Катарина Хагена - Вкус яблочных зёрен (ЛП)

— Вы пугали меня.

— Да ладно. Ты считал нас клёвыми.

— Ужасно.

— Ты был в нас влюблён.

— Вы были абсолютно ненормальные.

— Ты считал нас красивыми.

Макс молчал.

— Ты считал нас красивыми!

— Да, чёрт возьми. Ну, и?

— Ну, ничего.

Мы красили дальше.

Через несколько минут справа раздался глухой голос Макса:

— Надпись на стене выполнена здесь вручную либо тем, кто не имел ни малейшего

понятия, о ком пишет, или тем, кто хорошо знал Хиннерка Люншена. Ведь в Боотсхавене нет

приличных событий. Здесь вообще нет событий. Если только ты подразумеваешь спектакль

"мойщик-автомашины"

или

"селекционер-поливающий-герань-в-бетонных-цветочных-

ящиках". Здесь происходит так мало, что иногда я сажусь на кладбище и пью вино, только

чтобы что-нибудь произошло. Я не интересный тип и как раз ещё достаточно умный для

того, чтобы всё понимать. Неудачно для меня.

Я молчала. У меня не было желания утешать его и я не думала, что Макс требует

утешения. Да, это тоже какое-то согласие. "Что я здесь вижу в спокойном молодом

адвокате?" Вероятно, прошлое. Понимая важность того, что я была у него перед глазами как

пухленькая белокурая девочка, которая судорожно пыталась перехватить внимание двух

старших девочек. Он знал меня как внучку Берты, кузину Розмари и как "любимую девушку"

Хиннерка. Когда Макс, как младший брат как-то растворился в воздухе между восемью и

тринадцатью, то он всё же нас видел. Временами Мира была вынуждена привозить его к нам,

тогда мы удостаивали парня взгляда, а он нас нет, но я замечала, как Макс нас воспринимал.

Я могла чувствовать потому, потому что днём мы оба проявляли такое безразличие, в

которое всегда примешивалась хорошая доля отчаяния.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Кроме моих родителей и тёть, я не знала никого, кто видел нас такими, какими мы

тогда были. Однако это не считалось, ведь они не переставали нас так видеть. Всё же Макс

меня сейчас видел. К счастью, что мужчина был такой милый. Вероятно, он должен быть

таким, да и Мира уже заняла все другие качества. Она была дикой — он послушным. Она

бросалась в глаза — он делался невидимым. Она уходила — он оставался. Мира хотела

драмы — он покоя. И так как Макс был милым, мы конечно никогда его не замечали. "Какая

девочка, которая держит что-то в себе, заметит такого славного парня?"

Но теперь я его заметила и спрашивала себя: "Почему я заметила Макса? Смерть и

эротика всегда идут вместе, но помимо этого? То, что прямо сейчас у нас обоих никого не

было?" Я оставила Джона потому, что хотела "домой", и каждый человек знает, что со

своими желаниями нужно быть осторожнее, потому что они могут исполниться. Макс явился

с домом. Дом. Разделённое забвение было точно такой же сильной связью, как общая память.

Пожалуй, ещё сильнее.

И вместе с тем ещё была раскрыта тайна мужчины с бутылкой на кладбище. Ничто не

остается тайным в деревне, во-первых не для меня. Наверное, это было также известно всем

— Макс жил здесь и красил курятник Берты.

"И что Макс тогда заметил?" День в шлюзе был одним из первых летних дней. Я

вспоминаю колоссальные зелёные рои мух, когда мы ехали на велосипедах через коровьи

пастбища к каналу. Розмари носила тонкую фиолетовую одежду, и встречный воздушный

поток задувал воздух в пышные рукава, сшитые из тонкого прозрачного материала. Её руки

мерцали белизной сквозь завесу ткани, и это выглядело так, словно из её плеч тянулись две

морские змеи. Чтобы можно было ехать, она натянула платье выше колен и прищемила его

бельевыми прищепками горизонтально воздушному потоку. Должно быть, я ехала позади

неё, так как видела веснушки на коленных впадинах Розмари. Но, вероятно, так было при

другой велосипедной прогулке.

Абсолютно уверена, что тогда я уже носила зелёный цвет от тёти Инги. Поэтому

чувствовала себя в поездке как речная нимфа и на обратном пути как вздутый утопленник.

Мира носила чёрное.

Мы взяли купальные принадлежности из багажников, бросили велосипеды выше берега

реки и помчались вниз по одной из узких тропинок рыбаков. Я положила свое гигантское

полотенце на плечи и попыталась так раздеваться. Кроме нас здесь никого не было. Мира и

Розмари засмеялись, когда увидели меня:

— Почему ты должна прятаться? Почему ты должна от кого-то отворачиваться?

Всё же я стыдилась своего тела только потому, что у меня не было ничего такого, чего

можно было бы стыдиться. У Розмари были маленькие твёрдые груди со строптивыми

розовыми сосками, а Мира имела удивительно большую грудь, которую не предполагали её

узкие плечи под чёрными джемперами. У меня не было ничего. Ничего правильного. Это

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

больше не было таким плоским, как год назад, когда я ещё совсем свободно плавала в

трусиках. Что-то там уже было, но было странно, неприятно и на ощупь казалось

фальшивым. Я не понимала, почему девочка в плавательном бассейне всегда должна

переодеваться в общей раздевалке, пока некоторые дамы делают это в отдельных кабинках.

Наоборот было бы рациональнее: несовершенство нуждается в утаивании. Такое отличие

было ничем иным, как колорадскими жуками в произведениях искусства. Мне было уже

понятно, к какой из двух групп я принадлежу.

Мы улеглись на деревянный мостик и сравнивали наши цвета кожи. Все были очень

бледные. Хотя у меня были светлые волосы, но из всех троих девочек моя кожа была темнее

и желтоватого оттенка, у Миры — алебастровой, а у Розмари — голубоватой с прожилками и

веснушками. В этом случае мы сравнивали наши тела. Розмари говорила о груди, что за это

время она стала, как правило, меньше. Я не понимала, почему сестра так говорила.

— По каким правилам, грудь становилась больше или меньше? И какое правило даёт

моей груди оставаться такой?

Мира и Розмари громко хохотали. Я краснела, волновалась и только понимала, что я