чтобы полюбоваться вашей реакцией, — он открыто рассматривал моё лицо, что совершенно неожиданно вогнало меня в краску.
Кажется, сейчас я ощущала себя куда более смущённой и растерянной, чем в ту памятную новогоднюю ночь, когда он застал меня в неподобающем виде — без свитера.
Тогда я испытала шок и стыд. Сейчас… до конца и не понимала. Но ощущение было исключительно непривычным. Наверное, ещё и потому что я никогда не ловила на себе вот такой взгляд — наполненный искренним интересом. На тебя не просто смотрели, тебя видели.
А разница всё-таки есть, и ощутимая. И понять её можешь только когда поймаешь на себе вот такой пристальный взгляд.
— Вам так нравится ставить меня в тупик? — пробормотала я, поспешно поправив сползший с плеча ворот свитера.
И зачем я его вообще сегодня напялила?
— Думаю, мне нравится видеть на вашем лице хоть что-будь, отличное от грусти или настороженности.
Я подняла на Муратова оробевший взгляд. И, должно быть, взгляд этот выдавал очевидный вопрос. Потому что мой собеседник пожал на невысказанное плечами.
— Чаще всего в моей компании вы именно так и выглядите. Это ни в коем случае не упрёк. Так, наблюдение.
И что же, он достаточно за мной наблюдал, чтобы сделать подобные выводы?..
Захотелось вскочить со стула и пройтись по гостиной, чтобы хоть немного проветрить свернувшие на странную тропку мысли.
Повторялась история с новогодней ночью. Я вдруг начинала теряться в его присутствии. Заливаться краской, путаться в собственных мыслях и блуждать в ощущениях.
Может быть, от испуга?..
Я до сих пор понятия не имела, о чём они с Егором вчера говорили.
А спрашивать напрямую казалось мне заведомо проигрышным вариантом. Ну вот не захочет он со мной откровенничать и не будет. Заставить я его всё равно не смогу. Только нервы себе попорчу, гадая, о чём ещё они говорили.
— Безрадостная картина вырисовывается, — пробормотала я, скорее отвечая на собственное состояние.
— Логичная, — возразил Муратов. — Поводов для радости у вас сейчас не слишком-то много. Ещё и поэтому не советую вам мне отказывать.
Прозвучало двусмысленно.
— А вы… вы тоже тут жить собираетесь?
Я едва не прикусила себе язык за то, как коряво прозвучал мой вопрос. Но я не могла его не задать.
— А вас это сильно смутит?
Значит, всё-таки собирается.
— Дело не в этом. Просто, чтобы… понимать, как это всё… — я неопределённо взмахнула рукой, не в силах завершить предложение.
— Не беспокойтесь. Учинять тотальный контроль над ходом вашей работы я не собираюсь.
И мне стоило выдохнуть с облегчением. Вот его-то мысли взяли верное направление, не в пример моим собственным.
Муратов оставил насиженный подлокотник и подошёл к треноге, на которой крепился мой холст.
— Вы и без надзора прекрасно справляетесь, — он рассматривал мою работу, а мне казалось, будто я сейчас на экзамене.
Идиотское ощущение. Я знала, что всё делала правильно. Краски хорошо ложились на холст. Удавалось работать с минимумом лишних движений. Даже не думала, что именно над этим заказом буду работать с таким удовольствием.
— Спасибо. Но если у вас есть замечания, пожалуйста, не стесняйтесь…
Я осеклась, понимая, как глупо это звучит. Муратов-старший совсем не их тех, кто стал бы стесняться высказывать собственное мнение. Особенно если дело касалось его непосредственного заказа.
— У меня нет никаких замечаний, — его взгляд скользил о плавной линии шеи и плеча, над которыми я сейчас работала.
Он стоял всего в полушаге от меня. И эта близость исподволь, пусть и неявно, нервировала.
Я честно пыталась не обращать внимания на копившееся между нами странное напряжение. Нет, не между нами. Оно копилось во мне. Уверена, Муратов-старший ничего такого не чувствовал.
Он изучал незаконченное полотно в молчаливой задумчивости.
— Здесь осталось немного, — не в силах терпеть повисшее между нами молчание, я обвела широким жестом холст. Слева и сверху — там, где шея, — всё уже высохло. Там ничего касаться не буду. Осталось только низ плеча и…
Я замолчала, когда его длинные пальцы коснулись левого верхнего угла холста, медленно, очень медленно провели вниз по силуэту шеи.
Не в силах оторвать взгляд, я заворожённо следила за его движениями, совершенно позабыв, о чём говорила.
— У вас замечательно получается передать самое главное, — низкий голос обволакивает меня непонятным теплом.
— Светотень?.. — слабым голосом отзываюсь я, только бы не молчать и сделать вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит.
— Чувственность.
— О… — выдыхаю едва слышно. — Я… об этом не думала.
Его пальцы оставляют в покое полотно, и я медленно выдыхаю, понимая, что на какое-то время задержала дыхание.
— Творческих натур часто ведёт за собой инстинкт. Мне повезло, Нина Евгеньевна, что я нанял для этой работы именно вас.
— Спасибо, — шепнула я, слабо соображая, что со мной происходит.
— Мне бы хотелось, чтобы вы сохранили и этот подход, и необходимый настрой для работы. А не забивали свою голову жилищным вопросом. У вас и без него хватает проблем. Не множьте их без причины.
Так это всё для того, чтобы я всё-таки приняла его предложение?..
— Да вы просто мастер переговоров, — пробормотала я.
— Это значит, вы согласны сюда перебраться?
Это значит, прежде чем я соглашусь, мне стоит прояснить ещё один, очень важный вопрос…
— Не вижу смысла притворяться, — я подавила почти нестерпимое желание кашлянуть, чтобы прочистить горло. — Это очень выгодное предложение.
Муратов-старший нервирует меня своим близким присутствием.
Я ещё смола бы более или менее осознанно вести переговоры, исчезни он из моего личного пространства, но он будто чувствует, что так я менее владею собой. Так я могу оказаться куда как сговорчивее, только бы наш с ним разговор завершился.
Я стараюсь не думать о том, что только что произошло.
Ни о том, как вёл себя Муратов. Ни о том, как я на всё это реагировала.
И даже беря во внимание все эти странности, я планировала согласиться?..
Он смотрит на меня сверху вниз, но без тени превосходства. Правда, от этого мне совершенно не легче.
— Если оно очень выгодное, что мешает вам согласиться?
Я всё-таки кашлянула:
— Пожалуйста, не посчитайте меня занудой, но я… мне всё-таки хотелось бы знать, почему вы это делаете. Почему вы мне помогаете? В первый раз вы ушли от вопроса, и меня не может подобное не настораживать. Извините.
Взгляд Муратова-старшего сделался непроницаемым.
— Вы считаете, я не способен совершить добрый поступок? Не гожусь в альтруисты?
Совершенно необязательно было отвечать на мой прямой вопрос колкостями. Но мой рефлекторный порыв огрызнуться в ответ
