Певица фыркнула, убрала ладонь и с обиженным видом скрылась в толпе.
Наконец-то Кирилл освободился и подошел к Кате. Он провел ее еще в одном туре вальса и усадил на высокий стул в углу зала. Отлучился на секунду и подвел к Кате полного лысоватого человека.
— Светлая сестра молилась за вас, господин Подольский. Дева назвала вас в числе избранных Ею.
— Спасибо, — буркнул Подольский.
— И банку вашему прибудет в середине весны. Несчетны блага материальные для тех, кто печется о духовности народа…
— Пекусь, это да… — крякнул Подольский. — Сколько вам надо?
— Сущие пустяки, — потупил взор брат Кирилл. — На Пречистенке есть старый особнячок… Вот если бы выкупить его у правительства Москвы для нашего Центра… Ну и ремонт… реставрация…
— Памятник архитектуры? — уточнил Подольский.
— Конечно! Разве можно духовное место переносить в новострой?! — воскликнул Кирилл. — Корни к корням тянутся…
Господин Подольский хмыкнул, покосился на Катю и протянул руку:
— Ладно, давай адрес. Я поговорю с Музыкантским. Попробую откупить.
— И ремонт… — напомнил Кирилл. — Нам бы въехать поскорее…
— Когда там мне материальные блага пророчишь? В середине весны? Вот тогда и ремонт будет, — решил Подольский.
Кате хотелось танцевать, веселиться, но вместо этого она вынуждена была чинно сидеть в уголке, приветствуя улыбкой тех, кого подводил к ней брат Кирилл.
И это называется бал?! Никто из мужчин не рискнул бы пригласить ее на танец, никто не обменивался с ней больше чем парой фраз.
А ведь остальным прием доставлял удовольствие. Лица светились улыбками, то и дело слышался смех…
На разносимых официантами подносах искрилось в бокалах шампанское, вдоль стены на столах стояли закуски. Атмосфера становилась все более непринужденной, И лишь Катя понимала, что ее привезли сюда не развлекаться, а работать.
А брат Кирилл неутомимо представлял Катю сильным мира сего, и от каждого добивался обещания поспособствовать, посодействовать, помочь, оплатить, подарить, перечислить…
— Устала, малышка? — улучив минутку, шепнул он ей. — Потерпи, скоро пойдем… Не улыбайся! Серьезнее!
— Торт! Торт! — захлопала рядом с ними уже изрядно подвыпившая девушка. — Везут!
В противоположном конце зала показалась тележка, на которой официанты неспешно вкатили в зал белокремовое трехъярусное чудо кондитерского искусства, увенчанное тщательно раскрашенной сахарной фигуркой мадонны с младенцем.
— Какой кич, — поморщился Кирилл. — Приготовься, милая… сейчас… Встань!
Он выкрикнул это Кате в ухо, потому что вокруг стало очень шумно, все бурно приветствовали торт, словно три дня ничего не ели.
Седовласый мужчина во фраке зажег воткнутые в торт витые высокие свечи и махнул рукой.
Свет погас… И тут же все, как по команде, отвернулись от торта и уставились на Катю.
— Осанна… — испуганно прошептала полная дама и перекрестилась на нее, как на икону.
— Нимб… у нее нимб…
— Она святая… — проносился по залу возбужденный шепоток.
Катя стояла, совершенно не понимая, что происходит.
Кирилл подал ей руку и повел к выходу, строго глядя прямо перед собой. Он больше не был заискивающим просителем, он был спутником живой Богини…
Горностаевая шубка вновь обняла плечи, шофер распахнул дверцу машины…
— Быстрее, — велел ему брат Кирилл, с опаской оглядываясь на вывалившую вслед за ними из особняка толпу экзальтированных дамочек.
— Такие растерзают, — хмыкнул шофер, прибавляя газ.
Брат Кирилл оценил в заднее окошко увеличивающееся расстояние, облегченно перевел дух и протянул Кате платок:
— Вытри голову.
— Зачем?
— Это все-таки вредно…
Катя послушно провела платком по прическе и испуганно бросила его на пол.
Ей показалось, что он вспыхнул у нее в руках голубоватым пламенем.
— Не бойся, — засмеялся Кирилл. — Это фосфор… Тебя нынче им обрызгали вместо лака. Прекрасный эффект, правда?!
Он откинулся на спинку сиденья и довольно захохотал.
А Катя вдруг расплакалась обиженно… Как будто в детстве, когда сначала обещают игрушку, а потом говорят, что не заслужила…
Когда-то волшебную ночь испортил Лидкин лак, которым она щедро опылила голову сестры-выпускницы… Теперь — фосфор…
Почему как только ей предстоит бал, так непременно что-то случается?
«Женщина есть посредница по трансформации плана жизни. Ведь женщина осуществляет для своего плода переход от утробной жизни к жизни в земной атмосфере.
Итак, женщина дарует жизнь… Но картинка тринадцатого аркана Таро рисует нам фигуру Смерти.
И именно Смерть преобразует Единую Жизнь, она сносит с плеч коронованные и некоронованные головы в равной мере, а из земли вырастают новые руки и ноги…
Тринадцатый аркан Таро многие дилетанты ошибочно трактуют как физическую смерть, но это есть лишь переход к иной жизни.
Тело отдельного человека в силу целого ряда причин может стать непригодно к выполнению жизненных функций физического плана.
Астросом, или то, что называют душой, борется с неисправностями этих функций, цепляется за малейшие предлоги к продолжению жизни тела как целого в физическом плане, но в конце концов вынужден покинуть тело как непригодный механизм и начать новую двуплановую деятельность, именуемую промежутком между инкарнациями…
Тринадцатый аркан приоткрывает нам завесу тайны над тем, что выходит за двенадцатеричный круг зодиака.
Двенадцатый символ — крест. Фигурка повешенного вниз головой с заломленной ногой. Страдание…
Конечно, ведь знак Рыб последний, двенадцатый в зодиакальном круге. И рожденным под ним на роду написано страдать… Все их существование становится с ног на голову…
Но ради чего суждено терпеть эти муки? Ради новой инкарнации, перехода через смерть к новой жизни…
Смерть — это очищение, катарсис, после которого начнется новый животворящий круг…
Эти глобальные философские истины пока недоступны моему пониманию, я осознаю их интуитивно, не в состоянии осмыслить до конца…
Смерть — это конец, но в то же время и начало…
Время сворачивается в причудливую спираль, наподобие листа Мебиуса, у которого только одна сторона.
Но что означает выпавшая мне карта тринадцатого аркана Таро?
Смерть или новую жизнь?
Знак Рыб последний в круге… И мне кажется, что в нем сконцентрировались и самые светлые, лучшие качества, и самые темные свойства натуры…
