— Ты же понимаешь, что я имел в виду. Что-то случилось во время твоего отпуска в Азии?
— Нет, — я отвернулась к окну. — Всё хорошо.
Чарльз помолчал несколько секунд и наконец произнёс:
— Я никогда не вмешиваюсь в жизнь моих подопечных, Сурэйя. Но эта операция очень важна для нашего клиента. Она не должна сорваться.
— Она и не сорвётся, — заверила я. — Не волнуйся.
Качнув шофёрской фуражкой, Чарльз снова устремил взгляд на дорогу, а я подавила вздох. Вечеринка, пустые улыбки, не менее пустые разговоры, а больше всего сейчас хочется… тишины. И поговорить с Изабеллой. Подруга так и не отозвалась, и я начала не на шутку за неё беспокоиться. Даже позвонила Энрике — кузену, с которым она надеялась нас свести и дала его номер. Но Энрике тоже не ответил…
— На месте, — выскочив из машины, Чарльз открыл передо мною дверцу. — Хотя бы улыбнись…
— Встретимся в доме лепреконов, как договаривались, — проигнорировала я его реплику и поплыла ко входу.
Подъезжающие и отъезжающие машины, выходящие из них гости… Чем-то напоминает вечер в особняке Тео… но тут же себя одёрнула — никаких посторонних мыслей. Я здесь — по делу.
— Ваше имя, мэм?
Я перевела взгляд на задавшего вопрос охранника, но ответить не успела.
— Мисс Сурэйя Шейх, — произнесли за моей спиной.
И, с удивлением обернувшись, я увидела американского миллионера, партнёра Эндрю, с которым познакомилась на том памятном ужине, когда пыталась устроить скандал и уличила в невежестве миссис Транс.
— Мистер… — я запнулась.
— Люк, прошу вас! — махнул он рукой.
Точно, Люк Уильямс — не видела его после того ужина и имени уже не помнила. Но как он помнит моё?
— Прошу, — он галантно махнул рукой, и я вошла в зал.
Миллионер был не один, рядом дефилировала очень высокая и очень худая девушка с ярким макияжем и волной волос карамельного оттенка.
— Это — Пéтрушка, — представил её американец.
Девица что-то жеманно пропищала.
— А это — Сурэйя, подруга одного из самых ценимых мною партнёров, — он огляделся. — Кстати, где Эндрю?
— У него дела, — улыбнулась я. — Рада встрече, Люк, было приятно повидаться.
Хотела побыстрее от него отделаться, но американец оказался назойливым.
— Ну, конечно — ты знакома с Элиашем, поэтому здесь, — он махнул рукой, будто поражаясь собственной недогадливости. — Мир искусства не так уж велик, а его почитатели — одна большая семья, не так ли?
— Нет, — возразила я. — И с сеньором Соуза я не знакома.
— А это уже упущение, — «посетовал» американец. — Которое должно быть немедленно исправлено!
Подхватив девицу с именем огородной травы за несуществующую талию, он двинулся в глубь зала, поманив за собой и меня.
— Мы с Элиашем — хорошие друзья, и мне крайне приятно представить ему не просто ценительницу искусства, а владелицу одной из самых изысканных галерей Лондона! И должен сказать, прости мою дерзость, ты выглядишь просто умопомрачительно, Сурэйя!
Слово больно кольнуло — именно его использовал Льюис в ночь «улётной вечеринки» на яхте. Но я лишь вежливо улыбнулась:
— Благодарю, Люк.
— Только Эндрю не говори, кажется, он ревнив, — подмигнул тот и расхохотался.
Продолжая сыпать шутками и кивать знакомым направо и налево, американец легко скользил сквозь разряженную толпу гостей. Я следовала за ним, раз или два поймав на себе заинтересованные взгляды. На этой стадии знакомство с хозяином вечеринки в мои планы не входило, но так даже лучше, и я ещё больше выпрямилась, подходя к невысокому мужчине, стоявшему спиной к нам.
— Элиаш, дружище! — выпустив талию подруги, Люк только что не раскрыл объятия повернувшемуся к нам бразильцу.
— Oi, companheiro! — сверкнул тот улыбкой. — Como está?
Бразильский изобретатель был не только невысоким, но и весьма щуплым. Лет тридцати пяти, тёмные зачёсанные назад волосы, тонкие губы и бархатистые карие глаза — пожалуй, самое притягательное в его внешности, в остальном сильно напоминавшей недокормленного бельчонка.
— Позволь тебе кое-кого представить. Петрушка, моя amor — модель из Чехии, — представил Люк подругу.
И она, и бразилец расплылись в улыбках. Последний скользнул по девице оценивающим взглядом.
— А эта завораживающая леди, — повернулся ко мне Люк. — Сурэйя Шейх, знакомая моего партнёра по бизнесу и владелица самой очаровательной галереи в Лондоне.
Я выдала улыбку, которая в некоторых религиозных семьях Дубая запросто сошла бы за сексуальное домогательство, и кокетливо протянула бразильцу руку. В его тёмных глазах промелькнул слабый огонёк любопытства — реакция так себе, но Чарльз предупреждал, что бразильский machão[36] предпочитает блондинок.
— Элиаш Соуза, — представился он, поднося мою руку к губам. — Галерея? Я о ней слышал?
— Вероятно, нет, — снова улыбнулась я. — Но ещё каких-то пять лет назад мир не слышал и об Элиаше Соузе, а теперь… — повела плечом. — Уверена, вы — вдохновение для многих.
Бразилец улыбнулся с чуть большей заинтересованостью.
— Ещё увидимся, amigo, — Люк похлопал его по плечу. — Вечеринка — выше всех похвал! И обязательно познакомлюсь с самой почётной «гостьей»!
— Она — скорее хозяйка, — возразил бразилец.
Люк рассмеялся и, подхватив бокал шампанского с подноса подошедшего к нам официанта, отсалютовал:
— Тогда мой первый тост за неё!
Подождав, пока Люк отойдёт, я вопросительно посмотрела на хозяина, делая вид, что не понимаю, о чём шла речь.
— О ком он говорил?
— О моём tesouro[37], — патетично выдал бразилец.
— Ах, о той самой статуэтке? — воодушевилась я.
— Хотите её увидеть?
— Можно сказать, я здесь для этого.
— Вот как? — он сделал жест рукой, как бы пропуская меня вперёд. — А я думал, вы здесь ради вдохновения, которое внушаю я!
«Элегантное» заигрывание — но уже что-то. Словно в смущении, я взмахнула ресницами.
— Неужели это так очевидно?
«Tesouro» красовалось в противоположном конце зала на витрине, окружённой современными глиняными творениями, изображавшими… что-то вроде взорвавшихся снеговиков. В эпицентре этого «великолепия» статуэтка смотрелась приблизительно, как чайка среди грачей.
— Что скажете? — горделиво поинтересовался бразилец.
— Что антураж для этого сокровища не нужен, — я пренебрежительно посмотрела на «снеговиков». — Тем более такой.
— Это — мои работы, — в голосе «ваятеля» проскользнули ледяные нотки.
Похоже, разрыв с Льюисом всё же сказался на моём восприятии. В нормальном состоянии я бы точно обратила внимание на отсутствие табличек с именем скульптора, на впечатанные в глину вензеля ЕС и точно не допустила бы такой осечки. Но, что сделано, то сделано. Никак не отреагировав на тон оскорблённого творца, я подошла к статуэтке. Небольшая, сантиметров тридцать в высоту, из песчаника. Стройная обнажённая девушка с затейливой причёской, подняла согнутую в колене ногу, обхватив щиколотку одной рукой, в то время, как другая поднята над головой. Ценная находка, вероятно, не вызвавшая бы такого ажиотажа, если б не осколок зелёного стекла, торчавший из руки девушки, будто та держит бубен. И, если бы правый бок статуэтки не был оплавлен, словно её бросали в топку.
— Истинное «дитя» Холма Мёртвых[38], — негромко проговорила я. — Она прекрасна.
— Вы знаете о Мохенджо-Даро? — уже другим тоном спросил Элиаш.
— Один из центров Хараппской цивилизации, внезапно превратившийся в город-призрак с разрушениями, похожими на те, что оставилa американская атомная бомба в Хиросиме. Оплавленные кирпичи, металл и глина, осколки зелёного стекла — в такое превращается песок под воздействием очень выскоих температур, — я кивнула на осколок в руке танцовщицы. — Но человеческих останков почти нет, значит, жители покинули город до катастрофы. Одна из неразрешимых загадок прошлого. Можно предполагать, что жители ушли, спасаясь от разлившегося Инда, неурожая или скуки. Можно объяснить следы якобы атомного взрыва вмешательством пришельцев или тем, что Шива спустился с горы Кайлас и ударил по городу своим трезубцем. Но что произошло на самом деле, мы не узнаем никогда.
