абсолютно надежными. Если кенийцы обращались в ислам, они тоже могли пользоваться их услугами – и многие из них так и поступали.
Мне очень нравились дискуссии, которые проводились в центре рядом с моей школой. В них участвовали молодые люди, недовольные уровнем обучения в медресе. Они, как и я, стремились к глубокому познанию религии, пониманию поступков и слов Пророка Мухаммеда, чтобы точнее следовать его примеру. Они тоже считали, что ислам – это не то, о чем ты просто слушаешь несколько раз в неделю и киваешь.
Группа сомалийских и пакистанских молодых людей стала проводить еженедельные исламские дебаты на английском. Это было совсем не похоже на службы в мечети, которые часто сводились к чтению текстов на арабском. Тут мои ровесники обсуждали отношения между мужчинами и женщинами, мусульманами и неверными, исламом и христианством. Разговоры были живыми и очень умными.
Аудитория в основном состояла из блестяще образованных, глубоко верующих старшеклассников и студентов, которые пришли туда по собственной воле – в отличие от медресе, куда детей заставляли ходить родители. Докладчик выступал за кафедрой. Юноши, в основном в европейской одежде, сидели впереди, а девочки в головных платках – сзади. Разделение было добровольным, а вокруг царила гармония: мы все были добрыми мусульманами, стремящимися к совершенству. Мы не просто заучивали тексты наизусть, а обсуждали их значение и то, как лучше применять их в повседневной жизни.
Все вокруг были убеждены, что коварные евреи и весь безбожный Запад организовали всемирный крестовый поход, направленный на уничтожение ислама. Мы хотели защитить ислам, принять участие в джихаде. У этого слова есть несколько смыслов. Оно может означать, что вера нуждается в материальной поддержке или что нужно стараться обращать людей в свою веру. Но может означать и насилие; жестокий джихад – это историческая константа ислама.
Несмотря на то что я хотела быть правоверной мусульманкой, меня всегда смущала необходимость противопоставлять себя Западу. Великобритания и Америка были для меня странами из книг, где царила благопристойность и была возможность личного выбора. Запад для меня олицетворяли прежде всего именно эти идеи – а еще поп-музыка, кино и дурацкая переписка с девочками из Финляндии и Канады, которые думали, что мы живем в джунглях на деревьях. Конечно, мой личный опыт общения с Западом был невелик, и все же мне казалось, что там далеко не все так ужасно. Но я долго рассматривала фотографии убитых мусульман, которые передавались из рук в руки: нам нужно было как-то объяснить эти смерти – и мы узнавали, что это случилось по вине Запада. Как мусульмане, мы должны были противостоять Западу.
Нашей целью было создание всемирного исламского правительства.
Как же мы будем бороться? Кто-то сказал, что основным средством должна стать проповедь: нужно распространять ислам среди неверных и возвращать пассивных мусульман к свету истинной, чистой веры. Некоторые молодые люди покинули группу и отправились в Египет, чтобы стать там членами изначального Мусульманского Братства. Другие получили гранты от разнообразных групп, которые финансировались саудовцами, и отправились в медресе в Медине.
В центре мы долго обсуждали, как вести себя в повседневной жизни. Существовало столько правил, все было расписано вплоть до мельчайших деталей. Истинная мусульманка должна покрывать тело даже перед слепцом, даже в своем собственном доме. Она не имеет права идти посередине улицы, выходить из отцовского дома без разрешения.
Мне казалось примечательным, что множество уважаемых мыслителей пускались в долгие рассуждения о том, насколько именно женщина может обнажить кожу, чтобы вокруг не начался хаос. Конечно, практически все философы сходились в том, что, как только девочка достигала половой зрелости, в присутствии мужчин, не являющихся ее близкими родственниками, она должна покрывать все тело. Но не было единого мнения по поводу того, какие части лица и рук настолько соблазнительны, что должны быть покрыты.
Одни ученые считали, что женские глаза – главный источник провокации: когда в Коране говорится, что женщина должна опускать взгляд, на самом деле это значит, что она должна прятать глаза. Представители другой школы полагали, что один лишь взгляд на женские губы, особенно полные и юные, может возбудить мужчину и привести его к грехопадению. Иные же обстоятельно описывали чувственность линии подбородка, красоту носа или длинных, изящных пальцев или то, какими соблазнительными могут быть жесты некоторых женщин. И для каждого случая приводились соответствующие слова Пророка.
Даже если женщина была полностью покрыта с головы до пят – возникала другая проблема. Стук высоких каблуков мог вызвать в воображении мужчины образ ее ног, поэтому, чтобы избежать греха, женщины должны были носить туфли на плоской подошве и ходить бесшумно. Что касалось запаха, то если женщина пользовалась благовониями или парфюмированным мылом и шампунем, это могло отвлечь мужчин от прославления Аллаха и внушить им греховные мысли. Безопаснее всего было просто сидеть дома и избегать всяких контактов с мужчинами, ведь любые их сладострастные мысли были виной женщины, спровоцировавшей их.
Однажды я не выдержала и спросила:
– А что же мужчины? Разве не должны они покрывать себя? Разве женщины не могут соблазниться при виде мужского тела?
Мне это казалось логичным, но вся аудитория подняла меня на смех, и я не могла продолжить высказывать свои возражения.
* * *
Мне было одиноко без Хавейи и Фардосы. Многие школьные друзья избегали меня – им было неуютно рядом с религиозным фанатиком в черном покрывале. После школы я стала приходить в дом Фараха Гуре, который был полон молодых девушек – его дочерей-подростков и девочек из субклана Осман Махамуд, только что приехавших из Сомали. За ними пристально, но не строго присматривала жена Фараха, Фадумо. Мама думала, что это пойдет мне на пользу, и разрешала проводить там столько времени, сколько я хотела.
Там я впервые встретилась с несколькими девушками из Сомали. Одну из них звали Джавахир. Ей было около двадцати пяти. Она приехала в Найроби, чтобы выйти замуж за Али, одного из водителей грузовиков Фараха Гуре, который на пять месяцев уехал на юг Африки. Али был надежным работником, и Фадумо хотелось, чтобы Джавахир было хорошо в Найроби, иначе она могла уговорить мужа поехать с ней в Сомали. Поэтому Фадумо попросила меня показать Джавахир город и составить ей компанию.
Джавахир была крошечной, но фигуристой. Ее было чересчур много: она без умолку болтала пронзительным голосом, вращала глазами и размахивала руками. Она напомнила мне женщин Исак, которые причитали на похоронах тети в Могадишо под деревом талал. Вместе с поведением она переняла у Исак и говор, ведь она долго жила неподалеку от Харгейсы. Джавахир не читала книг – она
