– Он с бабушкой и дедушкой на даче. – Голос у Риты неожиданно сел.
Только сейчас до нее дошло, что она останется с Николаем наедине, а квартира – не офис, открыть двери на лестничную клетку для проветривания не получится. Да и соседи, если что, спасать не прибегут. Дом элитный, публика богатая, поэтому визгом и воплями удивить или заинтересовать здешних обитателей сложно.
– Отлично. – Николай оживился и даже потер вспотевшие ладони.
– Коля, – проникновенно шепнула она, – я надеюсь, что ты меня не разочаруешь и не обманешь мое доверие.
– Ни за что! – пылко подтвердил он, пытаясь сообразить, какие именно из ее надежд он не должен обмануть: оправдать свою половую принадлежность или, наоборот, изображать романтика, способного ждать, издыхая от мук платонической любви.
Квартира была умопомрачительной. Коля шлялся по комнатам, словно на экскурсии в музее. Обламываются же кому-то безвременно почившие в Америке дяди и двоюродные прабабушки, так почему же ему не может наконец-то повезти с богатой женой, при которой можно с одинаковым успехом как работать, так и стать домохозяином, с радушной улыбкой встречающим с работы утомившуюся за день супругу.
Рита со скоростью метеорита приготовила кофе и буквально насильно влила его в никуда не торопившегося кавалера.
Выхлебав свою чашечку, он развернулся к Маргарите и призывно улыбнулся.
«Сейчас полезет целоваться», – с омерзением подумала она и воодушевленно выпалила:
– Я так давно ждала этого момента, но…
– Что? – напрягся Николай и обеспокоенно поерзал по дивану.
– Сейчас я понимаю, что ты слишком много значишь для меня. Я не могу опуститься до банальной интрижки. Я хочу, чтобы все было так, как я мечтала в детстве: свадьба, белое платье и потом уже все остальное. Мы ведь понимаем друг друга и хотим одного и того же, я права?
Завороженный словом «свадьба», словно юная институтка, Коля заторможенно кивнул и поинтересовался:
– А что – остальное?
Вопрос выскочил из него сам, как горох из разорвавшегося мешка, но вернуть назад эту глупость было невозможно.
– Остальное? – Рита покраснела. – Ну… это все остальное.
– А, ну конечно, понимаю. – Коля пресек ее попытки объясниться, решив понимать остальное в широком смысле допустимых значений, поскольку сузить этот круг никогда не поздно.
Все его женщины и юные девочки из далекой молодости, и нынешние, слегка увядшие дамочки, хотели его на себе женить. Это читалось в их жестах, глазах, слепой готовности угодить, заманить, а затем захомутать, как туповатого рысака. Они прихорашивались, затягивали талии, запихивали поролон в лифчики, часами просиживали в парикмахерской, раскрашивали лица и ногти, обвешивались дорогими и не очень побрякушками с одной целью – понравиться. Понравиться и приручить. Все они желали перешагнуть из статуса любовницы в гордый статус жены, но ни одна не двигалась к цели с такой космической скоростью. Объяснить это можно было только одним – крайней степенью перезрелости томившейся в одиночестве невесты и сумасшедшей любовью с первого взгляда, пронзившей сердце богатой и красивой матери-одиночки.
Рита с удивлением наблюдала за женихом. Похоже, подобные темпы его не напугали. И дура она была бы, если бы послушала Лидку и обхаживала этого индюка, постепенно подводя к вырытой для него яме.
У нее опять мелькнула мысль, что что-то не так и нормальный мужик уже давно бы грохотал ботинками по лестнице, спасаясь от столь активной бабенки. Было ужасно обидно от осознания, что его здесь держат меркантильные интересы. Не она, такая ухоженная и привлекательная, а ее счет в банке, пачка долларов в кошельке, дорогущая квартира и перспектива заработать еще не один чемодан денег в американской валюте. Рита ненавидела его за это, потому что ее план был другим. Николай должен был влюбиться в нее так же сильно и безоглядно, как она много-много лет назад, а потом страдать, как она.
– Жаль, что мужики не залетают, – на полном серьезе поддержала ее тогда Лида. – Этого тебе будет не хватать для полноты картины.
Вероятно, он и влюбился бы, но у Риты не хватило выдержки. Она чувствовала, что не сможет долго терпеть его рядом. Это было равносильно долгому ношению в кармане одуряюще вонючего французского сыра.
– Так, значит, вы согласны? – От волнения Рита снова перешла на «вы».
У нее дух захватывало от скорости развития событий. В этом чудилось что-то ненормальное, гротескное, такого не могло быть в реальной жизни, но этот фарс и не являлся реальностью. Это была постановка, плохо продуманная неопытным главным режиссером, отдававшая дешевым балаганом. Но большего этот слизняк и не заслуживал.
Взяв с него клятвенное обещание молчать дома и на работе и категорически отказав в прощальном поцелуе, Маргоша с облегчением выпроводила слегка обалдевшего от впечатлений кавалера. Прелюдия к первому действию неожиданно перешла в финальный аккорд. Для генеральной консультации срочно требовалась Лида, жутко недовольная поздним звонком.
– Рит, ты на часы смотрела? – Голос у Лидки был не сонный, но утомленный и злой.
– У тебя климакс или критические дни? – весело поинтересовалась Маргоша, распираемая новостями.
– Доктор, я вас не вызывала, к чему эти вопросы? – раздраженно парировала подруга.
– Можно, я к вам без вызова, пациент? А то у меня руки чешутся.
– Приезжай, почешем, – разрешила Лида, но восторга в ее голосе не прозвучало.
Рита влетела в квартиру, едва не опрокинув замотанную в толстый синий халат подругу.
– Ты что в такую жару утепляешься? – Маргоша жизнерадостно дернула широкий пояс и тут же получила от Лидки по рукам.
– Если бы ты приперлась хотя бы часа четыре назад, – желчно сообщила Лидуся, – то я бы с удовольствием поддержала беседу. Но, учитывая, что на улице темная ночь и все более-менее нормальные люди спят, я дико интересуюсь: а нельзя ли подождать утра, а то, знаешь ли, мы, старые и страшные каракатицы, по ночам привыкли спать. Это, конечно, от безысходности и отсутствия прочих вариантов времяпрепровождения, но тем не менее организм требует крепкого и здорового сна, а не бесед с тобой на тему проблем с теплообменом в моем организме.
– Во как тебя придавило-то, – сочувственно хихикнула Рита. – Мужика тебе надо для тонуса.
– Купить?
– Охмурить!
Лида презрительно сморщилась:
– Каким местом я его охмурю? Кошельком? Мне не нужен альфонс.
– У тебя комплексы. Их пора лечить, а то скоро твою крышу ни один ремонтник не поправит. Будь проще, и люди к тебе потянутся.
– Я не Ленин, чтобы на дому ходоков принимать. И мне не надо, чтобы ко мне тянулись! Ты, вообще, чего приперлась среди ночи: жизни меня учить? Трехногий безногого никогда не поймет, так что давай, Макаренко, подол в зубы и в гостиную на диван. Белье в шкафу. Спокойной ночи!
