— Ты молодец, Стас… Но зачем же она призналась мужу, что любит тебя? Вы же хотели дождаться, когда ты вернёшься из армии и встанешь на ноги?
— Она не могла больше терпеть. Прикинь, каково ложиться каждую ночь в постель к старику и мечтать о любимом парне? Брр! Она бы за год с ума сошла или покончила с собой! Ты её не знаешь, она очень эмоциональная. Она терпела-терпела, а потом всё ему выложила. А он её ударил.
Стасик сжимал и разжимал крепкие кулаки. Если бы ему пришлось сражаться с соперником один на один — он бы победил. Но там целый табор. Он против них щенок.
— Он знает, что её любовник — это ты? Она назвала твоё имя?
— Ну конечно! Он просил передать, что за миллион я могу забрать её со всеми потрохами.
— Думаю, он издевается над тобой, — сказала я с сочувствием. — Он прекрасно знает, что у вчерашнего школьника нет таких денег.
— Конечно, издевается! Но я найду деньги и выкуплю Любу! Маша, ты не понимаешь, я её люблю. Любовь — это… Это когда плевать на всё, лишь бы сделать её счастливой.
В дверь постучали. Стас сходил в сени и впустил в дом Димку — понурого, с глазами побитой и брошенной собаки.
— Маш, ты не передумала разводиться? — уныло спросил он.
— Нет, — твёрдо ответила я.
— Я тебя люблю.
— Я всё равно с тобой разведусь. Ты знаешь, почему.
— Ладно, — он вздохнул. — Пойдём сходим в администрацию, напишем заявление. А то тебе на работу надо.
— Думаешь, меня ждут в «Натали»?
Дима ещё раз показательно вздохнул.
— Мама не знает, что мы разводимся. Понятия не имею, как начать разговор, что отвечать на вопросы. Мы же так дружно жили… Скажи ей сама, пожалуйста.
— О господи! Дима, твоя мать — твоя ответственность!
— Поговори с ней, прошу тебя! Мне очень тяжело, у меня депрессия.
— Похмелье у тебя, а не депрессия. Слушай, — вспомнила я, — а сколько денег у нас на депозите?
— А что? Тысяч семьсот, кажется.
— Мы же их поровну поделим?
— Конечно! Я же не сволочь какая-нибудь.
— Хорошо, — сказала я. — Тогда принеси мне половину наличными, ладно? Сегодня. А я поговорю с твоей мамой.
— Ты же не скажешь ей, что я?.. — Дима покосился на Стасика, который с интересом прислушивался к разговору о деньгах.
— Не будь дураком. Захочешь — сам расскажешь, а я такие вещи предпочитаю скрывать. Не хватало ещё грязных сплетен в Мухоборе. И так наш развод будут мусолить целый год.
— Спасибо, Маша! Я сегодня же схожу в банк. После загса.
— Договорились. Подожди, я оденусь.
Я юркнула в комнату и начала одеваться. Стасик просочился за мной и спросил:
— Ты мне их дашь, да? Триста пятьдесят тысяч?
— Дам. Куда я денусь? — Я напялила джинсы и шерстяной свитер. — Но где ты возьмёшь недостающие шестьсот двадцать тысяч?
— Я знаю где! Есть одно верное дельце, — заверил меня Стасик. — Не волнуйся, скоро Люба получит свободу и сможет выйти замуж за человека, которого любит! А я спокойно поеду в армию женатым человеком!
Он схватил меня и начал кружить по комнате. Вот уж радость привалила — жениться до армии на разведённой девчонке старше на несколько лет. То-то мама порадуется такой невестке.
Я выпуталась из объятий братца и сказала:
— Надеюсь, твой брак будет счастливее, чем мой. А если разведёшься — вернёшь все деньги до копеечки, я не собираюсь спонсировать твои убыточные проекты.
* * *
В администрации никого не было, только чёрный кот сидел на стуле и пялился на наряженную ёлку. Сверкающие игрушки так призывно покачивались. Мы прошли в кабинет, где пять лет назад получали свидетельство о браке, и написали заявление о разводе. На всё ушло десять минут. Когда мы выходили, кота на стуле не было, зато на полу валялись осколки ёлочного шара.
Стало грустно, на глаза навернулись слёзы. У Димки тоже. Наша семейная жизнь разбилась на тысячу осколков, и ничего уже не склеить, не вернуть, не начать сначала.
Дима отправился в банк расторгать договор о депозите, а я пошагала в салон.
Наталья Петровна подметала пол, ни разу не мытый за те дни, что я отсутствовала.
— Чё за дела, Маша? — накинулась она. — Ты где бродишь?
— У мамы ночевала.
— Это, конечно, замечательно, но кто работать-то будет? Через пять минут придёт первый клиент, а тут полный бардак!
— Наталья Петровна, — сказала я, — сегодня мы с Димой подали на развод.
— Чё? — она прекратила махать щёткой и выпрямилась. — Какой развод? Чё за шутки, Маша? Давай бери тряпку, зеркало протри.
— Мы с Димой разводимся.
Она посмотрела меня, и я выдержала её долгий пронзительный взгляд. Она плюхнулась в кресло:
— Твою ж мать… А чё случилось-то?
— Любовь прошла.
— Знаешь, мне вот совсем не до шуток! Любовь, мля.
— Думаете, я шучу? — я разозлилась. — Ладно, я поставила вас в известность, пойду обратно к маме.
— Стоять! Ты с ума сошла? А кто работать будет?
— А вы меня оставляете? Я думала, вы не захотите, чтобы в «Натали» работала ваша бывшая невестка.
— Не захочу, конечно. Уволю. Но не перед Новым годом же! Запись на две недели вперёд, я маникюршу пригласила, сегодня стол принесут, в углу поставят. А ты решила сбежать, да? Бросить меня в такой сложный и ответственный момент?
— Мне сейчас проще будет найти новую работу, чем в январе, — ответила я честно.
Она пожевала губу.
— Вот ты шантажистка. По закону ты обязана отработать две недели.
— Я кашляла с утра. Надо бы ко врачу съездить.
— Врёшь, небось? — Глаза Натальи Петровны метали молнии. — Ладно, давай договоримся так: ты не ездишь ко врачу, а я при увольнении выплачиваю тебе премию в размере месячного оклада. По рукам?
— По рукам, — ответила я с облегчением. Удалось сохранить работу до Нового года и выторговать премию. — Давайте щётку, я сама тут уберусь.
Она с облегчением отдала мне орудие труда.
— Так чё вы разводитесь-то? Только честно.
— Спросите Диму, если хотите подробностей. Но я сказала вам правду: любви между нам нет, а без любви тоскливо и одиноко.
— Ой, любовь, — хмыкнула Наталья Петровна. — А как же семья, дети, ответственность? Думаешь, другие ради любви живут?
— А вы со своим Геной ради чего живёте?
Она прищурилась:
— А ты умная, нашла аргумент. Откуда узнала?
— Так все знают. Почему вы скрываетесь? Если любите — живите открыто.
— Он мне в сыновья годится. Люди осудят.
— Пфф! Он взрослый мужик, ему лет тридцать, наверное. А вы взрослая женщина. Мы не в средневековье живём, свободные люди имеют право жить с кем захотят. А кто осудит, пусть не приходит в ваш магазин и вашу парикмахерскую. Им же хуже будет.
Наталья Петровна усмехнулась:
— Вот ты дерзкая стала, Маша! — и пошла встречать первую клиентку.
Дни полетели стремительно, как снежинки во время метели. Не успеваешь их рассмотреть, только мельтешня перед глазами. Клиентки сменялись в кресле одна за другой, я всем улыбалась, всех выслушивала и старалась сделать их красивыми к празднику. И у меня получалось! Работая, я забывала о личных проблемах.
Мама тоже задерживалась на птицефабрике допоздна, а Стас приходил домой, когда я уже засыпала. Свою зазнобу он ещё не выкупил, но надежды не терял и выглядел весьма воодушевлённым. Так, словно у него всё двигалось по плану. Обронил, что провёл личные переговоры с Яковом.
— Он тебя не побил? — спросила я, с тревогой рассматривая морду брата на предмет повреждений.
— Нет! Он мне досюда, — Стас отчеркнул по мощной груди линию, до которой доставал малорослый цыган Яша.
— Так, может, ты его за шкирку в загс оттащишь, а мне деньги вернёшь?
Мне бы ой как пригодились деньги после развода и потери работы!
— У него ружьё, — сообщил Стас убитым голосом. — И он хочет получить свой миллион.
— Вот гад! — с чувством сказала я.
В один из дней позвонила Зоя. Спросила, могла бы я сделать креативную стрижку на её волосах? Они уже немножко отросли.
