могу знать я. Да и почему нельзя было прийти ко мне и попросить отвезти на эту злосчастную стрижку?
– Я была расстроена, пап. Ты же прекрасно знаешь, как я тряслась над своими волосами, а тут их просто испоганили. Ну а Ярослав стал свидетелем всего происходящего и решил помочь. Что в этом плохого? Неужели отзывчивость сейчас менее важна, чем дисциплина?
– Нет, конечно, – папа притягивает меня к себе, – просто я реально волновался за тебя, места себе не находил, когда понял, что тебя нет в школе.
– А как ты узнал?
– Ольга после обхода сказала, что тебя и Ярослава нет. Пришлось говорить, что тебе я разрешил съездить в город по делам. Вру, между прочим.
– Спасибо тебе, – изображаю восторг и хмыкаю.
– Ладно, иди спи. На выходных уж постарайся, чтобы с тобой ничего не приключилось и в понедельник мы спокойно отправились в больницу.
– Хорошо.
Выхожу из кабинета, и меня царапает мысль, что меня никто не ждет.
Не знаю, почему я была уверена, что за дверью меня дожидается Бородин, чтобы поговорить. Но нет, коридор пустой.
После пробуждения первым делом отправляю сообщение на номер, с которого мне писал Ярослав. Тороплюсь, потому что многие субботним утром разъезжаются по домам.
«Доброе утро! Можем мы поговорить?»
Отправляю и тут же получаю ответ:
«Мне не до тебя».
Ярослав
Сквозь сон слышу, как настойчиво трезвонит чей-то телефон. Ныряю под подушку и с трудом сдерживаю недовольный стон.
– Яр, блин, угомони свою мобилу, – бурчит Глеб с другого угла комнаты, – дайте хоть в субботу задрыхнуть. Бесите!
Шарю рукой по тумбочке в поисках вибрирующего телефона.
– Алло, – голос хрипит после сна.
– Ярик, доброе утро. Я тебя разбудила?
Голос помощницы по дому звучит очень непривычно. Взволнованно.
– Люб? Что случилось?
Протираю глаза и отлепляюсь от кровати. Парни ещё дрыхнут. Чтобы не мешать, хватаю полотенце и плетусь в ванную. Глаза хоть промыть, а то слипаются капец.
– А ты сегодня домой приедешь?
Окунаю руки в прохладную воду, придерживая плечом телефон. Осматриваю недовольное лицо в зеркало.
Хмурюсь.
– А что?
– Ну приедешь?
Странная беседа. Никогда она не интересовалась, приеду ли я домой. А тут-то что случилось?
– Что случилось? – с нажимом повторяю вопрос.
– Ничего. Я просто твои любимые вареники с вишней собираюсь налепить, вот и думаю, стоит ли?
И в этот момент до меня допирает, что дома что-то снова происходит.
– Я сейчас выезжаю, – сбрасываю телефон.
Быстро умываюсь и влетаю в комнату. Натягиваю первые попавшиеся джинсы и худи.
– Ты куда в такую рань? – Глеб приоткрывает один глаз. — А как же боулинг?
Отмахиваюсь.
– Пока некогда мне про него. Я полетел.
– Ну давай, – снова падает на подушку, но слышу вслед его крик, – я тебе наберу, Ярый.
Агакаю и слетаю с лестницы.
Сердце набирает разгон. Что же там такое случилось, что аж Люба решила в такую рань позвонить и поинтересоваться моими планами.
Кусаю губу и не рассчитываю силу. Прокусываю до крови.
Завожу мотор и даю себе минуту, чтобы успокоить колотящееся во всю мощь сердце. Ладони покрывает липкий пот настолько сильно, что приходится вытереть их о джинсы.
Бросаю быстрый взгляд на пассажирское сидение, и в голове вспыхивает вчерашний вечер.
Да уж, директорская дочка. Ловлю в зеркале заднего вида свой оскал.
Не ожидал, если честно, и офигел от такой подачи.
Неприятно режет то, что Снежинка не сказала, кто её родитель, и вчера я знатно психанул. Но сейчас сквозь туман злости начинаю понимать, что и не должна была.
Но один фиг задело за какое-то неведомое мне живое. Чтобы меня задевала девчонка – это нонсенс для меня.
Телефон оповещает об очередном уведомлении. Смотрю, что там могло быть, и не могу сдержать удивленного присвиста. Баллы вернули. Надо же.
И с чего бы такая щедрость? Не все, но хотя бы не в минусе.
Бросаю взгляд на время. Черт, надо быстрее долететь до дома и прояснить, что там такое происходит.
Позволяю себе слегка превысить скорость, и это помогает проскочить город перед разгаром пробок.
Забегаю в дом, который встречает тишиной. Застываю в холле и осматриваюсь. Проверяю, в ту ли дверь зашел. Ещё на той неделе мама бы выскочила навстречу и повисла у меня на шее.
А сейчас что-то не так…
Под кожу забирается леденящий ужас.
– Люб! –ору во всю мощь легких.
Женщина тут же появляется в поле зрения и выдыхает.
– Ярослав, наконец-то ты приехал, – подбегает ко мне и хватает куртку с вешалки. – Мне в магазин нужно, отвезешь меня?
Растерянно хлопаю глазами и снова ощущаю привычное раздражение.
– Люб, ты меня для этого, что ли, вызвала из школы в такую рань?
Люба стискивает мое предплечье и чуть ли не силой вытаскивает из дома.
– Яр, мне очень срочно нужно в магазин, – стреляет глазами на дом.
Прослеживаю за её взглядом и вижу черный глазок камеры.
– А, ну поехали. Что-то я не проснулся ещё до конца.
Усаживаемся в машину. Люба кряхтит, на кой такие низкие машины. Не машины, а санки.
Фыркаю и терпеливо жду, пока она разместится на пассажирском сидении.
Выезжаем с территории дома. Нахожу тупик и заезжаю в него.
– Ну? – нетерпеливо постукиваю по рулю. – Что такое?
Люба нервно теребит лямки сумки и боится посмотреть мне в глаза.
– Люб?
– Ярик, в общем, сегодня Алексей куда-то увез Оксану с вещами. Когда я спросила, куда они собираются, Оксана подозрительно молчала и вообще как будто меня не замечала. Я волнуюсь, Ярослав.
Внутри все падает. Пытаюсь переварить. Понять, что мне только что сказали.
В это время телефон начинает трезвонить. Скидываю. Один раз, второй, пятый.
Собираюсь уже отключить телефон окончательно. Рычу от злости, что Глебас так не вовремя полез со своим боулингом, блин.
Прилетает сообщение. За багровой пеленой вижу одно слово «поговорить».
Быстро отбиваю ответ, что мне не до него, и выключаю телефон, чтоб не бесил лишний раз.
– Так, ещё раз. Во сколько отец с мамой уехали?
Я стараюсь говорить спокойно, но гребаное предчувствие какого-то лютого трындеца не покидает меня.
– Да я вот как раз пришла, собиралась готовить на сегодня. К твоему приезду.
– А дальше что?
– Да ничего, – качает головой,
