Шолохов. И по его личной просьбе мне, как твоей гражданской жене…
— Чего?! Какой жене?! Ты бредишь! — подкидывает меня.
А ей нравится выводить меня на эмоции. Она улыбается шире и добивает:
— Мне разрешили остаться здесь до завтрашнего утра. Конечно, при условии, что я никак не буду нарушать ваш режим, но на ночь тебя отпустят ко мне в гостевой домик. Ты же не нарушишь приказ своего командира?
— Здесь ни к кому не приезжают на сутки. Как ты себе это представляешь? — раздраженно выдыхаю, очень стараясь не взорваться и не натворить дичи. Хотя руки чешутся придушить эту настойчивую стерву.
— Это потому, что не у всех есть такие родители, как у нас с тобой. Я не отступаю, Захар. Я тебе говорила.
— Да ты не нужна мне, понимаешь?! — все же срываюсь. — Не нужна! У меня девушка есть. Я люблю ее. На кой хрен мне ты, Алиса?! Зачем?!
— У нас с тобой будет вся ночь, чтобы это выяснить. Беги, будущий опер, — кивает на окно, мимо которого проезжает служебная тачка отца. — Начальство приехало.
— Сука! — саданув кулаком по стене, с ноги открываю дверь и бегу на построение к своим.
Майор укоризненно смотрит. Пиздец. Теперь слухи по всем курсам поползут, что мне на базу по блату бабу привезли! Папа будет просто в восторге!
Меня аж трясет всего от бешенства и сорваться не на кого. Сжав челюсти, встаю в строй, стараясь дыханием хоть немного пригасить пожар в венах.
Вглядываюсь в две заехавшие на территорию базы машины. Одну я знаю, отцовская, а вторую еще не видел. Из них выгружается делегация из пяти мужчин примерно одного возраста. Отец с самым высоким званием.
Интересно за ним наблюдать на службе. Это не тот батя, что дома и пиздюлей выпишет, и сериал с мамой посмотрит под ее пирожки и коньячок, и Стасю залюбит своей отцовской любовью. Тут он — большой и серьезный начальник. Сразу видна и стать, подчеркнутая формой, и должность, читающаяся по одному только взгляду. И даже усы как-то в тему.
Пока их приветствуют наши командиры, в отцовской машине открывается задняя пассажирская дверь и над крышей появляется знакомая темная макушка. Сердце начинает захлебываться еще до того, как Стася оборачивается, находит меня взглядом в строю и счастливо улыбаясь приветливо машет ладошкой.
Отец едва заметно показывает ей кулак. Мышонок ныряет обратно в машину, а я хочу в лес. Можно мне еще десять километров, пожалуйста? Прямо сейчас! Очень надо!
Стася
С замиранием сердца смотрю на Захара с оружием в руках. Он такой красивый, мужественный, сильный. Сосредоточенно смотрит в сторону мишени. Плечи развернуты, стойка «стрельба с колена». Его группе отдают приказ и раздается череда выстрелов, за долю секунды разнесшихся эхом по пустырю. Папа следит за результатами в бинокль. Недовольно поджимает губы.
— Вот куда стреляет? — тихо ругается он.
— Промахнулся? — спрашиваю, дёрнув отца за рукав.
— Если бы он промахнулся, я б ему… — снова поджимает губы и всматривается вдаль.
Курсанты поменяли стойку, и группа Захара выполнила еще серию выстрелов. Отец тихо матерится, сплевывает с досады себе под ноги.
— А ты уши закрой, — достается мне. — Он же в десятку почти всю обойму кладет. Какого хрена? С детства со стволом. Не даром отец — мент, — шутит, общаясь с коллегами.
— Да ладно тебе, все равно очень достойный результат выдал, — успокаивают его. — Ему бы в снайперы.
— Не надо нам этого счастья.
Я их особо не слушаю, сосредоточившись на Захаре. Группа меняется. Он встает в строй, бросив в нашу сторону быстрый напряженный взгляд. Тоже сейчас себя грызть будет за то, что у него там что-то не получилось. Это ведь одна из его сильных сторон и самокритики будет вагон, еще и отец добавит.
Ноги у меня успевают замерзнуть. Долго стоим на открытой местности, пару раз перемещаясь от одной точки к другой. Нам показывают целое представление. Смоделированный захват вооруженного преступника с элементами перестрелки и рукопашным боем. Замечаю, как отец прячет в усы довольную улыбку.
— Ладно, прощен, — хмыкает он.
А у меня сердечко быстро - быстро бьется, будто все было по-настоящему. И я очень рада, что все закончилось.
Нас провожают к корпусам. Сажусь на пружинящую кровать, двигаю ближе обогреватель. В городе там мороз не чувствуется, как здесь. Пальцы на руках и ногах начинают отогреваться. Им становится больно.
— Пап, а к Захару когда можно будет подойти? Или мы так и будем издалека наблюдать?
Он откладывает в сторону документы, тоже греет руки, растирая их друг об друга.
— Я уже вызвал. Мне надо отойти, детка. Без меня отсюда ни шагу. Поняла? — киваю, — Захар придет, пусть дождется. И обувь сними. Быстрее согреешься.
— Хо-ро-шо, — улыбаюсь, стараясь унять волнительную дрожь.
Непослушными пальцами развязываю сложное переплетение шнурков, расстегиваю замочки. Хлопает входная дверь, обозначая уход отца. Ступням в носочках у обогревателя становится даже жарко. Подбираю ноги, поставив их на темно-синее шерстяное одеяло. Кровать продавливается, пружины скрипят вместе с петлями открывшейся двери.
— Захар! — взвизгнув, подскакиваю с кровати и висну на его шее.
Он так крепко обнимает, что больно ребрам. От него пахнет морозом и дымом, совсем по-походному, без изысков, дорогого одеколона или кожаного салона его любимого Лексуса. Мне так нравится! Все-все нравится! Я очень соскучилась за неделю.
— Так переживал за тебя, — шепчет он мне в волосы, все время их целуя. — Как ты сейчас, мышонок?
— Сейчас, — улыбаюсь, глядя в его серо-голубые глаза, — просто замечательно. Тебе понравился мой сюрприз? — взмахиваю ресницами, закусив зубками нижнюю губу.
— Отличный сюрприз, — выдыхает в губы. — Опять будешь падать в обморок или можно целовать? — коварно улыбается он.
— Сейчас папа вернется…
— Минут двадцать у нас точно есть. Ему там нормально на уши присели.
Его холодные пальцы касаются моей кожи под свитером. Дыхание перехватывает и от восторга снова кружится голова, но в обморок я второй раз падать не собираюсь. Не хочу еще раз все испортить и набравшись смелости, сама целую его губы.
— Мкхм… — выдает невнятное, забирая инициативу и разворачивая меня спиной к стене. Вжимает в нее своим телом, сильнее впиваясь пальцами в кожу под свитером. Его жадный язык
