Она лихо опрокинула рюмочку, куснула огурец и встала:
— Ну что, Машуля, ты готова навсегда покинуть дом своего заблудшего супруга?
— Чего это «заблудшего»? — запротестовал Димка, с трудом поднимаясь на ноги. — Я пока что особо не блудил.
— Заблудший — значит заблудившийся. Повезёт — найдёшь правильный путь, но мы тебе не помощники, ты сам должен в себе разобраться. А у Маши своя дорога.
Не слушая моих возражений, она подхватила тяжёлый чемодан и поволокла к выходу. Там она оглянулась и сказала на прощание:
— Завтра можешь прогулять работу. Сходи в загс, дай девушке свободу, раз не смог дать ей счастье.
* * *
— Тебе необязательно возвращаться к маме, — сказала Зоя, когда мы сели в машину.
Водитель мягко тронулся.
— А куда? Можно снять комнату, но сегодня уже поздно. Да и деньги надо экономить. Из «Натали» придётся уйти.
— Поживи в нашем коттедже, пока не решишь свои проблемы. Мы редко там ночуем, иногда на выходные приезжаем — пожарить мясо на мангале, попариться в сауне. Дом обычно стоит пустой. Или в городской квартире, если хочешь. Мы не против, места достаточно.
Места-то достаточно, но жить в одном доме с Кириллом — это пытка. Видеть его расслабленным, домашним, мокрым после душа, тёплым после сна — нет, я так долго не выдержу. Тем более спал он в отдельной комнате. Не стоило искушать судьбу. У меня был один косяк, — осенней ночью в доме с атлантами, — но в остальном я держалась хорошо. Поступала правильно в своей системе координат, потому что в чьей-нибудь другой системе секс с двумя мужчинами — ни разу не правильный поступок. Но в целом мне не за что было себя упрекнуть. Пусть так остаётся и дальше.
— Спасибо за предложение, но нет. Лучше к маме.
— Почему? Только давай честно.
Прости, Зоя, честно не получится. Иначе придётся рассказать о том, что я запала на твоего мужа.
— Это неспортивно, — ответила я после размышления. — Ты ведь тоже не хочешь брать деньги у Кирилла для расширения бизнеса. Ты мечтаешь добиться успеха самостоятельно. Так и я. Я справлюсь, не переживай.
В подтверждение своих слов я позитивно улыбнулась. Зоя смотрела на меня блестящими зелёными глазами.
— А ты упрямая, — констатировала она. — Ладно, справляйся самостоятельно, не буду тебе мешать. Эту причину я понять могу. — Она вздохнула. — А то мне показалось, что мы с Кириллом чем-то тебя обидели, раз ты не хочешь пожить у нас.
— Никаких обид, наоборот!
— Рада слышать. Но обещай, что сразу же обратишься ко мне или Кириллу, если тебе понадобится помощь. По любому вопросу!
— Обещаю.
Зоя поцеловала меня перед тем, как выпустить из машины перед домом моей матери.
Мама жарила картошку с луком, пахло в доме потрясающе! Она увидела, как я перетаскиваю через порог чемодан, и всплеснула руками:
— Доченька, ты что, в отпуск собралась?
— Нет, мам, какой отпуск в декабре?
— А куда?
— Я ушла от Димы. Мы разводимся.
Лицо мамы вытянулось, она села на табурет. Картошка шкворчала на плите. Я скинула сапоги и подошла к кухонному столу. Помешала картошку деревянной лопаткой. Потом присела к маме и рассказала о том, что жить с Димой Истоминым я больше не буду. Он хороший человек, работящий и ответственный, но жизнь сложилась так, что нам нужно расстаться.
— Почему? Он сделал что-то плохое? Ударил тебя?
— Ну что ты! Он бы никогда меня не ударил.
— Свекровь замучила?
— Да нет, она нормальная, я без претензий.
— Изменил?
Я промолчала. Димка изменил мне с Зоей, но это я простила. В браке всякое бывает, тем более он не искал отношений с другими женщинами. Просто взял то, что предложили. Я не могла простить то, что Дима хотел изменить мне с Кириллом. Этот факт убивал мою любовь наповал. Насмерть. После такого ни о какой семье не могло быть и речи.
— Это неважно, мама, — я обняла её и прижалась к материнской груди, как маленькая. — Не переживай, я не страдаю, это обдуманное решение. Всё будет хорошо.
Она гладила меня по голове и вздыхала.
Запахло горелым. Мы обе вскинулись и бросились к плите.
— Что ж, придётся есть пригоревшую картошку, — сказала она.
— Я люблю пригоревшую! Клади мне самую зажаренную! А кетчуп есть?
Пока ужинали, мама сокрушалась. Как же так, такая красивая пара распалась, так хорошо жили, детей планировали. Я не вступала в разговор, просто строила скорбные гримасы, энергично хрустя картошкой. Маме надо было выговориться и привыкнуть к мысли, что разведённая дочь вернулась в отчий дом.
— И у Стасика всё не слава богу, — сказала мама. — Возвращается поздно, весь на нервах, ни о чём не рассказывает.
— Что, опять проблемы с полицией? — предположила я. — Пьянки-гулянки?
— Да вроде нет. Пьяным его не видела, да и Наталья в магазине за ним присматривает.
— Как он работает?
— Нормально. Первую зарплату получил, половину мне отдал.
— Молодец.
— Да, он не чурается никакой работы — ящики грузит, товар расставляет, даже полы моет. Сейчас Наталья Петровна организовала доставку продуктов на дом, так Стасик развозит заказы по посёлку.
— На чём? Ему дали машину?
Мама махнула рукой:
— На велике.
— В мороз по сугробам?
— Наталья Петровна платит ему по двести рублей за выезд. У него неплохо так по деньгам выходит.
— Господи, как он на велике-то!
На ночёвку я устроилась в комнате брата — на диване. Когда-то это была наша общая детская, потом я вышла замуж и уехала, и Стасик оборудовал её под себя. Развёл бардак и антисанитарию. Мама здесь явно не убиралась. Повсюду была разбросана одежда, компьютерный стол завален школьными тетрадями, урна забита пустыми коробками из-под сублимированной лапши. Пахло дурно. Мой братец никогда не отличался стремлением к чистоте и порядку.
Я открыла окно и легла спать, укрывшись одеялом с головой. Сразу же вспомнилась другая комната, где жили двое парней возраста Стаса. Стильные чёрные обои с японскими постерами, чёрная мебель, чёрные экраны широких мониторов. Как жаль, что Стас никуда не поступил учиться. Как жаль, что я никуда не поступила.
* * *
Утром я разлепила глаза и увидела Стаса. Он прыгал на одной ноге, вдевая другую в штанину джинсов. За окном было ещё темно.
— Здорово, — сказал он. — Ушла от мужа, да?
— Угу, — я свесила ноги с дивана, натянула на колени старую ночную рубашку, хранившуюся у мамы.
— Ну и молодец! Свободный человек имеет право расторгнуть брак, который не приносит ему счастья. Мы не в средневековье живём, когда женщина была вещью, которую можно купить, продать или даже убить! За что феминистки боролись? За равные права для народа! Женщина вправе первой подать на развод!
— А ты чего завёлся с утра пораньше? Где тебя вчера носило? Во сколько ты пришёл домой?
— Поздно пришёл, — ответил Стас. Застегнул джинсы и подсел ко мне: — Слушай, у тебя есть деньги? Можешь мне одолжить? Я потом всё верну.
— Ты ещё десятку не вернул.
— Я помню! Но очень надо.
— Сколько?
— Миллион рублей.
У меня буквально отпала челюсть.
— У меня нет таких денег. Откуда? Зачем тебе?
— Блин! Люба призналась мужу, что любит меня, а не его, и он её ударил. Я вчера с ней встречался, у неё синяки на лице. Она сказала, что он разведётся только при одном условии, — если я заплачу ему миллион рублей.
— В смысле? А почему она сама не подаст на развод? Ты правильно сказал, не в средневековье живём.
— Мы — нет! А они — да! Люба говорит, что Яков много заплатил за неё, когда брал в жёны. Он не согласится на развод, у них вообще не принято разводиться!
— Но за деньги согласится?
— За деньги да. Разведётся и выгонит её из табора, как шлюху. Голую и босую.
— Оу…
— Но она не шлюха! Она не хотела выходить за Якова, ему сорок лет! Её родители заставили, а потом она влюбилась в меня. Маша, мы любим друг друга! Мне нужен миллион рублей. Я тридцать тысяч уже накопил, пока работал в магазине.
