стоял. Никаких больше «я сама доберусь, все со мной будет нормально». Сука, она же до сих пор нас считала какими-то уркаганами беспредельными, что на хлеб себе чем-то жутким зарабатывают. Я это по вмиг потухшему блеску в глазах Оксаны сразу считал. Болезненный возврат в неприглядную реальность, где она вынуждена принять помощь нехороших людей для решения своей проблемы. В реальность, где существует урод поганый, что измывался над ней физически и морально и может это сделать снова, если она не удержит нас возле себя ради защиты. Понимание этого и во мне все гасило, отравляло.
Сияла же всю прогулку в парке так, что я себя дурак дураком чувствовал, который только и может, что смотреть глаз не отрывая. Сколько я девчонок по паркам выгуливал — да хрен вспомню. А вот эту прогулку и помирать буду, но не забуду. Она улыбается, а у меня в груди будто шар огромный с гелием надувается и под ногами земли не чую. Смотрит вокруг, глаза синющие сияют, словно все из чудес одних состоит, каждый кустик и листик, а она этим восхищаться не перестает, а вместе с ней и я почему-то. А потом так же глядит на меня и Лёху, и я опять не хожу, а взлетаю, взлетаю, как если бы опять мальчишка сопливый и весь мир внезапно — волшебная страна, а она, эта женщина невозможная, главный источник ее магии. Смеется, запрокидывая к небу свое личико, идеальное сердечко, а мое сердце то обмирает, то грохотать начинает бешено от невыносимого желания обхватить ее щеки ладонями, пройтись большими пальцами по, оказывается, существующим крошечным ямочкам, закрыть глаза, соприкоснуться лбами и так стоять до тех пор, дыша нежностью прежде незнакомой, пока необходимость снова хапнуть ее вкуса не победит. А потом целовать, целовать снова, целовать нежно, глубоко, под громкий свист улетающей в стратосферу крыши, под глухой протяжный стон не сводящего с нас глаз брата…Так! Вот тут стоп!
В общем, мы с Лёхой переглянулись и пришли к молчаливому согласию, что это вообще в масть, чтобы она своими глазами увидела, куда мы на работу пристраиваемся. Меньше придумывать себе станет про наши заработки якобы на крови. Приехали в клуб, взяли ей сока попить, сами отошли побазарить. Савраска пытался нас в свой кабинет увести, но мы наотрез отказались. Вон по Оксане как и бармен ушлый зенками шарит, и диджей неподалеку крутится. Еще на пару шагов подползет — точно втащу ему.
— Тише говори! — рыкнул на Ромку брат.
Клуб еще не открылся, и музыка играла, но очень тихо.
— А чё так? — похабно хохотнул будущий работодатель, напрашиваясь на зуботычину и за тон, и за то, каким взглядом Оксану облапал. — Типа она наивная и не понимает, к чему дело идет и надо выбирать, кому дать?
— О делах, Ромыч! — отрезал я, но придурок не смог тормознуть вовремя.
— А дела ваши скоро станут просто супер! Не придется вам больше из-за одной телки соревноваться. У меня тут все девочки — класс, плюс любым фокусам обучены, и для охраны обслуживание бесплатное и безотказное. Можете хоть сегодня протестировать, — и он заржал громко и цинично, отчего Оксана даже немного нервно обернулась. — Хоть минетик по-быстрому, хоть вставить обстоятельно — любой каприз и в любое время.
— Не интересует, — процедил сквозь зубы Лёха, и я заметил, как он стиснул руки в кулаки. Походу, еще чуть — и вариант с работой в клубе станет не вариантом. Причем если не с его подачи, так с моей.
— А чё? Твоя телка, значит? Да ладно, мы ведь в курсе, что у тебя это ненадолго. Так что сначала вон Лекс моих красавиц опробует, а потом и ты подтянешься. Гарантирую — вы после этого больше этой херней с подкатами заниматься не станете. На кой, если вот оно — жри не хочу.
— Жрать — свинячье дело, а мы с братом не хряки, — оборвал его я. — Слушай, давай о делах. В вопросах с бабами мы ни в советах, ни в помощи, ни в услугах за бабло не нуждаемся. Значит так: ближайшее время мы вдвоем выходить не сможем. Кто-то один. Ночь я, ночь Лёха.
— Ну не-е-ет! Так не пойдет! Мне вы нужны вдвоем, каждую ночь, кроме понедельника и четверга, — безапелляционно заявил бывший однокашник.
— Не катит, — покачал я головой, начав сразу прикидывать, куда еще можно пристроиться нам. — У нас еще другие дела есть. Или как я сказал, или никак.
— Бобры, ну чё за херня, без ножа режете! Я же на вас рассчитывал! Реальные же бабки предложил и готов платить, не как какой-нибудь шушере с улицы. Как своим.
Вот с баблом и правда не соврал. Таких окладов сейчас в охране не найдешь нигде, даже в «Орионе». И это очень подозрительно.
— А ну погоди! — прищурился брат. — Да ты никак на нас двоих полностью охрану вывозить собираешься? Что-то я в упор не замечаю тут еще кого-то.
— Ну… — Савраскин тут же глазами по залу забегал и тон сбавил. — Я же знаю, на что вы способны, мужики. Тогда такое мочилово вдвоем остановили, что у меня до сих пор твой рев, Лекс, в ушах стоит. И твоя рожа «закопаю всех нах», Лёха, перед глазами. Если бы не вы, хачи те наших пацанов перемочили бы. А это когда было, а пацанячестве. Сейчас вон вы вообще звери…
Было такое происшествие в нашей с братухой карьере, было. Еще в школьную бытность в колхоз на картошку нас классом послали, причем на неделю с проживанием. Ну и, само собой, вечерком тусню устроили, самогон раздобыли с лимонадом, танцы-обжиманцы под магнитофон. А тут откуда ни возьмись целая толпа черноглазок и налетела, что то воронье. Откуда взялись — хер знает до сих пор. К девчонкам и училке нашей, Наталье Сергеевне, лезть стали, ну мы с пацанами и залупились. Они тоже и за ножи схватились. Меня клинануло тогда, метелил и орал, сам не помню что и как. Лёха, как и всегда рядом и плечом к плечу. И отбились как-то. Свалили они от нас, бешеных.
— Ты нам в уши не дуй, мы тебе не телки! — наклонился я вперед. — Четко говори, будешь ли еще кого-то нанимать в охрану или на нас все свалить собираешься?
— Слушай, Лекс, да чё там сваливать? — заерзал Савраска так, будто под его стулом костерок развели. — У меня клуб еще не сильно раскрученный, место тихое, публика не агре…
— Место тихое? — я аж офигел от его наглой попытки
