И он делал больно, если его об этом просили, хотя отчего-то больно постоянно становилось ему.
Банан закурил и сел в шезлонг, стоящий на лоджии.
От соседнего бунгало по узенькой дорожке вниз спускалась какая-то парочка, но он не мог ее рассмотреть через густые зеленые заросли.
Солнце всходило все выше, море приобрело цвет, стало ярко-синим.
На большом дереве чуть пониже лоджии были отчетливо видны большие, уже открывшиеся навстречу солнцу цветы.
Розоватые, с красной сердцевиной.
Наверное, дивно пахнущие.
Внезапно он увидел, как над одним из цветков, будто маленький вертолетик, кружит какое-то существо.
Вначале Банан решил, что это бабочка, но, приглядевшись, понял, что это не так.
Над цветком порхала птичка, малюсенькая, с длинным, чуть изогнутым клювиком.
Она умудрялась так быстро махать крыльями, что они сливались в неясное, отбрасывающее тень пятно.
Действительно — как вертолет.
Или колибри, ведь так летают именно колибри, зависают над цветком словно большие бабочки, и крылья их сливаются в почти что прозрачную тень.
— Колибри! — сказал он вышедшей на лоджию сонной Марго.
Смешной, растрепанной, завернутой в покрывало.
Марго зевнула и потянулась.
Покрывало соскользнуло и упало, голая Марго плюхнулась в соседней шезлонг.
На ее груди были хорошо заметны четкие красные полосы.
— Неудобно спала! — сказала Марго.
— Колибри! — опять произнес Банан.
Марго посмотрела на птичку, все еще кружащую над цветком, и улыбнулась.
— Honey bird! — сказала она и добавила: — На иврите «ципор дваш»… А вот по-русски…
— Медовая птичка, — сказал Банан, и вновь потянулся за сигаретой.
— Honey birds, honey birds, heart without love and words… — почти что пропела Марго…
— Почему это сердце без любви и слов? — удивился Банан.
— Не знаю, — сказала Марго, а потом добавила: — Просто оно у них такое маленькое, что для любви и слов в нем уже нет места!
— Откуда у тебя эти полосы? — спросил Банан.
— Я же сказала: неудобно спала! — ответила Марго, подняла с пола покрывало и вновь закуталась в него.
— Есть хочешь? — спросил Банан.
Ладонь правой руки уже перестала быть красной, обычная ладонь обычной правой руки.
— Смотри! — сказала Марго и показала на море.
Мимо берега медленно проплывало небольшое белое судно с четко различимой надписью на корме: «The Flying Dutchman», «Летучий голландец».
— Ну и что? — равнодушно спросил Банан.
— Он там! — сказала Марго, спустив покрывало и подставляя голые плечи лучам солнца.
— Кто? — поинтересовался Банан.
— Этот черный чувак, — ответила Марго, — он в этом казино диджеит, там клуб есть, так вот в нем…
«Летучий голландец» проплыл мимо и исчез за соседними бунгало.
Невысокие горы на противоположной стороне залива уже были ярко освещены солнцем, пустынные, светло-коричневые, с желтыми, будто нарисованными пятнами.
Банан вновь подумал о том, что он так и не знает, зачем он здесь и что будет завтра.
И — послезавтра.
Вот уже второй месяц, как он просто не представляет, что будет.
— Пошли завтракать! — сказала Марго.
Завтрак оказался странным, без мяса, то бишь — кошерным.
Молочное, рыба, выпечка.
И совсем безвкусный кофе.
Зато свежевыжатый сок. Банан взял себе грейпфрутовый, Марго — апельсиновый.
Он наложил себе полную тарелку золотистых лепешек, хорошенько полив их каким-то тягучим джемом.
Марго была в шортах и майке без рукавов.
На плечах никаких следов не было, как не было их и на запястьях.
Они позавтракали и спустились вниз, прошли мимо бассейна, вышли из ворот и оказались на дороге.
Справа был Египет, напротив — граница Иордании и Саудовской Аравии.
А они были в Израиле.
На самом краю, почти что на Синайском полуострове.
Банан махнул рукой проезжавшему по дороге такси, они сели, Марго попросила везти их в порт.
Туда, где катера, яхты и где швартуются плавучие казино.
В Израиле запрещено играть, но играть можно в нейтральных водах.
Было жарко, уже за сорок, но с Красного моря дул ветер, и Банану было хорошо.
Они проехали мимо обзорной мачты подводной обсерватории, миновали заполненный пляж, позади остался отель «Ла Меридиен», машина повернула в сторону порта, горы подпирали Эйлат с той стороны, откуда они приехали, горы были и с другой стороны, горы, пустыня и ярко-синяя поверхность моря.
Банан посмотрел на Марго, она сидела спокойно, темные очки были подняты на лоб, глаза были усталыми — видимо, все еще не отошла от вчерашней дороги.
А потом он посмотрел на ее голые колени и внезапно опустил руку и погладил — вначале одну, потом другую.
— Странный ты! — сказала Марго.
Машина остановилась, Банан расплатился, и они вышли.
Ближайшая яхта отплывала через пять минут, они вполне успевали.
Добежали до пирса, купили билеты и по шатким мосткам прошли на корму.
Накаченный капитан в джинсах и темной футболке что-то сказал одному из двух матросов, тот начал отшвартовываться.
На яхте кроме них было еще человек десять, Марго позвала его наверх.
Эйлат остался за спиной, за спиной осталась и Акаба с маленькими белыми домиками и летней резиденцией покойного короля Хусейна, яхта шла посреди залива, и Банан вдруг почувствовал, что опять становится свободным.
От себя, от ночных кошмаров, от всего-всего.
Слева виднелись пустынные горы Израиля и Египта. Яхта прошла мимо пограничного пункта Таба, позади остался построенный на египетской территории высотный «Хилтон».
А справа начались уходящие за горизонт еще более одинокие горы Саудовской Аравии, и где-то там, далеко-далеко впереди, были загадочные города Мекка и Медина. Но их не было видно, их не могло быть видно — Банан просто знал, что они должны быть, как позади были Акаба и Эйлат, а еще Иерусалим и Акко, да и Крит с Ираклионом. Как должно быть и много других мест, куда Максима еще загонит судьба, заключенная в этот маленький термос, который он опять потащил с собой, и Марго, смеясь, чуть было не скинула его в воду. Он не дал ей сделать этого, а скинул в воду саму — когда яхта остановилась, и капитан объявил через громкоговоритель, что именно сейчас они находятся на границе четырех стран. Банан нырнул следом и чуть не закричал от того, какой холодной здесь оказалась вода, не больше двадцати трех градусов. Но через несколько минут ему Стало хорошо, и он, перебирая руками за леер, подплывал обратно к трапу, забирался на борт, вновь нырял, справа — Египет и Израиль, слева — Иордания и Саудовская Аравия, а он здесь, в Красном море и он абсолютно свободен, так свободен, как еще никогда!
