же без прочего.
— Итак? — ложится она головой мне на грудь, смотря вдаль, я же укрываю нас покрывалом, думая, что именно рассказать.
— В нашей семье не было особых установок, кто чем будет заниматься. Родители никогда ни на чем конкретном не настаивали, так что по сути мы с братом были предоставлены сами себе. Ну, конечно, присутствовал спорт, развитие, обучение, но ничего особенного. Зато все в семье чем-то выделялись. Мать была известной на весь мир фигуристкой, папа стоял у руля самого крупного завода. И мне тоже хотелось стать известным, пожалуй. Даже на весь мир.
— Почему вертолеты?
— Потому что я почти с рождения умел собирать огромные мозаики, Лего, конструкторы. И просто выбрал то, что умею лучше всего.
— Мне кажется, ты в любой деятельности стал бы лучшим…
— Ну точно не в пилоне.
Маша хохочет, поворачивается ко мне лицом, обнимает, прижимаясь всем телом. Хрупкая и сильная. Умная и наивная. Убойные сочетания.
— Ты такой красивый.
— Сомнительный комплимент, конечно.
— А ты считай это не комплиментом, а фактом. Так легче его воспринимать.
— О да, — закатываю глаза. — Ты очень красивая. И это тоже констатация факта. Я не хотел тебя брать на работу, наверное, сразу понимал, что влипну.
— Значит, ты в меня влип? — прячет она свое лицо, краснея, но я заставляю смотреть ее на себя прямо.
— Влип, мягко сказано. Ты меня приворожила, признавайся.
— Ага. Приворот на голой груди… — я скалюсь. Тот момент просто как взрыв. Ее идеальная грудь с отметиной посередине. Мне хотелось, чтобы ее оставили мне, мне хотелось зализать ее языком, мне так много тогда хотелось… — Почему ты так смотришь? И что ты делаешь…
Я уже стягиваю покрывало, потому что жарко невыносимо, и больше вопросов не возникает. Маша жадно смотрит на член, который прижат к животу, и накрывает его ладонью…
— Мне кажется, мне нужен новый урок минета.
— Какая умная у меня девочка, — хватаюсь за ее волосы, направляя и обучая…
Маша
Тело отзывается раньше, чем губы касаются гладкой прохладной кожи самого кончика могучей плоти. Его кто-то словно долго полировал, и прикасаешься словно к кожице яблока.
Поднимаю глаза… Все ли правильно делаю. Натыкаюсь на требовательный, почти бешеный взгляд. Ему не терпится оттрахать мой рот, а я тут медлю, потому что это слишком волнительно, хочется оттянуть этот момент, запомнить его.
— Выпусти слюну, — раздается хриплое требование. Низ живота простреливает теплой пустотой, а во рту как по команде образуется слюна.
Я подчиняюсь, смотря, как обильно влага покрывает вершинку члена. Теперь он мокрый, поблескивает в темноте, дергается, словно в такт моего сердцебиения.
Воздух заканчивается, когда тяжелая рука накрывает затылок, чуть надавливая. Перед глазами плоский живот с четким рисунком кубиков, я упираюсь в него второй рукой, чуть царапая, а губами обхватываю головку, сильно растягивая рот. В какой-то момент по ногам проходит мороз, что Арсений будет груб и сделает мне больно, насколько в нем сильно напряжение, но эта тревога рождает и острое, как нож, возбуждение. Оно режет доводы разума, и я просто втягиваю предмет собственного любопытства глубже,
— Ах, сука… Теперь щеки втяни, как будто сок пьешь.
Член не такой вкусный как сок, но ощущать в своем рту власть над его телом очень сладко. Рука давит, и я пропускаю твердую плоть глубже. Она упирается в гортань, воздуха не остается, и я часто дышу через нос. Я задохнусь. Или он просто порвет мой рот.
— Тихо-тихо, — поднимает он меня, давая отдышаться. Паника отступает, как только чужой язык слизывает мой страх с губ, мягко целует, не отрываясь смотря в глаза.
— Доверяешь мне? — его голос патокой обволакивает нервные окончания, полностью меня расслабляя. Я киваю и сама возвращаюсь к члену. Накрываю его пальчиками, понимая, что целиком даже обхватить не могу. Скольжу вверх-вниз, снова накрываю головку.
— Теперь поработай языком, — направляет меня, часто и шумно дыша.
Я полирую головку, скольжу ниже по тугой поверхности, чувствуя напряженные вены, чуть задеваю мягкую ткань яиц.
Арсений дергается, поднимает меня и вынуждает накрыть член ртом, втянуть его в себя, обнять тугим кольцом.
— Дыши носом, расслабься, просто, блять, расслабься, — требует он довольно грубо, а потом начинает двигать бедрами, врезаясь в рот окаменевшим членом. Дает передышку, а потом снова начинает скользить по стенкам рта. — Зубы.
Я открываю рот шире, впускаю его глубже, чувствую руку на шее.
Возбуждение сковывает по рукам и ногам. Немеют пальцы, и я задыхаюсь, но больше не пытаюсь вырваться, лишь стараюсь взять глубже.
Внезапно все заканчивается. А я уже верхом и втягиваю член не ртом, а щелью, что позорно сочится. Но я все равно смотрю, как влага стекает по члену, пока он теряется в недрах моего тела. Арсений обхватывает мою талию и начинает двигать на себе как куклу. Сначала медленно, давая привыкнуть, а потом быстрее, уже не пытаясь меня жалеть. В какой — то момент движения настолько резкие, что я чувствую себя порочной наездницей. Оставляя одну руку, чтобы руководить мною, Арс шлепает по трепыхающейся груди. Раз, другой. Во мне что-то взрывается. Боль смешивается с напряжением, отпуская мое тело на волю. Я конвульсивно сжимаюсь вокруг члена, кончаю шумно, раскрыв рот. Распутин стаскивает меня с окаменевшего, набухшего члена, а потом резко давит на голову, заполняя мой рот тягучей сладко-соленой спермой. Я проглатываю все, слизываю остатки с губ, смотря в дикие, горячие глаза Арсения.
Тело все еще отдает разрядами прошедшего оргазма, и мне почему-то кажется, что теперь я не смогу возбудиться, но стоит боссу поднять меня на руки как пушинку, как вниз живота стреляет новой волной желания. Это все он. Раньше я такой не была. И точно никогда не думала, что после трех оргазмов я буду сама тереться об мужчину в душе, словно умоляя взять меня еще раз.
— Хочешь еще? — трется он о меня своим колом, а я уже боюсь показаться распутной, неправильной. Нужно уметь останавливаться.
— Устала уже. Спать пойду.
— Ладно, провожу тебя, — вытирает он меня полотенцем. Собирает белье в карманы халата и доводит до самой комнаты, где долго и мучительно целует.
— Кто-то может увидеть — шепчу, а сама обнимаю крепче. Так отпускать не хочется. — Ладно, все. Я хотела узнать насчет работы.
— Завтра можешь отдохнуть. Все же это праздник, а поставщики никуда не денутся.
— Это не значит…
— Маш, иди спать и не забивай голову фигней. В понедельник все решим.
— Что решим? — по коже мороз скользит. Инеем тело покрывает. — Ты же сказал, что я могу
