ноги.
– Помимо прочего.
Нас быстро оформляют, из чего я делаю вывод, что Ник, гость здесь постоянный. И наверняка проводил время не один.
Но все становится не важным, когда нас провожают в нашу комнату, которая охвачена голубым сиянием из-за огромного бассейна с джакузи с боку.
И самое главное, чтобы искупаться здесь, мне не нужен купальник.
– Ты есть хочешь? – спрашивает Ник, стоя сзади, так близко, что сердце заходится в волнении. Его рука уже на талии, чуть придавливает меня к себе. И я помню, что нужно поговорить, но сейчас гораздо острее нужда его коснуться, снова вспомнить его вкус. К попке уже прижат крупный стояк, я уже забыла, что он спросил.
– Что?
– Ты голодна?
– Нет, – он разворачивает меня к себе, вжимает пальцами в себя, словно хочет стать единым целым, второй рукой уже расплетает косу, вплетая в волосы свои пальцы, больно сжимая затылок.
И смотрит. Смотрит. Словно на самое важное, что есть в его жизни. И я почти готова поверить в то, что я для него та самая. Единственная.
– А я уже проголодался.
Он впивается в мои губы, требовательно толкается языком в рот, а я за него хватаюсь, словно стою на самом краю, тугими мышцами наслаждаюсь, от поцелуя млею, сама трусь об его член как голодная кошка. А его правая рука уже на бедре, гладит меня смело, под юбкой копошится. Его пальцы находят край колготок и тянет их вниз, но тишину наших стонов внезапно прерывает телефон.
И Ник спокойно оставляет меня с полуспущенными колготками и тянется к телефону.
Вот так просто. Сразу расставляет приоритеты. И я понимаю его, но мне все равно обидно, пусть и руку он мою из своей не выпустил.
– Да, Ингрид, – говорит он на немецком. – Сколько метров? Этаж? Тогда бери. Я?
Он говорит со своей невестой со стояком, который относится ко мне. Я руку хочу вырвать, но он крепко держит, почти боль причиняет.
– В бассейне. Да. Думаю, часа четыре.
Ага. Пять минут. Не больше.
– Все, до связи.
– Четыре часа? Ты не переоценил свои возможности?
– Знаешь немецкий? Отлично.
– Ничего отличного! – вырываю я руку. – Ты женишься! И не ври, что это не так.
– Я действительно в декабре хочу жениться, но на ком, зависит от тебя.
– Ты издеваешься? Как так можно говорить?! А Ингрид?! Это получается, я соглашусь, ты ее бросишь? Да что ты за человек такой?
– Рациональный, в отличие от тебя, но не лишенный страстей. Прагматик, который сначала думает, потом делает. Мне сорок, мать хочет внуков, да и мне пора заделать наследника.
– То есть либо я, либо она?
– Я бы предпочел тебя, и ты бы предпочла меня, так что давай обсудим, что нам мешает? Помимо твоей слепой веры, что я все еще влюблен в твою мать.
– А разве это не так?! – ору я, уже ничего не понимая, но в дверь стучат, и я от ярости сжимаю зубы. – Нас оставят в покое, или как?
– Это принести выпить и фруктов.
Он берет все у администратора и спокойно, словно только что чуть не трахнул меня, раскладывает все на столе. Поднимает взгляд, смотря на меня, все еще стоящую без движения.
– Принеси нож на той тумбе. Хочу киви порезать.
И я конечно иду и нож ему подаю, смотря как он тщательно все чистит и нарезает. И даже помогаю ему, просто, чтобы отвлечься. Меня ломает, как я хочу его коснуться, а он только посматривает и команды дает.
– Ник. Ну как ты можешь быть таким? Как? Мы обсуждаем важные вещи, а ты спокоен.
– А кому помогала истерика. Ты поплавать-то хочешь или будешь и дальше стоять со спущенными колготами?
Я резко опускаю взгляд, а он улыбку прячет. Придурок. Снимаю колготки, наклоняюсь, чтобы стянуть их с щиколоток и стоп, а когда поднимаюсь, вскрикиваю, потому что Ник, уже до неприличия близко. Ни слова не сказав, накрывает губы, разворачивая меня к столу, на который тут же меня садит, вклиниваясь между ног.
– Весь ужин думал, как трахнуть тебя на столе.
Говорить ему о том, что я и сама об этом думала я не хочу, но стоит Нику меня поцеловать снова, коснуться руками груди, как из головы вылетают все аргументы, которые я придумывала, чтобы с ним не заниматься сексом. Остается один и самый важный аргумент, почему я срочно должна снять с него правильные шмотки и стать той неправильной, что возьмет в руку его толстый, увитый венами член. Один очень важный аргумент. Я не могу иначе. Я этого хочу.
Настенька. Она меня раздражает. Дебильные отмазки, наивность, порой граничащая с глупостью. Но каждый раз, когда я вдыхаю ее аромат, каждый раз, когда я касаюсь ее бархатной кожи, все это кажется не важным.
И я уже готов сделать все, только чтобы быть с ней. Быть в ней. Входить в ее стройное тело, чувствовать, как тугая киска сжимает меня, а сладкие губы раскрываются при каждом стоне. Ее небольшая грудь качается в такт, манит меня твердыми камушками. Один из них я тут же беру в рот, прикусываю, чувствую вибрацию тела. Она передается и мне, наполняет меня жизнью, энергией и все это мне хочется выплеснуть в нее. Хочется заставить подчиняться. Дать понять, что никакие ее глупые установки, никакие парни не позволят мне от нее отказаться. И я толкаюсь в нее снова и снова, чаще, грубее, расплескивая запах дикого секса, ее влаги, своего пота. И эта смесь кружит голову, вынуждает двигаться резче, впечатываться в мягкое нутро, ставить свою печать в глубине тела, которое стало принадлежать мне, как только она оказалась в поле моего зрения. Но мне хочется слышать это, хочется слышать, что она перестала себя обманывать, перестала думать, что мы чужие.
– Настя, глаза открой, – замедляю темп, чувствуя, как по телу пробегают волны жара и наслаждения.
Она закусывает губу, держится за мои плечи, пока я смотрю в ее голубые, осоловелые глаза.
– Двигайся, покажи, как ты меня хочешь.
Она шумно выдыхает, смотрит вниз, туда, где член скрылся в ее складочках лишь на половину, но не пробует и возразить, полностью мне подчиненная. Кивает и пальцами край стола обхватывает, отрывает задницу от столешницы, держит ее на весу. Напрягая руки и мышцы живота. Эта поза позволяет сменить угол проникновения, делая мне еще приятнее.
Я стискиваю челюсти, еле сдерживаюсь, чтобы не начать снова ее таранить и рычу.
– Живее.
Она делает волну
