Глеб.
Голова словно разрывается от мыслей. Выходит, отец не убивал брата? Вернее, дядя Мирон не убивал моего родного отца? И, да… Он поступил разумно и взвешенно – на его месте так поступил бы любой любящий человек. Господи, я ведь ничего не понимал… Верил глазам, но упрямо не верил сердцу… А оно подсказывало, что папа сильно изменился после смерти брата. Мой родной отец любил крепкий кофе без сахара, а папа, что пришёл в наш дом после происшествия, не пил его вовсе… Привычки в еде, одежде, манера говорить, увлечения, поведение и жесты… Он и тогда мало походил на моего папу Андрея, но я смотрел на него детскими глазами и отбрасывал мысли о подмене… Люблю ли я отца? Несомненно, да. Он меня воспитал и пожертвовал своей жизнью ради мамы. Остается вопрос, кто устроил аварию Леры? Отчего-то, я верю словам папы – он не стал бы убивать мою любимую девушку. Да, они сделали все, чтобы мы расстались, подсунули мне эти дурацкие фотографии, женили на Ане Фоминой, но убивать? Вопросы роятся в голове, как пчелы. Кажется, я даже слышу их настойчивый гул.
Сажусь за руль и звоню Свирепому, чтобы поделиться своими открытиями. Тайн больше нет – надо жить дальше и разобраться, наконец, откуда взялась эта Каролина Чацкая-настоящая? Что хочет от моей Кары и почему так ее ненавидит? Такой лютой ненавистью, что стремится убить?
– Я рад, что разговор с отцом принес результат, – живо отвечает Всеволод Иванович. – Он не виноват, ваши отношения только укрепились, ведь так?
– Да, – отвечаю, вспоминая заплаканное виноватое лицо мамы и строгое отца.
Они же столько лет жили с этим проклятым грузом! А надо было все рассказать! Еще, когда Лера услышала и испугалась расправы, неверно поняв слова папы…
– Мы столько лет потеряли, Всеволод Иванович… И мне надо было тогда разобраться, а не верить фотографиям, поговорить с Лерой, а не… Неважно.
– Я подал официальный запрос о Каролине Чацкой. Постараюсь в ближайшее время узнать, откуда она взялась? Почему ненавидит нашу Каролину? И какое отношение имеет к семье Весниных – отцу и деду Каролины. Мне кажется, не может она быть случайным человеком из картотеки… Хм… – Согласен с вами, не может. Старик Веснин не из тех, кто будет разбрасываться случайными документами, да еще и липовыми. Спасибо вам, Всеволод Иванович. Спасибо, что заставили меня пойти на разговор. Видит бог, я его очень боялся… Если бы все оказалось не таким, то…
– Уже все, Глеб. Надо жить дальше, налаживать отношения с женой и распутывать клубок из прошлого. Всего вам хорошего, – прощается он.
Завершаю вызов и бросаю телефон на переднее сиденье. Выруливаю на оживленную трассу, стремясь поскорее попасть домой. Город сверкает огнями, гудит голосами и музыкой, как и мое сердце, полное невысказанных слов… Оно почти ощутимо щемит, а слова внутри меня теснятся, как малыши на линейке, ждут своей очереди, чтобы вырваться на волю из оков молчания…
Паркуюсь на площадке возле ворот и звоню в домофон. У меня есть ключ, но я не могу отказать себе в удовольствии услышать ее короткое протяжное «да» в динамике.
Шагаю по дорожке, вскакиваю по ступенькам крыльца, как нетерпеливый мальчишка, и распахиваю входную дверь, чувствуя аромат пирога уже в прихожей.
– Привет, папочка, – улыбается Кара, заправляя волнистую прядь за ухо. Румяная, разгоряченная от духовки и моего пристального испепеляющего взгляда, она являет собой ослепительное зрелище. Разве в такую женщину можно не влюбиться? Не утонуть в ней, как в омуте и не подчиниться, стать рабом за право обладать ею?
– А я хотел поговорить с тобой, Каролина, – вмещаю в голос всю твердость, на какую способен. Я должен ее отпустить… Хотя бы предложить ей это… Пусть думает, что свободна.
– Что-то случилось? Давай я сначала тебя покормлю? Ты, наверное, уже поужинал? Я знаю твое отношения к моим способностям и помню тот салат… И говядину… Черт, неважно… – опускает взгляд Кара.
– Господи, Кара, ты что? Запах стоит потрясающий. И я поужинаю. И я… – прижимаю ее к груди и вдыхаю аромат ванили, пропитавший ее волосы. – Я люблю тебя. Я скучал… И совсем забыл про тот салат, а суп был вкусный. Зачем ты опять, а?
– Да просто накрутила себя, вот и все. Я переживала о тебе, Глеб. Ты отец Милочки, не хочу, чтобы с тобой случилась беда… Идем пить чай? Я испекла вишневый пирог, Брыкалов его уже попробовал, представляешь? Он мне вишню помогал собирать.
– Ах, Брыкалов? Он сидел в нашей кухне и ел, смотря на мою жену? – хмурюсь я, наблюдая за ползущим по ее щекам румянцем.
– Нет, он поел с ребятами в комнате охраны. Глеб, ты опять? Мой руки и садись, – Кара поворачивается к плите, демонстрируя соблазнительную попку, обтянутую трикотажными легинсами. Черт, вот как мне от нее отказаться? – Ты переживала лишь потому, что я ее отец? Каролина, а сам я…
– Пожалуйста, не надо, Глеб. Я еще не разобралась толком…
– Ладно, забыли. Каролина, я разговаривал с папой. Садись, я расскажу тебе все. Где Милочка?
– На улице. С Юлей играют в классики. Охрана с ними. Трое ребят по периметру и…
– Кара, папа не убивал моего отца. Он виновен в его смерти лишь косвенно.
Каролина садится рядом, а я рассказываю все, что услышал, стараясь сохранить необходимые детали. Разработки, научные открытия, таинственные преступники, которые охотились за секретными формулами… Наблюдаю, как стремительно округляются ее глаза и бледнеют щеки…
– Тебе не плохо? Как сердце? В глазах не темнеет?
– Глеб, то есть тормоза нашей с папой машины испортил кто-то другой? Возможно, враги папы или дедушки? А я всю жизнь винила твоих родителей… Теперь я понимаю, почему они нас разлучили? Боялись, что я начну копаться в этой истории и настрою тебя против них, так? – Кара запивает горькие слова чаем из чашки. – Кошмар какой-то… Значит, Андрей Максимович – не убийца, а благородный спаситель, пожертвовавший жизнью ради твоей мамы? И он… Он тебя растил, воспитывал, отказавшись от своей личности. Подумать только…
– Да, я рад, что набрался смелости и поговорил с ними. Кара, и я сказал, что ты Лера… Прости, не хотелось недомолвок между нами.
– Уже неважно, раз между нами нет конфликта, – бесцветно произносит она. – Ты ничего не поел, Глеб. Ты еще что-то хочешь мне сказать? – поднимает она взгляд.
– Кара, я хочу тебя отпустить… Ты больше не пленница… Можешь считать наш брак аннулированным. Я подумал, что это важно.
– Не понимаю… – вздыхает
