— Пора осмотреть салон! — предложил Чак и помог мне подняться. — Ты в порядке? — Он насмешливо заглянул мне в глаза, оценивая последствия кровавого поцелуя.
— Не бойся, вставных зубов у меня пока нет и других протезов тоже, не удержалась я от ехидной реплики, спускаясь по лесенке в полумрак салона.
— Тогда предлагаю самую жесткую программу, — пригрозил Чак и мы с грохотом рухнули на пол между двумя кожаными диванами, привинченными к качающемуся полу…
Потом нам посчастливилось найти совершенно необитаемый остров и высадиться, не теряя времени, в уютную бухточку
ЗАВИДУЙТЕ МНЕ, СКРОМНЫЕ ДЕВОЧКИ!
…Жарко. Но если расслабиться, предвкушая блаженство прохладной волны, хорошо! С мягкостью опытного массажиста солоноватый ветерок оглаживает разнеженное тело, мимолетным поцелуем тайного любовника касается губ и, поиграв резными опахалами коренастых пальм над моей головой, прячется в тень. Туда, где в буйных объятиях жилистых лиан зеленеют кусты, покрытые россыпью истерически ярких цветов.
С галантной небрежностью лишнего, прежде чем затеряться в дебрях, Сол сорвал и сунул одно из этих уникальных изделий природы в вырез моего купальника. Густо-лиловый у сердцевины, в оперении хитро изрезанных, бледнеющих к краям лепестков, цветок теперь следит за мной черным пушистым, окантованным золотыми ресницами «глазом». Следит? Ну уж, это, пожалуй, слишком! Я достаю подарок Сола и отбрасываю подальше в белый горячий песок.
Следов на песке мало. В гладких размывах девственных дюн виднеются взрыхленные борозды, ведущие от блестящей, прилизанной волной кромки к истоптанному пятачку нашей стоянки. Сол тащил из лодки надувной матрац, зонтик, корзину-холодильник с напитками и закуской и, конечно, свою «подружку»? кинокамеру «Эклер». Чак — мою сумку с косметикой и полотенцем и свои супер-клевые ласты. При этом на смуглом мускулистом бедре знаменитого плейбоя расходилась застежка супер-модных плавок.
Вообще, на всем, что теперь имело отношение к Чаку Куину, можно было не глядя ставить знак высшего качества и с большой осмотрительностью печать собственности. Виллу в Беверли-Хиллз он арендовал, шикарные автомобили занимал у дружков, к женщинам относился так, будто брал их напрокат. Даже завораживающее зрителей обаяние Чака словно собрано из кусочков известных образцов: толстогубая улыбка Бельмондо, холодный прищур Сталлоне, бойцовская хватка Норриса, тяжеловесное добродушие шварценеггеровского Терминатора. А почему бы и нет? Из смеси любимых образцов, отработанных клише родилось нечто совершенно новое, из набора затертых штампов — яркая индивидуальность. Ведь самородка Куина делали опытные профессионалы, отлично знающие что к чему.
И сколько не пыхти от зависти или ревности, очевидно одно — Чак великолепен!
Я поднимаю темные очки, чтобы лишний раз убедиться в этом. На безмятежной морской лазури, потрясающе притягательной в соседстве раскаленного песка, виднеется лишь пенный след от мощных бросков загорелого тела. Несколько секунд над водой поблескивает бронзовая спина и кончик алюминиевой трубки — Чак рассматривает что-то на дне. Резкий удар ластами, нырок — и он снова ушел в зеленоватую прохладную глубину. Море опустело. На мгновение я представляю, что сижу так уже давным-давно у совершенно спокойной, гладкой синевы… Вздрагиваю, покрывшись зябкими мурашками. Уф! Чак вынырнул и, сдвинув на лоб маску, смачно высморкался в мою сторону. Умею же я нагонять страх, в особенности, когда все так чудесно, что только и жди подвоха! Стоит понарошку испугаться, чтобы острее почувствовать полноту своего везения, своего несказанного счастья, которое почти не в кайф, когда и опасности никакой и позавидовать тебе некому.
Если бы хоть кто-то мог видеть, какой высокопробный мужской экземпляр устремился ко мне, рождаясь из пены и волн подобно морскому божеству. Сорвав маску и трубку, Чак салютует ими, смоляные кудри увенчаны чем-то алым, литой торс опутан гирляндами ярко-зеленых водорослей, а правой рукой мое божество прикладывает к губам раковину, в которую положено гудеть Тритону. Я замерла, дегустируя детали явления: шагающие по горячему песку сильные ноги, сияющие на солнце мириады капель, покрывших загорелое до черноты тело и… ого! Чак, кажется, потерял плавки, как и предвещал ехидный Сол, осмеявший шикарное новшество. Это ими он обмотал голову: супер-надежная застежка весьма ответственной части мужского гардероба не выдержала напора. Еще бы, такого «Гарри Гудзини», как у Чака, не удержишь никакими оковами.
— Ты наблюдал совокупление мурен? Или тебя возбудили брачные танцы медуз? — приветствовала я издали неожиданную для спортсмена-подводника эротическую форму.
Вместо ответа Чак отбросил «рог Тритона», оказавшийся бутылкой из-под виски, ласты и прочее ненужное сейчас оснащение, и рухнул на меня прохладным мокрым телом. Серебристый надувной матрац и я одновременно взвизгнули.
Опершись руками в песок, Чак навис надо мной наглым мальчишеским лицом, с густых смоляных завитков побежали сотни ручейков. Нос от резинового обода маски слегка распух, на щеках воспоминанием об усах Сальватора Дали отпечатались багровые полукружья, а губы, пухлые губы капризника и сладострастника, побледнели. Он медленно облизнул их, как вурдалак, готовящийся к трапезе, и с воинственным рыком прильнул к моей шее. Я забилась, скатываясь в песок — «только не это!» Но было поздно: беспощадные зубы Чака перекусили бретельку моего нового, совсем недешевого купальника. Ах так! Я увернулась, вскочила, отбросив бюстгальтер. Чудовище, распахнув руки, двинулось на меня. Вываленный в песке Чак выглядел угрожающе, не на шутку давая понять, что именно в таком виде собирается овладеть мной. Мы катались по песку, как гамбургеры в кукурузных сухариках, прежде чем попасть в шипящее масло. Я зажмурила глаза и сжала зубы, спасаясь от сыпучего шквала. И вдруг, — о, блаженство! — моих лопаток коснулась прохладная волна: ловкий Чак, всегда работавший без дублеров, не упустил в пылу ожесточенной схватки главной задачи — продвижения к водной стихие. Еще кувырок — и я вся на её территории. Мягкий, вкрадчивый набег волны, выше, настойчивее… Изображаю бездыханную морскую деву, выброшенную прибоем. Чудесный дар природы, цветок греха с узенькой белой полоской на золотистом бедре, в том месте, где был поясок трусиков, заброшенных неведомо куда. Предоставляю возможность неистовому завоевателю насладиться моим обессиленным телом. Боже, — они накинулись все разом — беспощадная волна, проникающая в самые заповедные уголки, дерзающий Чак и палящее из-за его плечей солнце…
