class="p1">Что сейчас в душе у Димы я и понятия не имею, может проклинает меня, может отвлекся и забыл о нашем разговоре. Лично мне чертовски хочется выпить, и я прошу хоть что-нибудь. Дима приносит мне стакан виски с кухни, сам говорит, что выпил там, как много я могу лишь догадываться. Напиваться мне не хочется, лишь немножко плывут мысли. Дима не выглядит пьяным, особо расстроенным тоже. Досматриваем фильм, совершенно не помню, о чем он. Так выходит, что оказываемся на кровати.
Страстные поцелуи со вкусом виски, его сильно сжимает ягодицы — все, как и в первый раз, когда мы переспали. Поцелуи становятся все длиннее, руки все настойчивее, Дима срывает с меня кофточку и уж слишком наваливается, мне тяжеловато. Мы балансируем на краю, то, что происходит, уже не похоже на наши обычные прелюдии к сексу. Дима не в меру груб, он перегибает. Каждое его действие причиняет мне боль: попа уже горит от сильного сжатия, грудь, к которой он сейчас перебрался, тоже. Иногда мне нравилось чувствовать боль, только она всегда была приятной и длилась недолго. Сейчас Дима разошелся, я пытаюсь показать, что мне не нравится: поворачиваю голову, чтобы освободиться, спихиваю его руку с груди. Он делает вид, что не понимает и повторяет еще сильнее. Он не может не видеть, что мне неприятно, что я не возбуждена, тем не менее начинает расстегивать мои джинсы. В это же время так целует мою шею, что она серьезно щиплет. Дима все-таки перешагнул за грань, и я уже сильно отпихиваю его, может даже царапаю шею. Он слегка приподнимается, мне этого достаточно, чтобы выползти и схватить свой телефон, который лежит возле подушки. Кручу головой и вижу два темно-бордовых засоса на шее.
— Ты совсем охуел? Ты что, блять, сделал?
Смотрю на него с искренней злостью. Дима садится на кровать и смотрит на меня. Мне бы хотелось, чтобы появилась хоть тень сожаления, даже гнева нет, Дима не будет вскакивать и насиловать меня, я это вижу. Его глаза превратились в черные дыры, в них абсолютно ничего нет. Я срываюсь с кровати и поднимаю его джинсы с пола, как сумасшедшая, вытаскиваю ремень и вкладываю его в руку Димы. Он смотрит на меня, только ощущение, что куда-то сквозь.
— Хочешь трахать меня, как шлюху? Ну давай. Бери ремень, можешь меня душить им, чтобы я почти задохнулась, потом отпускать и повторять-повторять, блять! Можешь бить, желательно пряжкой, пусть синяки такие будут, чтобы на жопу сесть не смогла. Ну чего ты? Ты же так хотел, давай, я готова!
Дима все еще молчит, бросает ремень на пол и все смотрит. Не хочу разбираться в его настроении, мне бы со своим совладать, и иду на кухню. Усаживаюсь в одних джинсах с голой грудью на барный стул и наливаю полный стакан виски. Выпиваю залпом, когда ставлю стакан, ко мне подходит Дима.
— Прости, — тихо говорит он.
Он впервые извиняется за то, что сделал. Все остальные синяки и грубости мы забывали. За засосы решил извиниться, я не обижаюсь, если честно. Он не такой, Дима хотел бы заботиться о своей женщине, радовать ее и беречь, я уверена в этом, это все с ним делаю я. Непреднамеренно я открываю в его душе дверцы, выманивая все худшее. Диме нужны нормальные отношения, ему тяжело быть любовником, он понимает, что я не буду его, и срывается. Я уже спокойна, только это плохое спокойствие. Мне стало все равно: засосы и засосы, изнасиловал бы меня, если бы я не вырывалась из всех сил, ну и ладно. Что-то разорвалось во мне, смотрю на стакан и говорю:
— Ты даже представить не можешь, насколько он нежен со мной в постели: миллиард поцелуев, объятья… Он всегда боится сделать мне больно, всегда такой ласковый и заботливый. А я почти всегда, когда он только и делает, что осыпает поцелуями мое тело, думаю, что не заслуживаю этого. На самом деле я не заслуживаю его, — ничего не жду от Димы, я говорю это не совсем ему. Диме адресованы только последние мои слова: — Я, пожалуй, пойду.
Дима ничего не говорит и не выходит из кухни, я одеваюсь и уезжаю. Разумеется, Дима не бежит за мной, крича, что совершил ошибку, не пишет мне тысячу сообщений и не звонит. Скорее всего, Дима так и сидит на кухне с бутылкой, может пьет. Он знает, что я больше не приеду. И я это знаю, самое печальное, что от этой мысли мне не весело, не грустно, мне никак. Уверенна, мои глаза стали копиями его, теперь я учусь смотреть черными дырами.
Скрыть такие огромные засосы оказалось довольно сложно, мне пришлось купить специальный грим для актеров и наносить его каждое утро и перед сном. Я продолжаю писать книгу, стараюсь не писать больше главы в день, а то расходую слишком много своей энергии. После того, как с моими глазами произошло что-то необратимое, я решила, что пора менять свою жизнь, что так жить я не хочу и не буду.
Я сидела на кухне и ковыряла красивое муссовое пирожное ложечкой, когда Андрей подошел ко мне. У нас уже были не лучшие отношения: мало общались, мало целовались, о сексе я вообще молчу. Мы не ругались, хотя лучше бы ругались, так хоть какая-то эмоциональная связь сохранилась бы. Андрей присел рядом и своим решительным взглядом заставил меня посмотреть на него.
— Мира, в последнее время у нас были сложности, проблемы с взаимопониманием, ссоры. Я считаю, что нужно что-то сделать, чтобы вернуть все на свои места, ведь нам может быть хорошо вместе.
— И что ты предлагаешь?
— Давай поедем на дней пять куда-нибудь за город или вообще в другую страну. Я хочу все вернуть, хочу, чтобы мы вспомнили, как это быть влюбленными в друг друга. Выбирай место, через два дня и поедем.
— Оставишь свою работу? — печально улыбаюсь я.
— Конечно. Работа подождет, я хочу наладить с тобой отношения, хочу, чтобы не было недосказанности и обид. Так что, куда ты хочешь?
— Хочу в свой домик в Юрмале.
— Отлично, прямо сейчас закажу билеты на самолет. Я люблю тебя, Мира, — Андрей подходит ко мне и целует в макушку.
— И я тебя.
Мне нравится идея Андрея. Нужно попытаться сохранить то, что было между нами, разрушать всегда легче, чем сохранять. Я решаю попытаться полюбить Андрея сильнее, чем сейчас, вызвать в себе не только уважение
