейчас ты пытаешься мне сказать, что нашел кого-то получше? И что не собираешься жить здесь всегда? Потому что тебе надо встречаться и с ней, да? Ну, тогда я ухожу! Если ты думаешь, что я всегда буду при тебе, то ты жестоко ошибаешься! Ты, ты… – она огляделась, словно ища, чем еще в него запустить, но тут Том Гэлприн пересек съемочную площадку и подскочил к ней, хватая ее за плечи и усаживая на софу.
Одной рукой он обхватил ее, а другой принялся расстегивать ее блузку. Под блузкой ничего не было, но из-за спины Тома и угла поворота камеры на экране мелькнуло лишь основание полной груди Лолы.
– Нет! – кричала Лола. – Я не хочу… как ты можешь!… – она пыталась бороться, а Том заламывал ей руки за голову. – Остановись! – попыталась закричать она, но из груди ее вырвался полузадушенный вопль. Губы Тома шарили у нее по груди, а рука была уже под юбкой. Объектив камеры опустился вниз, медленно скользя по осколкам вазы у камина, затем вновь возвращаясь к софе, с которой свешивалась безжизненная рука Лолы, и только пальцы ее поглаживали ковер.
– «Том, – шептала она. – Делай со мной, что хочешь…»
Валери едва могла устоять, ее трясло от стыда. Ей не приходилось раньше смотреть «Искусство любви», и никто не говорил ей о том, что это едва прикрытая порнография. «Наихудший вариант, – с отвращением подумала Валери, – женщина обожает унижающего ее мужчину. Зачем Сибилла это ставит?»
«Потому что люди смотрят это».
Валери знала, что «Искусство любви» закупили на тридцати пяти телерынках, и этот сериал первенствовал среди идущих днем мыльных опер. Когда Сибилла находила зрителя, она потакала ему, какой бы ни была рассчитанная на него программа. Она производила то, что нравилось людям, или умела создать предложение, организуя затем спрос на то, в чем еще никто не преуспел.
«И чего только она не сделает ради денег», – подумала Валери.
А потом она подумала об остальных: об Эле Славине, Лоле с Томом, о постановочной группе, режиссерах, операторах и их ассистентах… и о Валери Стерлинг. «Все мы работаем на порнуху Сибиллы. Мы ничем не лучше ее».
«Нет, – рассудила она, – все же это не совсем так. Это наша работа, и, наверное, в каждой работе есть то, чего лучше не делать. Кто я такая, чтобы решать, что всем нам следует покончить с изготовлением порнографических сюжетов? Только Сибилла действительно может и имеет право выбирать».
Площадку подготовили для съемок следующей сцены, и Валери услышала в наушниках голос Эла:
– Валери, придвинь-ка телефон поближе к кровати. И проследи, чтобы ковер не мешал, когда камера начнет двигаться в сторону ванной. Чертовски обидно, что мы не сможем заснять прелести Тома под душем.
Она все точно исполнила, но мысли ее витали далеко. Никогда раньше ей не приходилось задумываться над тем, как люди относятся к работе, которую приходится делать, нравится ли она им, или им приходится жертвовать чем-то ради работы, без которой не прожить. Но теперь и она стала частью этого мира, и она поражалась, как много нужно внести корректировок в свои представления о жизни. Почему никто не протестует? Эл кажется счастливым, а Гас Эмери и подавно. Лола и Том выполняют то, что им велят – приходится ли им драться, насиловать кого-то или быть изнасилованным, или просто завтракать, – с таким обыденным видом, с каким сидят за кассой или выписывают счет. Каждый исполняет заданную работу и совсем не кажется несчастным.
Может быть, они получают за это хорошую зарплату? «Мне должны платить больше, – решила Валери под конец рабочего дня, когда рабочие монтировали площадку для завтрашних съемок. – Если Сибилла не позволяет мне делать то, что я хочу, пусть, по крайней мере, платит мне столько, чтобы на это можно было существовать».
Но на этот раз она не врывалась в кабинет Сибиллы. Она решила выбрать удачный момент.
Тем временем она выполняла рутинную работу, раздражаясь и скучая от того, что она была так незамысловата и утомительна: выполняла поручения, обзванивала тех, кто выигрывал призы в телевикторинах, проверяла реквизит для «Искусства любви», готовила кофе, приносила бутерброды для ланча, отмечала изменения в сценариях, созванивалась с агентами, чтобы получить право на прокат песни или сюжета, делала бесконечные ксероксы реквизитных списков, проверяла и согласовывала расписание передач… Она была единственным помощником двух режиссеров: ту же работу для других режиссеров делали их секретарши. Валери разрывалась, но времени на все это у нее не хватало.
– Он хочет, чтобы я рухнула, – сказала Валери Элу в конце третьей недели. – И все только потому, что когда-то я была богата.
Эл покачал головой. Он сидел за соседним столом, внося некоторые изменения в сценарий «Часа Милосердия».
– Тут есть еще кое-что. Это связано с миссис Морган. Мне кажется, он просто ревнует.
– Ревнует?
– Она уделяет тебе столько внимания, часто заглядывает сюда, ты знаешь, даже мимоходом, но делает это только ради тебя. Вот и создается впечатление, будто она постоянно наблюдает за тобой, что бы ты ни делала, даже если она сидит у себя в кабинете. Должна же ты была это заметить, это все видят. Думаю, что Гас боится, как бы ты не заняла его место; не сразу, конечно, но ты, кроме него, единственный человек, с кем она беседует.
Валери коротко рассмеялась.
– Гас может быть спокоен. Мы с Сибиллой вовсе не близки.
– Но ведь вы были знакомы раньше?
– Да, – ей не хотелось распространяться об этом, даже в разговоре с Элом. Она отложила листки сценария, который брошюровала. – Как я устала от всего этого, любая школьница справилась бы с этим. Мне следует поискать другую работу, Эл, такую, где я буду нормально себя чувствовать, буду делать то, что мне нравится.
