– Туда не надо.
– Почему?
Ян взял ее за руку и решительно повел дальше.
– Там начинается территория, где вам лучше не показываться. – Якобина хотела что-то возразить, но он не дал ей раскрыть рот. – Дальше начинаются опиумные притоны, игорные дома и… ну… – Он нервно поскреб шею. – Заведения.
Якобина поняла не сразу.
– Ох… – Она с опаской покосилась в сторону, куда едва не пошла.
– Не думайте, что я слишком оберегаю вас от неприличных сцен, – тихо сказал он и сжал локоть Якобины. – Но на это вам не стоит смотреть. Честное слово. Кроме того, там опасно, даже днем и даже со мной. – Он отпустил руку Якобины и усмехнулся. – И Грит устроит мне настоящий разнос, если узнает, что я водил вас туда.
Якобина кивнула, но закусила в задумчивости нижнюю губу.
– Я вот только одного не понимаю, – проговорила она через некоторое время. – Для ну… ну… – Ее щеки горели, и она едва не глотала слова. – Для… ну… таких заведений нужны… все-таки… женщины.
Он засмеялся.
– Да, это в природе вещей.
– Но я здесь не вижу никого похожего, – немного озадаченно возразила Якобина. – Кроме двух-трех очень старых китаянок, все остальные мужчины.
Ян глубже сунул руку в брюки и усмехнулся.
– Меткое наблюдение! Видите ли, столетиями на Яву прибывали десятки тысяч китайцев. Тут они за мизерную плату работали в порту, на складах и на плантациях. Их заработков не хватало, чтобы привезти себе из Китая невесту и сыграть свадьбу со всеми церемониями, которые диктует обычай. Да и в Китае родители не очень-то хотели отправлять дочерей на Яву, к мужчинам, которые порвали всякую связь с родиной и не обладали никаким престижем. Поэтому, – он тяжело вздохнул, – китайцы брали в жены местных женщин. Большинство китайцев, которые тут живут, уже не чистые китайцы, а перанаканы. То есть «потомки» по-малайски, – пояснил он, увидев вопросительный взгляд Якобины. – Или буквально «дети страны». Со временем в их среде возникла собственная культура, в основе своей китайская, но с малайским и яванским влиянием. Да и собственный язык, «баба малай» – смесь малайского и диалекта хоккиен. – Его губы презрительно скривились, и он добавил: – Нашему правительству китайцы милее, чем коренное население, а перанаканы еще милее, потому что они тут уже укоренились. Между прочим, они честолюбивые и хорошо ведут дела, а значит, и налоги хорошо платят. Но, хотя китайцев и перанаканов обычно объединяют, в повседневной жизни разница между ними играет существенную роль. – Он замолк и потер большим пальцем нижнюю губу. – Теперь переходим к вашему вопросу. Жены и дочери перанаканов живут очень закрыто, если они высокого мнения о себе. А в заведения женщины и девушки попадают против своей воли. Нелегально. Их привозят из Китая – живой товар.
Якобина резко остановилась; ее лицо выражало возмущение.
– Почему же это допускают? Я имею в виду…
Ян тоже остановился и посмотрел на нее с мягкой улыбкой.
– Потому что никто не поднимает шума. Мы, нидерландцы, хоть и считаем себя хозяевами острова, но мы тут совсем не то, что британцы в Индии. Мы не пытаемся силой насаждать нашу культуру и не навязываем никому наши ценности. Так что пускай китайцы делают, что хотят. Пускай малайцы и яванцы и дальше живут по своим обычаям. Пока это не мешает нам получать хорошую прибыль и жить припеваючи. – Он сунул руки в карманы и презрительно хмыкнул. – К тому же немало чиновников и офицеров проводят в тех пещерах греха свои вечера и ночи.
Якобина молча смотрела в одну точку; ее сердце громко стучало, отдаваясь в ушах; ей было плохо.
– Что, наговорил я вам всяких гадостей? – бережно спросил Ян, а она храбро покачала головой. – Пойдемте. – Он легко тронул ее за плечо. – Сейчас я покажу вам красивую картинку.
Потрясение и растерянность проходили очень медленно. Якобина стояла рядом с Яном, облокотившись на белые лакированные перила моста через канал, и смотрела на китайские домики с загнутыми крышами. Высокие деревья шептались на легком ветерке по обе стороны от моста, на другом берегу шелестели пышные кроны пальм. По каналу проплыли одна за другой две плоскодонки. В первой лодке китаец поднял руку и приветствовал их – Ян ответил ему.
– Как здесь красиво, – прошептала Якобина. – Словно мы оказались уже в другой стране.
– Так и есть, – тихо ответил Ян и, сцепив пальцы, тоже облокотился на перила. – Китайцы и перанаканы живут в собственном мире. Так же, как малайцы в их кампонгах, а мы, белые, в наших кварталах. Границы между этими мирами иногда не очень заметны, но все же существуют.
– Знаете, – через некоторое время проговорила Якобина, – я могу понять наших соотечественников, устроивших тут Остров блаженства, как вы его назвали. Бастион против таких некрасивых вещей.
– Дело вот в чем, – задумчиво возразил Ян. – Власти острова закрывают глаза на то, что творится вокруг на море. Но ведь и процветание острова зависит, прежде всего, от моря. Увы, правда в том, что причины многих безобразий кроются на острове.
Якобина задумчиво кивнула. Потом пристально посмотрела на Яна.
– Почему вы рассказываете мне все это? И показываете?
Ян повернулся к ней, опираясь локтем на перила.
– Потому что чувствую, что я могу вам это показать и рассказать. Потому что мне кажется, что вы умеете смотреть правде в глаза. Видеть ее такой, как она есть. Потому что вам милее правда, а не приукрашенная ложь, и вы не прочь заглянуть за фасад.
Якобина опустила голову, пытаясь скрыть румянец. Она обрадовалась, что он так думает про нее.
– Это так редко бывает, – продолжал он. – Тем более на Яве. И мне в вас это нравится.
Она покраснела еще гуще, а когда Ян замолк, посмотрела на него из-под полей шляпы. Он нагнулся и с улыбкой заглянул под ее шляпу. Она смущенно отвела глаза, но тут же снова направила их на него и тоже улыбнулась.
– Нам пора возвращаться, – сказал он, дотронувшись до ее плеча. Она кивнула.
Возвращались они другим путем, мимо буддистского храма, старейшего в Глодоке, по словам Яна. Сквозь ворота Якобина увидела слева три небольших храма, а в середине – главный храм; за ним находился внутренний двор храмового комплекса. Она залюбовалась изогнутым, словно киль лодки, коньком крыши, великолепной красной с золотом отделкой и двумя каменными львами, которые взирали на двор со своих постаментов. Через пару улиц Ян купил им в небольшом ресторанчике сатай, обжаренные на огне и политые острым соусом кусочки курицы на деревянной палочке. Пока они ели, он рассказывал о том, что первоначальный храм сгорел в середине прошлого столетия во время китайского восстания, но был потом отстроен заново в своей нынешней роскоши.
