«Привет, Джорджия! У тебя всё в порядке? Я волнуюсь. Ощущение, что ты злишься на весь мир, который отторгает тебя. Знакомые ощущения. Хотел бы я сказать, что всё пройдёт. Нет. Не пройдёт. Прими свою боль, пойми и продолжай жить. Я же сказал, что ты другая. Всё, что в газете, это фикция для слабохарактерных особей. Пиши, и тебе станет легче. Твой Джордж».
— Мудрый Джордж, ты видишь меня насквозь. Пожалуй, мы подружимся, — тепло сказал Гоша, ощущая малую каплю покоя.
Ему хотелось поговорить о том, что творится на душе, но он понимал, что не с кем. Нагружать брата было бессмысленно. Тот, кроме своей змеи подколодной, ни о чём не хотел думать, и был прав. Если любится, надо любить. Потом ни к чему. А кроме Сэма никого не появилось в жизни. Так что Джордж подвернулся вовремя. Пусть не видел Гошу, но чувствовал лучше других то, что с ним происходило. До боли в сердце хотелось рассказать о Ваське и том сумасшедшем чувстве, которое заставляло жить, несмотря на то, что без неё всё покрывалось мраком. Гоша отправил ответ и забрался в кровать вместе с фотографией, где был рядом с Васькой. Лёгкость ушла из души, снова сердце накручивало на себя лёгкие, стягивало рёбра, и давило на душу.
— Вась, я вернулся, но не нашёл себя. Я хочу к тому себе, который был рядом с тобой. Я бы всё бросил и вернулся прямо сейчас, но не могу. Надо завершить дела. Люблю тебя, — прошептал он, пряча фотографию под подушку. Снова из груди шёл долгий и протяжный вой.
Гоша забылся, а тем временем за много километров от него не спала Васька, отчаянно переживая за Джорджию. Весь день девушка работала как каторжная без отдыха и еды. Ближе к ночи она забралась почти ползком по ступеням на второй этаж и залегла в ванну, благодатно отмокая после праведных трудов. В горячей воде стало парко и сонливо. Мысли плавно закружились в двух направлениях, сливаясь в одно. Гоша и Джорджия. От неожиданности Васька едва не захлебнулась. Она вынырнула из воды, фыркая и жадно хватая воздух. Сердце выделывало такие коленца, что дух захватывало. Наскоро отмыв грязь, Васька вылезла из ванны, кое-как вытерлась, надела халат и замотала волосы полотенцем.
— Какая я дура, — решила она, шлёпая в свою комнату к компьютеру. Ожидание нервировало. — Давай уже. Выброшу. Наконец.
Она открыла почту и впиявилась взглядом в письмо. На глаза навернулись слёзы. Буквы не различались. Васька тёрла веки и ладонями, и рукавом халата, и кончиком полотенца.
— Джорджия, я знаю тебя. Знаю так хорошо, что чувствую себя полной дурой. Ну, почему я сразу не поняла, кто ты? Гоша, ты в каждой буковке. Прости, что не узнала сразу. Прости. Боже, ты рядом. Я могу говорить с тобой. Пусть хотя бы так, но я буду знать, как ты живёшь. Боюсь читать, — Васька всхлипнула и приблизилась к монитору. — «Привет, Джордж». Привет, любимый. «У меня ощущение, что ты знаешь меня лучше, чем я сама». Это да. Я знаю тебя как облупленного. «Моя жизнь перевернулась с некоторых пор». Моя тоже. «Я поняла, что не жила раньше. Ты прости меня, Джордж, но моё сердце занято». Не переживай, я тоже люблю не тебя… тьфу, не тебя и тебя. Вот как такое возможно? «Сегодня перед смертью один хороший человек сказал: «Не отпускай. Никогда. Люби». И я люблю безумно, безоглядно и не знаю, как справиться со своей любовью». Гоша, кто умер? Не пугай. Почему я не с тобой? Зачем отпустила? Любишь? «Надеюсь, что в твоей жизни есть человек, которого ты любишь, и который любит тебя». Есть. Это ты, любимый. «Я пыталась вернуть себе себя, но ничего не получилось. Без того, кто живёт в моём сердце, это бесполезно». Как ты прав. Я без тебя никто. Я пытаюсь бежать от боли и становится ещё больнее. Скоро будет сорок дней, как ушёл отец. Если бы не ты, Гоша, я бы не выжила. «Я рада, что у меня появился друг, с которым я могу поделиться мыслями. Джорджия». Гоша, это я рада, что нашла тебя. Ты мой.
Хлюпая носом, вытирая слёзы, Васька печатала ответ и сто раз поправляла себя. Ей хотелось назваться своим именем, крикнуть ему, что рядом, что чувствует его дыхание, его сильное сердце, но она снова прикинулась Джорджем и сама не знала почему. Может, так подействовал Мизинчик, прикативший под вечер голодный и злой. Кормить его Ваське было некогда — на яме стояла машина, хотелось разобраться с ней окончательно. Крёстный ходил вокруг да около, тёр шею, а потом всё же рассказал, что ездил к Гоше, заставив уронить канистру с маслом.
— Вась, я был не прав насчёт Рохлика.
— Ты был не прав? Ты. Был. Не прав. Мне тебя расцеловать? — разозлилась она. — В чём ты был не прав?
— Он журналюга. Его знают все. Он может работать круглые сутки. Я видел…
— Ты видел? В смысле? Что ты видел?
— Вась, не злись. Я был у него дома. Хотел…
— Хотел показать кто тут самый сильный? Да? Как обычно? Кулак в морду и счастья полные штаны? — орала Васька, швыряясь в крёстного всем подряд, что попадалось под руку. — Ты достал меня своей опекой.
— Признаю, погорячился. Вась, он взял интервью у какого-то Лёли. Я без понятия кто это, но Гоша сказал, что ты поймёшь. Я читал. Гоша реально крут. У меня аж сердце защемило. Вась, прости. Клянусь, больше не буду лезть в твою личную жизнь, если ты не попросишь. Прости меня, девочка. Ты у меня одна, — торопливо и взволнованно говорил Мизинчик, поймав Ваську и прижав к себе, не думая о том, что она вся грязная, а он в дорогой одежде. — Ты для меня всё. Вась, Гоша — настоящий мужик. Он не рохлик. Я был не прав.
— Мне без него так плохо, — выдохнула она, успокаиваясь.
— Ему без тебя тоже. У него всё сложно сейчас, но он пытается решить проблемы сам. Он постоянно бормочет, что должен вернуть себя себе. Я ничего не понял, но в ярости он страшен. Как же вы оба похожи, словно близнецы однояйцевые. Моя девочка, Гоша ищет выход. Дай ему время.
— Угу…
Мизинчик уехал, а Васька ещё долго приходила в себя. Работа уже не спасала. Отчаяние и боль издевались ровно до того момента, как усталое тело расслабилось в ванне и пришло озарение, что Гоша и Джорджия — один человек. Теперь было в сто раз легче жить. Она засыпала с мыслью, что утром получит ответ на своё письмо. Этого ей пока хватит, чтобы не увязнуть в темноте, а потом Гоша найдёт выход, а если заблудится, то она поможет. Компьютер хозяйка не стала отключать. Ожидание загрузки бесило неимоверно. Он тихонько жужжал всю ночь, навевая сон. С рассветом Васька резко проснулась с ощущением, что опоздала. Так было раньше, когда она училась в школе и по выходным дням просыпалась с криком: «Всё пропало».
— Проспала, — воскликнула Васька и слетела с кровати к компьютеру. — Написал. «Доброе утро, Джордж. Вот опять чувство, что мы на одной волне». Доброе утро, Гоша. Так и есть. Ты — моя волна, и нас, похоже, штормит. «Ты прав, смерть всегда выбирает не тех, но приходит ко всем. Спасибо тебе за поддержку. Доброго дня. Джорджия». Я всегда с тобой.
Васька задумалась над ответом, а потом застучала по клавиатуре. Рабочий настрой пропал. Сегодня она угнездилась возле компьютерного стола. Молниеносно умывшись, девушка притащила из холодильника творог и сметану, сделала кофе, а потом и вовсе перенесла электрический чайник в комнату, чтобы сто раз не бегать туда-обратно.
— Всё, любимый, к сеансу связи готова. Пожалуйста, напиши мне. Можно одну строчку, — попросила она, гипнотизируя монитор.
Ответ пришёл быстро, а дальше началось сумасшествие. Они переписывались целый день, пока Гоша не уехал в редакцию с готовой полосой. К тому времени кроме Альбертыча никого уже не было. Все с радостью разбежались по домам, особенно верстальщики и корректоры. Идти по пустому этажу было дико и странно. Тишина в редакции подобна смерти.
— Вовремя, — кивнул шеф, заметив входящего Аллигатора. — Дело за тобой. Потом я поеду в типографию. Договорился обо всём. Как только отпечатают, сам привезу весь тираж и займусь доставкой, как в старые добрые времена. Вот ведь времечко было. В штате пять человек, а успевали больше, чем сейчас. Народу много, проку ноль. Возвращайся.
