Гизелла продолжала:
— Позволь мне сказать. Не отказывайся от помощи Роджера. Она вам понадобится.
Второй тост лежал на тарелке криво. Я его поправила. Натан был надежным. Он был тем человеком, который никогда не покинет в беде. Но нас было слишком много для него одного. Оставил Роуз. Женился на мне. «Вистемакс». Он не мог идти по такой скользкой почве. Его тело протестовало. «Я смотрю в зеркало, и не знаю, кто оттуда смотрит на меня». Могла ли я понять смысл этих слов?
Гизелла была в одной из своих ослепительно белых блузок с рукавом три четверти, слегка натягивавшеся на груди. Это был изысканный французский вырез. Нить крупного жемчуга обвивала его шею. Соответствующие серьги поблескивали в ушах. Она сидела, наклонившись вперед на стуле, воплощенное сочувствие и жалость.
— Я понимаю, что ты сейчас об этом не думаешь, — она вытащила из сумки записную книжку, что-то написала и вырвала листок. — Я мало что могу сделать для тебя, Минти, за исключением помощи в мелочах. Вот имя хорошего флориста. Просто скажи им, что ты хочешь для Натана, и они поймут.
Флорист?
— Спасибо, — мои губы дрожали. — Рассказал ли Роджер, каким Натан был вчера? — Гизелла убрала записную книжку в сумку. — Я хотела бы знать, что он говорил и как выглядел.
— Понимаю. — Она, казалось, ожидала этого вопроса. — Роджер боялся этой встречи. Натан был ему другом, только не так, как ты думаешь, Минти. Ты не хуже меня знаешь его. Роджер сказал ему прямо. Сначала Натан почти ничего не говорил. — Гизелла остановилась и вздохнула. — Роджер сказал, что он подошел к окну и повернулся к нему спиной. Он сказал, что ему надо подумать одну или две минуты. Потом он пошел в атаку. Он сказал Роджеру, что это не правильное решение. Кроме того, «Вистемакс» не нужны дестабилизирующие факторы в данный момент.
Натан защищался. Те, кто его хорошо знал, легко читали признаки его состояния. Когда он сжимал губы, это было плохим признаком для оппонента. Если он засовывал руки глубоко в карманы брюк, значит, он разрабатывал стратегию.
— Я никогда не видела Роджера таким грустным и напуганным. В будуще… с ним может случиться тоже самое, — продолжала Гизелла. — Увольнение Натана тяжело ему далось.
— Гизелла, Натан потерял все.
— Не все. У нее была ты с мальчиками. Роджер считал, что он мог некоторое время побыть дома, чтобы посвятить больше времени детям.
Я смотрела на нее, пораженная:
— Роджер уволил Натана, потому что из Натана может получиться хорошая нянька?
Губы Гизеллы не дрогнули.
— Натан получил хорошее выходное пособие.
— Будем надеяться, что Роджер сохранит свое философское настроение, когда я выгоню его с похорон Натана.
С оттенком легкой паники Гизелла прошептала:
— Зачем? Не нужно этого делать, Минти.
— Роджер действительно считал, что Питер Шейкер будет лучше Натана?
Гизелла поправила манжету белоснежной рубашки.
— Стоит ли сейчас обсуждать это? Постарайся быть практичной.
— О, практичность… — сказала я. — Ее явно переоценивают.
Я встала и прошла к полукруглому столу. Я взяла часы и переставила их на каминную полку, как этого хотелось Натану.
Гизелла взяла сумку.
— Мне пора идти. Но помни, Роджер сделает все, что сможет. Я тоже сделаю все, что в моих силах. Если ты это примешь.
Я услышала крик:
— Почему Роджер это сделал?
Гизелла опустила сумку и посмотрела мне в глаза:
— Это было необходимо. Натан так же поступал с другими, вспомни об этом.
— Но это его убило.
— Нет, не это. Натан любил виски, он напряженно работал. Он был… очень занят жизнью семьи. Большой семьи. Все это вместе внесло свой вклад. Это сделало не увольнение. Натана убило его больное сердце.
В дверь продолжали звонить, но я отправила Еву встречать посетителей. Каждый раз она что-то приносила. Бутылка вина, с надписью «Соболезнуем» на этикетке. Брошюра «Последняя воля и завещание». Следы кофе на мягкой обложке, загнутые уголки страниц. В разделе 14.4.3 «Справедливый раздел между сторонами» кто-то яростно нацарапал на полях: «Это мне должно было так повезти».
— Кто ее принес, — спросила я у Евы, но она сказала, что не знает эту женщину.
«Последняя воля и завещание» лежали на кухонном столе передо мной. Я, как предполагал весь остальной мир, оплакивала Натана. Крис Шарп, вероятно, наслаждался хорошим днем… Вряд ли Питер Шейкер испытывал муки совести. Я почувствовала жалость к Кэролайн, которой придется делать выбор между лояльностью к мужу и ее собственными строгими понятиями о нравственности. Питер, вытолкнувших из кресла Натана, явно не вписывался в строгие рамки ее принципов.
Кто-то вошел в кухню.
— Мартин, — сказала я.
Он поставил закрытое фольгой блюдо на стол и наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку.
— Я приехал, как только смог. И привез макароны с сыром.
Я постаралась найти вежливый ответ. Любой ответ.
— Лукас любит макароны с сыром.
Он сел рядом со мной и взял обе моих руки в свои.
— Пейдж попросила Линду приготовить их. — Последовала пауза. — Это ужасно, Минти, но ты выдержишь. Я пришел сказать тебе это. Может казаться, что ты не сможешь, но ты выдержишь.
Его пожатие было прохладным и крепким, и я была благодарна ему за это.
— Поговори со мной, Мартин.
— Я для этого и пришел.
Макароны выглядели очень аппетитно с хрустящей корочкой сыра наверху.
— Я не знаю, что надо сделать в первую очередь.
Мартин отпустил мои руки и достал листок из нагрудного кармана.
— Я составил список, — сказал он. — Слепил его из того, что я помню, когда умерли мои родители. Всякие похоронные мероприятия.
— Список! — воскликнула я. — Ты писал список, когда у тебя самого столько дел?
— Но мы же друзья. — Мартин передал мне его. Это поможет тебе собраться с мыслями. Оттолкнуться от чего-то конкретного.
— Как Пейдж и малыш?
Он слегка нахмурился:
— Они в порядке. Только я не уверен, достаточно ли Пейдж отдыхает.
— По ночам тяжело?
— Я сейчас сплю в комнате для гостей.
Темнело, и надо было включить свет, но я не вставала. Мы с Мартином сидели на кухне, пока не сгустились сумерки, и я была благодарна, так благодарна ему за присутствие.
— Сегодня сказок не будет, — сказала я ребятам. — Я хочу поговорить с вами.
Они были свежемытые, блестящие и смотрели на меня с надеждой.
— Это о папе?
Две пары глаз доверчиво смотрели на меня. Я похлопала ладонью по кровати Феликса.
— Залезайте и садитесь рядом со мной.
Феликс устроился справа от меня, а Лукас слева. Я обняла их и погладила по спине. Феликс изогнулся, скользнул вниз и принес «Голодную гусеницу». Он протянул книжку мне обеими руками. Я покачала головой:
