– Меня откачивали в реанимации, Семен Сергеевич! Я не выдержу второго этапа, а уж про…
– Вот именно. Не выдержишь. Не понимаю, почему немецкие врачи не предложили альтернативного варианта. Хорошая новость заключается в том, что костный мозг не поврежден. В нем нет измененных лимфоцитов. Утром я совещался по видеосвязи с коллегами из нескольких зарубежных клиник. Наше совместное решение – отменить химиотерапию. Вместо нее мы сделаем пересадку собственного костного мозга. Это позволит достигнуть стойкой ремиссии.
– Насколько стойкой? – недоверчиво протягивает Бесо.
– Достаточно стойкой. Ты можешь прожить долгую жизнь, Бесо. После пересадки придется немного полечиться ритуксимабом – это противоопухолевый препарат. Его назначают в период ремиссии в профилактической дозировке.
– Доктор, значит, у Бесо есть шанс на выздоровление? В нашем городе мы можем провести пересадку костного мозга? – выпаливаю взволнованно.
– Нет, я, к сожалению, отказался от проведения операций. Но могу посоветовать прекрасного врача. И лететь нужно всего лишь в Москву. Не смотри так, Бесо. Я не посоветую плохого.
– То есть я… Я смогу выжить? И…
– И разводиться не обязательно, Бесо. Настюша за тебя горой, я сразу заметил. Глупостями больше не занимайся, ладно?
– Ладно.
Врач уходит, оставляя надежду. Она заполняет сердце, распускается, как бутон… Кажется, ей мало меня… Моей кожи мало. Я даже дышать не могу. Захлебываюсь воздухом и прыгаю как девчонка. Визжу от восторга и хлопаю в ладоши.
– Бесо, у тебя есть шанс! Есть!
– Настя, мне так стыдно. Ты сможешь меня простить?
В его глазах слезы. Они катятся и катятся по лицу, навсегда растворяя в небытие маску отчуждения. Ее нет больше… Незнакомого мне Бесо тоже нет. Вместо него я вижу своего мужа – любящего и любимого. Смотрящего на меня с обожанием и желанием.
– Настюха, мне очень жаль. Я не хотел обрекать тебя на страдания. Думал, что ты не испытываешь ко мне ничего, кроме благодарности. Я не хотел тебя так наказывать… Уход за умирающим – это худшее, что можно представить. Я…
– Ты все решил за меня, да, Бесо?
– Я такой, Насть. Привык все решать сам. Да и… Не думал я, что ты так быстро в меня влюбишься.
– Так, я звоню твоей маме. И Левицким, и Крис.
– Не вздумай, ты что!
– Я звоню, Бесо. Расскажу, что у тебя есть шанс на выздоровление. Твоя мама не простит такого предательства, Бесо. Да и я еще… не очень-то оттаяла. Мне до сих пор обидно. И больно до чертиков. Ты не представляешь, что я пережила!
– Прости, Насть. Я все понимаю. Понимаю, что утратил доверие. И отношение твое мне еще долго придется возвращать. Но… Дай мне шанс все исправить. Я ведь правда думал, что сдохну. Сгину, не дожив до второго курса этого дурацкого протокола. У меня печень отваливалась, почти…
– Все Бесо, давай обедать. Не хочу возвращаться к плохому.
Нино Антоновна воспринимает новость о болезни сына с нарочитым хладнокровием. Держится, но потом все же пускает слезу. Обнимает Бесо, как маленького, целует в лоб и причитает, причитает… О том, как сыну повезло с женой, о скором рождении внука – эту новость она тоже слышит впервые! Имена придумывает нашему сыночку или дочке. Советуется, какие обои клеить в детской комнате? Господи, сколько всего со мной происходит за один день! Отчаяние сменяется облегчением, облегчение – надеждой на скорое счастье.
А потом робкий росток надежды снова дерзко топчут… Я возвращаюсь домой поздно вечером. Отмахиваюсь от уговоров Бесо остаться с ним в больнице. У меня же дома мама! И она ничего не знает о болезни Бесо и беременности. Обещаю Бесо, что приеду к обеду – сразу после занятий. Еду домой на такси.
Окунаюсь в прохладные объятия вечера, краем глаза замечая припаркованную возле соседнего дома машину. Ту саму, черную и неприметную… Что следила за мной некоторое время.
Почему судьба не дает нам напиться счастьем? Сыплет испытания как из рога изобилия? По спине ползут ледяные мурашки ужаса, а за спиной раздается до боли знакомый голос Жирного:
– Долго же пришлось тебя пасти, куколка.
Глава 45
Настя.
– Вы опять приперлись?! – нарочито бесстрашно отвечаю я. Складываю руки на груди и подхожу к Жирному ближе. – А ловить здесь нечего. Мы с Бесо разводимся, у меня и документы на подпись имеются. Ничего у меня нет, только дом. Но в нем живет моя больная мама, и туда я вас не пущу. И дом, само собой, продавать не собираюсь. Так что… Отойдите с дороги, мне идти надо.
– Погоди, сучка! – хрипит Жирный, впившись в мое плечо напряженными, как тиски пальцами. – Твой папаша по-прежнему должен.
– Убивайте его, мне плевать! У меня нет денег, вот… Вот, смотрите.
Вынимаю из сумочки скомканные документы о разводе, составленные адвокатом Бесо. Жирный становится в круг света от фонаря и внимательно изучает бумаги. Сощуривает глаза, поджимает губы. Разочарованно вздыхает, пихая листки в мои руки.
– Городецкий не стал бы просто так что-то составлять, – сипит сквозь зубы он. – И что, муж без денег тебя оставил? Дом купил и… И все? Гомартели щедрый мужик. Он…
– Я вторая жена. У Бесо же не резиновый кошелек, чтобы всем давать? Я и за это благодарна. Денег нет у меня. Ничего отдавать я не стану. Не могу… Нет возможности. А теперь… Посторонитесь.
– А как же… Мне же голову оторвут, если я…
– А вы убейте его! Я никогда его не знала. Он и не отец мне вовсе, – добавляю дрожащим шепотом. – Я даже не знаю, как он выглядит, представляете? Отец называется…
Мне кажется, на туповатом лице Жирного проступают проблески сострадания. Или я так жалко выгляжу… Тошнота подкатывает к горлу, в глазах темнеет. Мне надо срочно отдохнуть! Полежать, выспаться, рассказать все маме. И ее, наконец, расспросить об отце.
По спине ползут встревоженные мурашки, когда я медленно вхожу в калитку. А Жирный позволяет мне уйти. Выглядит сбитым с толку и не знает, что делать? Может, до врагов Бесо дошли слухи о его проблемах со здоровьем? Вряд ли… Тогда, почему? Смешно представить, что в его сердце проснулась совесть. Или порядочность… Или жалость, понимание, да что угодно! Они беспощадно держали меня в плену, наплевав на все, а тут… Я спешно ныряю в теплые объятия дома. Вдыхаю ароматы свежего ремонта и домашней еды. Глубоко дышу, стремясь прогнать страх и вернуть равновесие. Оно мне сейчас нужно, как воздух.
Жирный пришел по своей инициативе, вот в чем соль. Никто его ко мне не посылал. И его хозяин не в курсе визита. Бесо убеждал меня, что всех людей, причастных к взрыву на шахте, посадили или депортировали.
Ситуацию нельзя оставлять без внимания, но и Бесо я тревожить не хочу. Позвоню потом Владу или Лютому.
– Настюша, дочка, а чего ты так долго? – из кухни выплывает мамуля. Вытирает руки полотенцем и поправляет лямки уютного красно-белого фартука. – Я печенье испекла, картошку пожарила с луком. Будешь?
– Я…
Зажимаю рот ладонью, представляя плавающий в жиру лук… Бегу в туалет со всех ног и делаю то, о чем мечтала весь день.
– Настюш, это то, о чем я думаю? – ласково воркует мама, протягивая мне чистое полотенце.
– Да, мамуль. Ты скоро станешь бабушкой, я жду малыша.
– А муж-то твой где? Носа не кажет. Я же вижу, какая ты ходишь… – не выдерживает мамуля. Нервно касается подбородка и закрывает рот тыльной стороной ладони. Плачет. – Ночью слышу, как ты воешь, дочка. Расскажи, что стряслось?
– Мамуль, чай выпью с печеньем. И все расскажу. Неприятности у Бесо, он тяжело заболел, но врач верит в благоприятный прогноз. И я верю… Ему предстоит пересадка костного мозга. Поедем в ближайшее время в Москву и…
– Как же ты поедешь? А я? А малыш?
Мама раскладывает выпечку по блюдцам, разливает чай.
– Ты боишься оставаться одна? – прищуриваюсь я, подозревая, что речь идет не о здоровье.
