– Да приходили тут уже… Я из магазина шла, он меня нагнал. Ох, Настя… Я ведь уверена была, что не увижу его больше. Папку твоего…
– Мам, не говори загадками. Да и про «папку» я слышала. Никакой он мне не отец. Я не хочу его видеть, знать, считаться его дочерью не хочу. Это правда тот человек? Как его… Стычкин.
– Правда он. Я ведь ничего не знала, когда мы встречаться начали. Парень и парень… Симпатичный, по виду работящий, да и…
– Как это «по виду»? Мам, неужели, ты ничего не замечала? – качаю головой я.
– Совсем ничего. Влюбилась. Мне тетка твоя глаза пыталась открыть, говорила мол Аркашка лукавый и двуличный. Не тот, за кого себя выдает. А я отмахивалась… Верила ему. Когда я поняла, что скоро родишься ты, сразу ему сказала. Тогда он и признался – так мол и так, я вор. И не могу иметь семью. Первое время он помогал нам, а потом я узнала, что его надолго посадили.
– И правильно, мамуль. И хорошо, – поддакиваю я, подливая чай.
Почему все так? Я – дочь криминального авторитета, находящегося в бегах. Вора, покусившегося на свое… То, что трогать ни один вор не решился бы… Это кем же надо быть?
– Что тебе, Настена, хорошо? – удивляется мама.
– Я знать его не хочу. Правильно, что ты не дала мне его отчество. И правильно, что не впускала в семью – так ему и надо! Ненавижу его. Мамуль, у меня сейчас голова забита другим вещами – беременностью и здоровьем мужа. Извини…
– Погоди, дочка, – недвусмысленно произносит мама. Поднимается с места, подходит к окну и машет над головой руками, смотря на сарай.
Кухня вмиг становится тесной, когда я вижу опасливо озирающегося человека, вышедшего из сарая. Высокого, худощавого, немного сутулого. Темноволосого, морщинистого, с губами, сложенными в тонкую линию и большими, широко посаженными глазами. И он идет прямиком в дом.
– Здравствуй, дочка, – улыбается, неуклюже стаскивая с плеч куртку. – Прости дочка, я не делал того, в чем меня сейчас обвиняют. Я все объясню, можно?
– Вы… Вы мне не нужны, вы… – с трудом выталкиваю слова из горла.
– Даже у убийцы есть право на слово. Прошу тебя.
Глава 46
Настя.
– Можете одеваться, – облегченно вздыхает врач. – Все в порядке, небольшой тонус матки, к сожалению, сохраняется, но госпитализация вам не показана. Вы нормально спите? Отдыхаете достаточно?
– Д-да… Стараюсь…
А что говорить? Домой заявился чужой мужик, утверждающий, что он мой отец. И он живет у нас… Даже не знаю, почему я позволила ему остаться? Наверное, пожалела? Или нет… Я позволила отцу остаться совершенно сознательно. Поверила почему-то… Видела, как этого хочет мама. И его раскаяние видела…
– Настюша, я отсидел свое, больше меня винить не в чем. Но они хотят повесить все на меня. Не трогал я общак, клянусь жизнью.
Он даже всплакнул, пока говорил мне все это… Смотрел на меня, умиляясь нашему внешнему сходству. Расспрашивал о Бесо и желал ему здоровья. Ничего не просил. Одет был скромно, обут тем более, но ни копейки у нас не взял. Я не предлагала, а вот мама… Кажется, она его любит до сих пор… Господи, как же не вовремя все и сразу на меня навалилось… Недаром Жирный ошивался возле моего дома. Он предполагал, что папа придет к нам. Сомневался лишь, пустим ли мы его? Но мама пустила. А у меня не осталось сил противиться ей…
Врач прав – мне надо отдохнуть… Выспаться и хоть один день прожить без сюрпризов.
Мама готовит для Бесо обед, я аккуратно упаковываю еду в пластиковые контейнеры. Укутываю их в красивые полотенчики и вызываю Влада. После визита Жирного я все же решила воспользоваться преимуществами, положенными жене Бесо Гомартели.
– Насть, как вы там? Бесо Георгиевич молчит, из него слова не вытянешь, – спрашивает Влад. – Ребята очень переживают.
– Все будет хорошо. По-другому и не может быть. Совсем скоро ему проведут пересадку костного мозга.
Влад удовлетворенно улыбается, паркуясь перед входом в больницу. Я поднимаюсь в палату, застав Бесо стоящим возле окна. Оглядываю голодным взглядом широкую спину мужа и мгновенно окунаюсь в водоворот воспоминаний… Я знаю, какая у него гладкая плотная кожа, твердый пресс, узкие бедра и классная задница… Боже, о чем я только думаю? Врач сказал, что желание может усилиться, но не настолько же? Я ночами спать не могу… Думаю о нем… И хочу… До потемнения в глазах хочу мужа…
– Привет, Бесо, – произношу, чопорно поджимая губы.
Да-да, мы продолжаем играть в недотрог. После того поцелуя Бесо не пытался сблизиться, очевидно, чувствуя вину за свой поступок. А я не стремилась выразить снисхождения… Так и живем. Я ношу обеды, он молча их ест. Избегает острых тем. Спрашивает про мою маму, учебу, малыша… Благодарит за внимание и ложится на кровать. Отворачивается к стене, вынимает из-под подушки книгу и с нарочитым упоением читает ее. Я сижу рядом какое-то время, а потом неуклюже поднимаюсь. Прощаюсь сухо и, понуро втянув голову в плечи, бреду домой.
– Ты какая-то красная, с тобой все нормально?
Ни черта не нормально! Но неужели я должна делать первый шаг? Не слишком ли их много было?
– Я сниму свитер, ты не против? Мне жарко. Врач говорит, это нормально.
– Конечно, можешь переодеться в ванной. А ты… Настя…
А я не хочу в ванной, черт бы его побрал. Стягиваю свитер, демонстрируя кружевной темно-красный лифчик. Груди заметно выросли и с трудом помещаются в чашках бюстгальтера. Делаю вид, что ничего такого не произошло… Роюсь в сумке немного дольше обычного. Я уже вижу сложенную футболку, однако, делаю вид, что еще не нашла ее. Кошелек, помада, расчёска… Зачетная книжка, студенческий билет. Черт бы побрал Бесо! Если он сейчас… Если… Я оденусь, придумаю несуществующее дело и уйду. И приходить буду редко – два раза в неделю, например.
– Настя, я правильно понял – ты меня соблазняешь? – он подходит ближе.
Сглатывает, не переставая пялиться на мои груди.
– Что? Нет конечно. С чего ты решил? – возмущенно отвечаю я.
На мгновение наши взгляды схлестываются. Я вскакиваю со стула и рывком вынимаю из сумки майку. Руки не слушаются, а губы дрожат от обиды. Роняю ее на пол, поднимаю спешно, собираясь надеть, но Бесо меня опережает – забирает вещь из моих рук. Отбрасывает ее в сторону и накрывает грудь ладонью. Кожа на шее вспыхивает от его заполошного дыхания, а низ живота наполняется тяжестью. Пальцы Бесо легко сжимают мой сосок поверх кружева, высекая из меня предательский стон.
– Нет? Не соблазняешь? Я ошибся?
Че-ерт… Я на ногах не могу удержаться, а уж что-то ответить… Шумно выдыхаю и отступаю на шаг.
– Нет, конечно, – сиплю упавшим голосом. – Можешь не утруждаться, Бесо. Я могу обойтись… Куплю себе… Как его, черт?
– Вибратор? – улыбается Бесо, медленно спуская с моих плеч лямки.
– Да, именно так. И совсем не обязательно все это… Многие семьи прекрасно уживаются и без… Ммм, Бесо, а если войдут? О, господи…
– Дурочка моя… Как же я скучал… Даже заговорить боялся об этом. Думал, никогда не простишь.
Бесо торопливо целует мою шею, сжимает пальцами болезненно-твердые соски, прикусывает ключицы.
– Бесо, запри дверь…
Он нехотя от меня отрывается. Опускает жалюзи, запирает дверь и возвращается. Стискивает в объятиях, рычит, целует, лижет мою кожу, словно боится, что я передумаю.
Я тоже смелею – дергаю края его футболки и пытаюсь ее снять. Целую мужа в ответ, царапаю плечи, глажу кожу… Мой… Любимый… Желанный…
– Сдохну, если не окажусь в тебе… Прости… Не могу ни минуты ждать…
Он торопится. Стягивает спортивные штаны и садится на скрипучую койку. Дергает ремешок моих брючек и снимает их вместе с трусиками.
– Настенька моя… Прости…
Бесо сажает меня сверху и тотчас входит на всю длину. Толкается, стиснув зубы, гладит бедра, хватает губами соски. Нам хватает минуты, чтобы кончить. Кричу, вцепившись в плечи мужа. Качаюсь на волнах ускользающего наслаждения, глубоко дышу и обнимаю его…
