Проснулась она глубокой уже ночью от тихого шороха, чуть приоткрыв глаза. Саша бесплотной тенью, ступая на цыпочках, крался от двери спальни к кровати. Тихо откинув одеяло, лег на свое место. Вот так, значит. Крадется, как вор, под бок к собственной жене. И сна – как не бывало. Голова была ясной и пустой, и отчего-то гулко и часто билось сердце, казалось, что все тело сотрясается под его ударами. Саша быстро заснул, дышал ровно и глубоко, как спит человек с чистой совестью после трудов праведных. А может, он тоже притворяется, что спит? Хотя не похоже…
Заснула она только под утро. Бодрая музыка рыбацкой скрипочки из поставленного на «будильник» мобильника прозвучала в тревожном пространстве спальни несколько неуместно, как веселый гопак на поминках. Сердце снова заколобродило страхом – надо же вставать, надо задавать мужу вопросы, требовать объяснений, исходить обидой, в конце концов. А еще – исполняться глубоко раненной женской гордостью. Ведь есть у нее гордость, в самом деле? По крайней мере, она всегда раньше считала, что есть… Да навалом раньше у нее было гордости! А сейчас… Боже мой, сколько хлопот, нервов и душевных терзаний на все это безобразие надо, ни в одном романе не опишешь. А вот еще интересно – лучше первой с постели соскочить или подождать, когда Саша встанет? Нет, лучше подождать… Или он так же лежит и трусливо выжидает, когда она первой с постели встанет? Во ситуация…
Так и получилось, что одеяла они от себя откинули одновременно, секунда в секунду. Однако первым покинул тревожную территорию Саша – хмуро натянув шорты, быстро прошлепал босыми ногами в ванную. Столкнулись они в коридорчике, когда Наташа шла на кухню, – до чего ж неудобные эти планировки, кто их только придумал! Не учел умный проектировщик, что не всегда мужу и жене полезно в узких коридорчиках лоб в лоб сталкиваться…
– Ты к Тонечке вчера ездила? Как она там?
Наташа вздрогнула, растерянно заморгала глазами, уставилась на мужа озадаченно. Слишком уж большой процент озабоченности в его вопросе прозвучал, чтобы принять ее за искренний отцовский интерес.
– Нет. Я не ездила.
– Да? Ну ладно…
Он галантно припал к стене коридора, пропуская ее вперед и старательно отводя глаза в сторону. Потом вдруг выстрелил скороговоркой в ее удаляющуюся спину:
– Наташ… Нам надо будет потом поговорить…
– Саш, я на работу опаздываю! – не оборачиваясь, махнула она рукой и торопливо скрылась на кухне.
– Так и я опаздываю… Я имею в виду – потом надо будет сесть и поговорить. А лучше я тебе позвоню…
Это «позвоню» долетело тревожным эхом уже из гостиной, и она долго собиралась с мыслями, что ей такое правильное на него ответить и как с этим трусливым «позвоню» обойтись, чтобы Саше обязательно за него стыдно стало. Никаких правильных мыслей, да и вообще ничего путного в перепуганной и невыспавшейся голове не собралось, и, когда захлопнулась за ушедшим Сашей входная дверь, она без сил опустилась на кухонный диванчик – что дальше делать-то?
Оказалось, однако, что сидеть вот так, без сил, было еще хуже. Организм капризничал, исходил тоскливым нытьем, требовал каких-то определенных действий: или, мол, дай мне выспаться, не доводи до нервного греха, или на работу, что ль, собирайся. Подумав, Наташа выбрала первый вариант. Ну ее, эту работу. Опять лицезреть эту Анну…
Жалким голосом она сообщила Алле Валерьяновне в телефонную трубку, что расхворалась не на шутку, и та с готовностью наобещала устроить ей полный фильдеперс с отгулом, то есть там и сям договориться, кое-где прикрыть и кое в чем кое-кому приврать. Положив трубку, Наташа постояла немного, прислушиваясь к тишине в квартире, потом прибрела к зеркалу, почти равнодушно отметила про себя – ну и рожа…
«Рожа» действительно была не ахти. Бледная, под глазами круги, да и сами глаза смотрели из зеркала со страхом и тоской. Ладно – спать так спать. Может, хоть рожа выправится.
Однако, как она ни старалась, настоящего полноценного сна больше не получилось. Так, забытье какое-то. Напряженная попытка организма силой взять положенный отдых. Вместо отдыха – одна маета. И хорошо, что мобильник запел свою песню…
– Наташ, привет! Это Катя.
– А-а-а… Привет… Ну, говори, чего тебе?
Опять, наверное, непутевой Сашиной сестрице деньги срочно понадобились. У нее эта надобность возникает очень часто, но почему-то без «срочности» дело никогда не обходится. Наверное, Катька думает, что так попрошайничество приличнее выглядит.
– Да нет, мне, собственно, ничего… Я просто поговорить хотела, Наташ. Вернее, спросить…
– Ну, спрашивай, раз хотела.
– Да я даже и не знаю, как спросить. Мне неловко.
– Ну, тогда не спрашивай.
– Ты понимаешь, Наташ, тут такое дело… Выхожу я, значит, ночью на балкон покурить и глазам своим не верю – Сашка из нашего подъезда выходит…
– И что?
– Как это – что? Я хотела у тебя спросить: может, мне показалось? Бывают же похожие люди, да и темно было…
– Нет. Тебе не показалось.
– Значит… все-таки…
– Да. И значит, и все-таки. Твой братец благополучно изменяет своей жене с твоей соседкой. Или кто она тебе? Приятельница?
– Ой, Наташ… А чего ты так об этом говоришь?
– Как?!
– Ну, спокойно как-то, по-деловому…
– Почему же, Кать? Вот сейчас положу трубку и сразу забьюсь в слезной истерике. Так тебе больше нравится?
– Наташ… Ну зачем ты? Я же не знала, что так все будет… Ты извини меня, пожалуйста…
– Да ладно, проехали. Все, пока.
Наташа резко отбросила от себя мобильник, пружиной подскочила с кровати. Вспыхнувшая во время разговора ярость уже вовсю шуровала внутри организма, звала к поступкам. Нет, и в самом деле, чего это она разлеглась, когда неизвестно откуда взявшаяся баба-стерва распоряжается ее налаженной жизнью? Надо же что-то делать, надо же действовать как-то! Не сидеть сиднем!
Пробежав по квартире туда-сюда с раздутыми от гнева ноздрями и сжатыми в кулаки ладонями, она снова вернулась в спальню, решительно набрала номер Аллы Валерьяновны.
– Это Наташа, еще раз здравствуйте… Вы не знаете, Анна сейчас на месте? – проговорила она в трубку, как выстрелила.
– Да, Наташенька… Я видела, она пять минут назад вышла от Ивана Андреича…
– Я сейчас приеду, Ал Валерьянна!
– Да что случилось, Наташенька? Мы вроде договорились с утра, что…
Наташа быстро нажала на кнопку отбоя, голос Аллы Валерьяновны захлебнулся и с писком утонул в коротких гудках. Ну да, невежливо, конечно, вполне Алла Валерьяновна может на нее обидеться. И будет права. Ну да ладно, с этим потом разберемся. Сейчас – Анна…
Она бестолково заметалась по квартире, сама удивляясь пришедшему на смену слезной вялости крайнему возбуждению. Быстро вымыла голову, быстро оделась, быстро накрасила ресницы, пару раз дрожащей рукой заехав щеточкой в глаз, провела по губам яркой помадой. Отчего-то захотелось именно яркой. Наверное, ярость потребовала. И пусть! Лишь бы не расплескать эту ярость в дороге!
