— Что это? — поднял он полные отчаянного удивления глаза.
— Что? — ответила хрипло, неестественно.
— Тут дата рождения — пятое сентября! А ты говорила… Погоди, Надь… Это что же у нас получается? О господи!
С минуту они смотрели друг на друга, не мигая. Она не могла слова сказать, будто поразило, он же, было видно, с трудом силился принять в себя свалившееся на голову прозрение. Нет, не было испуга в его глазах. Скорее изумление, сопряженное с ужасом воспоминания. Да и кто бы в такой ситуации не испугался да не изумился…
— Чего это вы тут? — вывела их из прострации появившаяся в дверях заспанная Лиля.
Они оба синхронно повернули головы, смотрели, будто не видя. Надя первая пришла в себя, цапнула из Сережиных пальцев Вероникино свидетельство о рождении, торопливо сгребла оставшиеся бумаги в кучу.
— Ничего, Лиль! Вот, документы смотрим…
— А, понятно. Сереж, как дела? Все получилось с арендой?
— Да, все нормально. Завтра с утра можно договор забирать.
Голос у него дрожал, рука воровато шарила по столу, кадык дернулся непроизвольно вверх-вниз. На Надю он не смотрел, старательно отводил глаза в сторону.
— Да что с тобой? Что тут происходит?
— Ничего. Все нормально, Лиль…
— Ну, если нормально, пойдем спать. Тебе завтра вставать рано.
— Да, иду…
Уходя, он оглянулся, посмотрел ей в глаза быстро и довольно решительно. «Завтра обо всем поговорим» — так она прочитала его взгляд…
* * *
Всю ночь Надя ворочалась с боку на бок. Потом оставила попытки заснуть, лежала, глядела в темный потолок. Нет, как же так можно — зазеваться и не заметить, как он опасную бумагу в руки взял? А теперь что — он все знает, и надо как-то с этим жить…
Только вопрос: как? Причем под одной крышей жить. Бедная Лиля — ей-то за что?
Взяла и свалилась на нее проблема в лице какой-то там родственницы с ребенком, да и не просто ребенком, а родной дочерью мужа… Как будто ей одного Мишеньки мало…
Конечно, она ничего про Веронику не узнает. Сережа ничего не скажет. Но сам-то… Он-то теперь знает! И как себя дальше поведет в этой ситуации — неизвестно. Он же такой прямой, честный! А она, выходит, совсем бесчестная, если влезла в чужую семью, пусть и непреднамеренно.
Господи, что дальше-то будет?
Проснулась и заплакала Вероника, видимо почуяв напряженное состояние матери. Припала к груди, успокоилась. Надо же, какое счастье, что после всех потрясений молоко не пропало…
С этой хорошей мыслью Надя заснула. И проспала все утро, пока Лиля не постучала в дверь.
— Надь, у тебя все в порядке?
— Да, — подняла девушка сонную голову от подушки.
— Тогда вставай, выходи на кухню, разговор есть.
Что-то испуганно оборвалось в груди от интонации в Лилином голосе. Неужели догадалась? Нет, не может быть, с чего бы… А если и догадалась, то пусть… Так даже лучше. Все одним разговором и разрешится. Нельзя жить во вранье.
Надя натянула халатик, наскоро умылась, вышла на кухню. Лиля сидела за столом, сложив руки перед собой и решительно сжав губы. Совсем другая: деловая, неулыбчивая, холодная.
— Садись. Я Мишу к соседке отправила, чтобы спокойно поговорить. У нее ребенок такого же возраста, пусть поиграет. Значит, так. Слушай меня внимательно…
И вдруг замолчала, отвернувшись к окну, принялась нервно качать ногой, красиво перекинутой на другую.
— Я слушаю, — прервала Надя неловкую тягучую паузу.
— Да знаю, что слушаешь. Видишь, начать никак не могу. Все утро слова подбирала, а теперь они из головы вылетели! Не знаю, как сказать… Сволочью распоследней себя чувствую, понимаешь?
— А ты прямо скажи, без лирических отступлений. Ты хочешь, чтобы я уехала, да?
— Надь! — резко повернула к ней голову Лиля. — Правильно все говоришь, именно этого я и хочу! Понимаю, что это бессовестно и бесчеловечно с моей стороны, но да, хочу! И даже могу объяснить, почему!
— Да не надо, Лиль…
— Нет, почему же? Объяснение слишком простое — я очень люблю своего мужа. Я, можно сказать, его сама себе вот этими руками из ничего сотворила! Вы его там, в своей деревне, уничтожили, а я из пепла воссоздала, достоинство вылечила, заставила в себя поверить! Сережа сейчас другой совсем человек, ты что, не видишь?
— Да, другой…
— И он мой, только мой, и мы абсолютно счастливы вместе! А лишние свидетели счастью не нужны, как бы жестоко это ни звучало. Сама подумай — чего ты тут будешь третьей лишней? Вот ты все время повторяешь — неловко, неловко… Ведь и впрямь страшно неловко, если вдуматься. И тебе, и мне, да и Сереже, по большому счету. Он, конечно, очень добрый и щедрый человек, но ты должна понимать, что нельзя до бесконечности этим пользоваться.
— Я поняла, Лиль. Сейчас соберусь и уеду.
— Да куда ты, господи… Кто и где тебя ждет, — обреченно махнула рукой Лиля, досадливо отвернувшись к окну. Помолчав, проговорила уже спокойнее: — В общем, я все за тебя придумала, Надь…
Кашлянув и поелозив на стуле, она устроилась поудобнее, выпрямила спину, чуть двинулась корпусом вперед, заговорила быстро, решительно:
— Поедешь в Заречье, там тетка одной моей подруги живет. Это недалеко, всего десять часов езды на поезде, но это уже другая область, не наша. Ну, в общем, неважно. Женщина хорошая, еще не очень старая. И дом у нее хороший, с садом, мы с Ленкой как-то туда отдыхать ездили.
— Нет, спасибо, Лиль. Я лучше домой поеду.
— Да Серега же тебя в два счета найдет, будет совестью мучиться, что ты одна пропадаешь. Только и станет туда-сюда шастать. В конце концов тем и кончится, что снова тебя сюда привезет. А может, ты сама так хочешь, а? Чтобы он заботился, судьбу твою устраивал? Только честно?
— Да ничего я такого не хочу!
— Ты ведь ему никто, по сути! Бывшая родственница, не более!
— Да. Я ему никто. Действительно, у вас своя семья, свои заботы. Я правда не хочу мешать.
— Честно?
— Честно.
— Ну, тогда слушай меня… У тети Любы будет очень хорошо, Надь. Она женщина добрая, милосердная, с большим удовольствием тебя примет… Тем более дети у нее разъехались, скучно одной. И с ребенком поможет, и на работу потом устроишься…
— Но как же я, как снег на голову…
— Да что ты, какой снег! Я уж с утра позвонила… Она сказала, что на станции тебя встретит. Только надо билеты на поезд успеть купить… Денег я тебе на первое время дам! А потом еще пришлю, переводом! По-моему, вполне нормальный вариант, Надь… И для тебя, и для меня, и для Сережи… Единственно мудрое и правильное решение…
— А Мишенька? Что же с ним будет?
— В каком смысле?
