Прости уже, хватит…
— Вот и ставь!
Мне прилетает по щеке, звонко так.
В толпе ахают девки, свистят неодобрительно пацаны. А мне похер. Пусть лупит.
— Не буду! Ты ее притащила, ты и возись!
Наклоняюсь, чмокаю в губы коротко, получая охерительный по мощи разряд кайфа. Но мало! Мало!
Отпускаю, пока не прилетело еще раз, отскакиваю, опять превращаясь в обычного придурка, смеюсь:
— Давай, Радужка! Или забирай своего блохастого утырка! Он мне надоел! Не заберешь, завтра выкину, нахуй!
— Не выкинешь!
— Посмотришь!
— Сука ты!
— Не без этого…
Разворачиваюсь и взлетаю по ступенькам в универ, по пути разминаясь с длинным, прущим носорогом на разборку.
Усмехаюсь в красную злую рожу:
— Плохо смотришь за сестричкой, Игореша! Ее чуть было какой-то урод на ниссане не утащил! Еле отбил! Не благодари!
Наблюдаю, как информация медленно проникает в слишком мелкий для таких усилий мозг длинного, как он разворачивается к сестре с твердым намерением выяснить, че там за ниссан такой бесстрашный.
Ловлю ее злобный взгляд, показываю знаком, что жду звонка, и отчаливаю, вполне довольный собой, под рык длинного:
— Какой еще ниссан, бля?
И звонкий ответ Радужки:
— Ой, отъебись уже!
Моя девочка… Ласковая такая… Ромашечка прям…
— Слушай сюда, морда, сейчас приедет твоя хозяйка, только попробуй мне не притвориться умирающим лебедем! Понял? Жрачки лишу на сутки!
Шарик строит умильную морду, успешно строя из себя редкостного придурка, и на всякий случай пытается стучать по полу обрубком хвоста. Получается странно, пса всего корежит, и видок получается стремный и слегка дебиловатый. Самое то, что надо.
— Вот так и делай, когда Радужка придет, — одобряю я телодвижения псины, — и, самое главное, не вздумай потом ломиться в дом! Кастрирую, блять!
Шарик лупит на меня глаза, сходу погружаясь в перспективы грустного безъяйцевого будущего, пугливо прячет морду между лапами. Артист…
Сделав нужное внушение, я спешно пробегаюсь по дому, пытаясь прибрать то, что раскидано, и понимая, что бесполезно метаться. Клининг был три дня назад, Шариковыми стараниями дом превращен опять в хлев меньше, чем за сутки, и до следующего клининга еще три дня… Ну, главное, чтоб в гостиной все было чисто. И в спальне.
И нет, это я сейчас вообще без рассчета.
С надеждой, конечно, но слабой…
Радужка, она такая… Может вообще не приехать.
И че тогда делать?
Лишенца этого я, само собой, не выпину из дома, потому что, конечно, скот, но не зверь же.
Мелкий драйвовый тремор покидает тело, давая место осознанию тупости ситуации. Бляха, да на что я вообще рассчитываю?
Придумал какой-то идиотский повод… Да не придет она! Не придет! Она забыла уже давно… И не дура… А я — дурак… Такой вот дурак… А еще над Немым прикалывался… Дурак…
Шарик внезапно поднимает одно ухо, настораживаясь, а затем с брехливым дворняжьим лаем мчится к дверям.
И мое сердце подпрыгивает в унисон с собакой.
У двери оказываюсь мгновенно, нажимаю на кнопку открытия ворот и вижу, как Радужка заходит через калитку во двор.
И вот клянусь, в этот момент у меня все внутри напрягается так, что дышать не могу.
Идиот такой… Но ничего не могу с собой поделать, чуть ли не трясет от возбуждения.
Она такая… охерительная!
Маленькая, тонкая, вся в черном, как обычно, и волосы эти радужные, красивая до немоты и слепоты!
Идет, напряженно сжав губки, глаза в пол лица, яркие такие, блестят.
Я себя реально чувствую девственником, впервые увидевшим женскую грудь. Все горит, пылает, во рту сохнет.
И в голове, сквозь вату кайфа от того, что пришла! пришла! пробивается здравая мысль: “Угомонись, урод… Приди в себя. Набросишься на нее с порога, это будет плохо! Плохо! Больше не увидишь ее…”
И только это привносит ноту спокойствия в мой сошедший с ума организм.
Открываю дверь, выпуская на волю беснующегося Шарика, тот сходу начинает прыгать на Радужку, облизывать ей руки, и тут не поймешь, то ли реально помнит ее, то ли просто на редкость радостный дурак.
Хотя… Я бы и сам сейчас ей что-нибудь облизал. И, возможно, так же попрыгал… Но вместо этого спокойно скалюсь в ответ на хмурый взгляд, киваю, чтоб зашла.
— Нет, я за Шариком, — сухо информирует меня Радужка, сходу обламывая все надежды и, пусть и фантастические, но все же планы.
Я ощущаю, как трещит моя, с трудом возведенная хлипкая стена напускного цинизма, но пока что держусь.
— Заходи, я же тебя не сожру.
Сожру…. Обязательно сожру.
— Нет. Меня ждут.
Охреневаю от этой информации, стою, пытаясь найти воздух в груди. И слова в башке.
— Кто?
Голос становится хриплым, палюсь по полной, но ничего не могу с собой поделать. Очень уж охерительный какой-то у меня переход от нереальной эйфории из-за настроенных совсем недавно планов до… до вот этой дикой реальности. В которую верить вообще не хочется.
— Это важно? Друг!
Радужка щурит с вызовом свои яркие глаза, на щеках лихорадочный румянец. Довольна… Она довольна.
— Тот самый? Из блевотного ниссана?
— Это субарик твой блевотный! А ниссан зачетный! Мне на нем больше нравится кататься!
А вот это уже по голове прям бьет… Сильно, блять! Сильно бьет! В глазах темно!
Она же… Она же это не про то, что я думаю своей извращенной башкой? Нет?
Радужка, нет?
Нет???
— И давно… Катаешься?
Задаю этот вопрос, а у самого губы дрожат.
Ну давай, Радужка… Покажи мне, что я не прав… Такого быть не может. Тебя же длинный пасет, как срочник государственную границу… Он бы не допустил, чтоб тебя кто-то… катал?
— Давно! — с еще большим вызовом чеканит Радужка, — он мне предложил…
— Что?
Что, блять, он тебе предложил, чего я не предлагал?
— Замуж!
Е-б-а-ть…
Хочется на моргнуть, отметая это все… А потом открыть глаза уже в новом мире, где не было этой сцены. И я не знал, что есть какой-то урод, катающий мою Радужку в своем ниссане и имеющий на нее виды… Этого не было.
Не могло быть!
Мерзкий червяк внутри пищит, что могло. Что, пока я наматывал сопли на кулак, кто-то другой подсуетился…
Примеров вокруг полно же.
Вон, мой приятель Немой, именно так и сделал. Воспользовался размолвкой в отношениях Лекса и Альки, и просто забрал ее себе. И придурку Лексу осталось только рот раскрывать в удивлении, как быстро все случилось…
И вот я теперь на его месте. Тоже придурок…
— Пиздишь… — единственное, на что меня хватает, но Радужке этого достаточно, она злобно щурится и
