– Охмурить!
Лида презрительно сморщилась:
– Каким местом я его охмурю? Кошельком? Мне не нужен альфонс.
– У тебя комплексы. Их пора лечить, а то скоро твою крышу ни один ремонтник не поправит. Будь проще, и люди к тебе потянутся.
– Я не Ленин, чтобы на дому ходоков принимать. И мне не надо, чтобы ко мне тянулись! Ты, вообще, чего приперлась среди ночи: жизни меня учить? Трехногий безногого никогда не поймет, так что давай, Макаренко, подол в зубы и в гостиную на диван. Белье в шкафу. Спокойной ночи!
– Лидка, да я не учить, я советоваться!
– Я поняла. Особенно предисловие к таким выводам располагает. Даже боюсь предположить, про что совет держать будем.
– Кофейку нальешь? – Маргоша умильно хлопнула ресницами.
Но Лида не сдалась:
– Я по ночам пью валерьянку, когда мне коты, соседи или прочие индивидуумы спать мешают. Но никак не кофе!
– Я не кот, орать не буду. – Рита навесила на лицо выражение уморительной серьезности, но щеки предательски лучились ямочками распиравшей ее улыбки.
– Ну, чего у тебя опять? – покорно вздохнула Лида, усевшись на диван и заботливо прикрыв ноги халатом.
Халат походил на тяжелое одеяло, и даже смотреть на подругу в этом коконе было душно. Халат, как и большинство вещей в этом доме, был мужским. Лида словно мстила так неласково обошедшейся с ней природе, усугубляя свою неженственность. И лишь нелепые любовные романы выдавали ее скрытую обиду и желание все изменить. Но даже самой себе она в этом не призналась бы. Потому что ничего изменить нельзя.
– Я предложила ему руку и сердце! – нервно хохотнула Маргоша, тревожно ожидая Лидкиной реакции.
Подруга даже не стала спрашивать, кому именно был предложен этот набор.
– И он тебя послал, – удовлетворенно подытожила она.
– А вот и нет!
– Ты устроила стриптиз на столе, довела мужика до истерики, а потом резко выключила свет и музыку, заявив, что если он хочет продолжения, то должен подтвердить готовность жениться, – предположила Лида.
– Фу, какая ты развратная, – смешно надула губы Рита. – Не меряй всех по себе.
– Да уж, в моем исполнении все должно быть с точностью до наоборот. Истерика у него была бы стопроцентная, только шантажировать его пришлось бы угрозой продолжения. А так: если женишься, то перестану пугать тебя своими прелестями, немедленно оденусь и даже разрешу выйти из помещения, – задумчиво проговорила Лида. В ее голосе сквозь прорехи в сарказме звучала откровенная безысходность.
– Лидка, он хочет развестись с женой и жениться на мне.
– Поздравляю!
– С чем?
– С грядущим торжеством.
– Лида, ты язва!
– Да, а ты невоспитанная баба, которая приперлась среди ночи к рабочему человеку и грузишь его всякой мутью.
– Ой, скажите, рабочий человек! – фыркнула Рита. – А чегой-то я у тебя ни кайла, ни лома в прихожей не углядела?
– Так, чего надо? Конкретно от меня. Я тебя сейчас быстро проконсультирую, и мы ляжем спать.
– Ладно, тогда схематично. Если мы собираемся пожениться, то предложить ему переехать ко мне или просто сообщить об этом Таньке? Или лучше, чтобы переехал с вещами?
– Для кого лучше?
– Слушай, Лидка, проснись уже и реагируй грамотно! Для меня лучше. Я о ком сейчас беспокоюсь? О себе любимой! Мне надо, чтобы сначала Танька поняла, как это здорово, когда у тебя мужика уводят, а потом, чтобы до этого уродца дошло – каково это быть брошенным!
– Одна ошибка, но капитальная. – Лида сразу подошла к сути. Или она действительно была такая умная, или мозговую деятельность простимулировало жуткое желание отвязаться от Маргоши и лечь спать, но она ухватила самую суть, довольно обидную для Риты: – Он тебя не может любить. Не потому, что ты недостойна, а просто не умеет. Пользоваться умеет, а любить нет. Ты, надеюсь, понимаешь, что женится он не на тебе, а на твоем антураже: тачка, квартира, зарплата.
– Понимаю, – скисла Маргоша.
– Поэтому глупо ждать, что он останется с разбитым сердцем. – Лида подняла указательный палец. – Но можно оставить его с разбитым корытом!
– Опять ты со своим мордобоем, – махнула рукой Маргоша. – Тебе бы, Лидка, мужиком родиться.
– Можно подумать, что я родилась бабой, – скривилась Лида. – Ты не умеешь слушать. А вообще, надо было в детстве Пушкина читать. Корыто в данном случае не лицо, а материальное благополучие. И ты, как золотая рыбка, ему уже всего наобещала.
– Я не обещала!
– Дай умному человеку договорить! Ты своим сватовством ему надавала авансов, и он в мыслях уже давит пружины на твоем дорогущем матрасе, плавает, как кусок… в твоей джакузи, жрет еду из твоего холодильника и обкатывает твою машинку. Оставь его с носом! Это для такого приспособленца, поверь, больнее, чем просто разбитое сердце.
– Что-то я порядок действий не поняла, – заинтересованно заелозила в кресле Маргоша.
– Давай по пунктам: он переезжает к тебе, значит, спите вы вместе…
– Нет!
– Не ори. А как? Ты повяжешь пионерский галстук и станешь изображать несовершеннолетнюю школьницу?
– Нет, я ему сказала, что до свадьбы не могу. Он согласился ждать.
Лида хохотала, как филин на болоте, пугая соседей своими всхлипами и уханьем. Рита тоже развеселилась за компанию, не понимая, что именно так развлекло подругу.
– Представляю. – К Лидке наконец вернулся дар речи, и она попыталась объясниться, срываясь на захлебывающийся хохот: – Что он про тебя подумал?
– Подумал, что я обычная порядочная женщина!
– Такие песни да в наше-то время! Он как минимум решил, что тебе есть что скрывать от него, поэтому в лучшем случае ты – гермафродит, а в худшем – у тебя там зубы! Нет, но каков мужчина! Цени, его не пугает эта страшная неизвестность! – И Лидка грохнулась на диван, всхлипывая от смеха.
– Дура, – надулась Рита. – Думаешь, мне не противно, что он не в глаза мне, а в кошелек смотрит?
– А он тебе так дорог, что непременно надо охов-вздохов под луной?
– Нет, но как-то гадко.
– Месть вообще гадское чувство. Если хочешь вырасти в своих глазах и почувствовать себя великодушной, то прости его.
– Ни за что!
– И очень правильно. Справедливость должна торжествовать. Так вот, ближе к делу: он переезжает к тебе, и вы, как это ни дико звучит, не спите вместе. Переезжая к тебе с вещами, он заявляет жене, что все кончено, любовь ушла за горизонт, чувства пожухли, а морда завяла. Здесь два варианта: либо она приходит бить сопернице лицо, а я так понимаю, что Танька не из тех, кто молча утрется, или ты опережаешь ее и заявляешься в квартиру сообщить: вот она я, настал час расплаты, и далее по сценарию. Но ты можешь не успеть закончить свой сольный номер, поскольку бить тебя начнут раньше. Соответственно, сообщать о свершившемся возмездии я бы рекомендовала на нейтральной территории, тем более что дома дети, а их травмировать подобными разборками нельзя. Но разговор с Татьяной должен происходить уже после того, как твой Колясик переедет к тебе с фибровым чемоданом, набитым дорогими его сердцу вещами. То есть когда супруга накостыляет ему по полной программе, а он скажет ей на прощание много добрых слов, которые в твоем исполнении ее вряд ли тронут, а вот в его – очень даже впечатлят. И она тоже успеет дать ему множество всяких характеристик, тем самым предоставив тебе замечательную возможность остаться выше всех этих дрязг, при том, что каждое действующее лицо будет облито помоями с ног до головы. Очень эффектным будет ход, когда ты, сказав Татьяне основное, вернешь ей супруга. Вернее, скажешь, бери, мол, мне такое не надо. Это будет как с презервативом: взял, примерил, не подошло. Ах, заберите этот, дайте другой. И пусть она со своим Колей делает что угодно. Это уже не твои проблемы. Колясику заявишь: мол, взяла яблочко, шкурку очистила, а теперь лежи, окисляйся. Есть не стану, потому как у меня психологическая травма десятилетней давности.
