Бросается к ней, а она вспыльчиво разворачивается. Тогда обходит с другой стороны и снова — в лицо.
— … обещай мне, что никакого «живой не дамся» не будет. Я убью их всех, ты поняла меня? Если кто-то… если ты будешь в опасности, я убью их всех.
Он не может остановиться: сотни предупреждений и аргументов одномоментно толкаются на выходе из башки. А выход пожаром завалило.
— Не буду я клясться! — сама приближается к Роману. — Не буду!
— Выброси это из головы! Кира, очнись!
— Значит, не сади самолет, — кричит она, — не сади!
— Я не позволю! Я не дам этому случиться! Никогда, слышишь!
Он ревет как раненный зверь, преграждая ей путь и заслоняя выход через перегородку.
— Что с тобой? — дышит она сама учащенно. — Что за реакция? Ничего еще не случилось, Рома.
Лучше бы она шлюз открыла и толкнула его. Пускай. Роман как-нибудь бы справился.
Блядь, в этом самолете не развернуться. Дышать нечем. Она собирается уйти.
И все силы — все до последнего атома — уходят на то, чтобы не касаться ее.
Все, что угодно, но только не позволять себе ее трогать.
В венах льдины дрейфуют. Долбанный самолет! Почему она смотрит на него так — озадаченно и надменно. Какого хрена!
— Я не позволю этому случится, — сипит Роман.
— Чему? — с надрывом требует Кира.
— Тому, что ты надумала! Выдумала! Лишить себя… лишить себя… Ты не посмеешь.
— Я назвала обстоятельства. Если не будет другого выхода! Я не смогу по-другому уже! Отстань от меня!
— Стой там, — предупреждает он.
Ее пораженный вздох разносится по кабине как вспышка звездопада в ночном небе.
— Не подходи, — его легкие пружинятся, готовясь выпрыгнуть, — стой там.
— А то что? — едва слышно спрашивает она.
— Не подходи!
Она прислоняется к стенке кабины и рассерженно пинает сумку. Запрокидывает голову.
Роман успокаивает себя разглядыванием кружевной строчки на подоле ее платья. Узор за узором. Сборка нитей расходится цветком то там, то здесь. В какой-то момент Кира шевелится и он уже может поднять на взгляд на девушку.
— Поклянись мне, Кира. Я… прошу тебя, — шепчет он. Выходит зло и отчаянно, но как-нибудь все равно выходит.
— Я не могу, — мотает она головой. — Забудь об этом.
Роман не препятствует приземлению самолета. Закуривает прямо в салоне, и она покидает борт в одиночестве. Пилот неуверенно кивает ему и спускается за девушкой.
Он забирает забытую ею книгу, когда выходит из салона. Не может не видеть ее так долго. На сердце скрежет, и асфальт под ногами кажется раскаленным.
Молчание в машине перетекает в молчание и в ресорт-деревушке. Роман и Кира по очереди обращаются к генеральному менеджеру, администратору и их дворецкому.
Забронированная вилла примыкает прямо к единственной улице Кастильон дель Боско, но настолько большая и уединенная, что легко представить виднеющиеся холмы гольф-клуба нелюдимыми прериями Тосканы.
Он выпивает залпом половину бутылки воды, а остаток выливает себе на пропотевшие волосы и лицо. Из спальни на втором этаже — предназначенной им с Кирой спальни — слышится копошение, и Роман стискивает зубы, отбрасывая бутылку куда попало.
Он хочет ее. Опять стоит колом, и кровь будто загустела смолой. Но достаточно чтобы она просто заговорила. Хоть одно слово!
Он не будет ползти на коленях как дворняга. Дело даже не в унижении. Просто потом сорвется.
Поднятую бутылку отправляет в мусорник на необъятной террасе. Дойдя до беседки, вырубает телефон — потому что… сейчас наделает делов. Например, позвонит Лешею и начнет: найди мне инфу по Морозову больше, паси Бездомного, паси всех, кто знает про статью, опроси соседей и так до бесконечности.
В спальне, оказывается, имеется балкон и когда Роман поднимает голову, они встречаются с Кирой взглядами.
Выглядит задумчивой и немного испуганной. Чего, ну чего ей боятся? Это не он признался, что покончит с собой, если окажется запертым. Или лишенным свободы. Или при чем-нибудь еще, блядь. Навязчивые идеи ему понятны, как никому другому.
Его дырявой башке непонятно, как он оказался в аду похуже, чем двадцать лет тому назад.
Потому что тогда его обвинили в убийстве Арама, который застрелился. Одним туманным британским утром, в теплицах их частного колледжа с тысячелетней историей, Арам нашел способ, как это все закончить.
Вина и впрямь была на Карелине, ведь он не смог спасти его. Арам выпрыгнул из горящего здания своих бед, потому что никто не оставил другого выхода спастись. Арам был его лучшим другом, подельником во всех гадостях и радостях.
А это Кира… Кира. Кислорода без нее не хватает. От всего и сразу — и от злости, и от нежности. Без кислорода жизни не бывает.
— Здесь ванная с нормальным потолком, — кричит она ему неуверенно, но улыбается.
Он стягивает рубашку прямо на улице, и неровным шагом направляется к дверям, глядя на нее неотрывно. Она бросается обратно в спальню, когда Роман ступает на порог.
Глава 19
На нерасстеленной кровати, напротив кованых дверей балкона, перед ползающим по экрану телевизора меню ресорта, они оба кончают ошеломительно быстро.
Кажется, только дух успели перевести после того, как он ворвался в нее и просунул руку между ног, и вот оба исходят на мычание и стоны.
Роман поддерживает ее голову ладонью, еще не выходя из нее и глядя напряженно.
Тысячи вопросов роятся шумным круговоротом внутри Киры, но как же не хочется портить такие моменты выяснением отношений.
Если бы они хоть раз могли поговорить полностью откровенно… Но у нее самой нет подобной роскоши. Должна придержать часть себя глубоко-глубоко, за десятками замков и каскадом цепочек.
— Давай ты не будешь злиться во время поездки.
— Я не злюсь. На тебя. Я в бешенстве на другое.
— На что, Рома? — не может не спросить она.
— На прошлое.
Застегивает ширинку лишь частично и бредет ванную, разуваясь по дороге. При звуке льющейся воды Кира поворачивается к балкону, за которым виднеется безмятежное летнее небо. Одинокое облако напоминает пену морского ненастья.
Она крутит в руках телефон, блокируя и включая раз за разом, будто отсчитывая секунды. Можно прошерстить сотни поисковых запросов, и Кира действительно хорошо знает английский. Если бы зацепка была на родном языке, кто-нибудь уже бы вытянул такое наружу. Она уже сотни страниц изучила про Карелина и его семью на русском языке.
Лучше сделать это дома, выждав момент уединения.
Она даже не в состоянии проанализировать сегодняшний конфликт.
Почему-то Кира мало о чем в жизни жалеет больше, чем о том, что открыла рот и вывалила все ему прямо в лицо. Живот скручивает паленой резиной от осознания какой несдержанной она стала, а все из-за его присутствия. Она вспыхивает по малейшему поводу и не может держать язык за зубами.
Это должно ужасать.
Но какой-то части ее — и Кира не уверена насколько хорошо с ней знакома — уже окончательно все равно.
—//—-
В окрестностях есть много чем заняться, и они сразу же ударяются в активности. После изучения фермы ресорта отправляются на пикник, а затем прогуливаются к развалинам.
Самое интересное в развалинах — как прочно держится стена тысячелетней давности, когда Карелин впечатывает в нее Киру с каждым толчком.
Кира все равно не может перестать краснеть каждый раз, когда он осматривает девушку после. Хотя и знает как по-детски себя ведет.
На пути возвращения к вилле — она бредет сзади, держась за мозолистую руку — накатывает легкое уныние. Она должна расспросить о сегодняшнем инциденте и какое отношение к ее словам имеет прошлое, но откровенные разговоры редко заканчиваются миром.
Та самая часть ее — что безразлична к нарастающей паники из-за потери защитного хладнокровия — не желает докапываться до правды.
Не та часть, что умнее.
А та часть, что жадная.
Пока не хочется открывать этот пыльный, исцарапанный сундук, уверена, оттуда повылазит много чудовищ.
