Недаром на символическом изображении две рыбки. Одна плывет вверх, одна вниз. Одна — к свету, одна — во тьму.
И меня разрывает пополам, словно одна часть меня стремится к духовности и совершенству, а другая…»
Брат Кирилл наклонился над журнальным столиком, на котором Катя разложила крупные необычные карты — колоду Таро.
— Ну, что тут у тебя? О, смерть?! Выход за круг бытия… Это интересно…
— Не понимаю, что это означает, — вздохнула Катя.
— Я ведь тебе объяснял.
— Но я не виновата, что не понимаю…
— Виновата, — нахмурился Кирилл. — Знания надо впитывать как губка, не подвергая сомнениям, и принимать сердцем, а не разумом.
— Я так и делаю… Я стараюсь…
Катя смешала карты и машинально перетасовала колоду.
Чего он от нее хочет? Ведь трудно найти более послушную ученицу…
Она и так совершенно подчинилась ему. Читает только то, что он ей дает, учит то, что он считает нужным, надевает то, что он покупает…
Да кто он для нее, в конце концов?! Бог или злой гений?
Руки дрогнули, и одна карта выпала из колоды и спланировала на пол. Катя нагнулась, чтобы поднять ее.
Первый аркан. «Маг». Перевернутый символ.
Маг. Учитель. Воля… Но если перевернут, значит, надо трактовать наоборот?
Лжеучитель? Шарлатан-фокусник? Безволие?
— Ты поедешь сегодня домой? — спросил ее Кирилл.
— А можно?
Он усмехнулся:
— Послушай, милая, надо иногда проявлять хоть маленькую самостоятельность. Если я скажу тебе утопиться, ты разве выполнишь беспрекословно? Не поинтересуешься зачем, для чего?
— Тебе лучше знать… — прошептала Катя, засовывая выпавшую карту в колоду вверх «рубашкой».
Когда Кирилл находился с ней рядом, он словно парализовывал ее волю, отнимал разум. Он ликвидировал ее как личность.
Это для паствы она была Светлой сестрой, доносящей молитвы до Пречистой. А для Кирилла стала глупой, нудной размазней, которая не может сказать ни слова, не имеет собственного мнения и на все спрашивает позволения, точно малое дитя.
— Одевайся, — велел Кирилл.
Послушница Аглая принесла Кате простое длинное пальто с белым искусственным воротником. Горностаевая шуба была убрана в большой шкаф Кирилловой гардеробной до нового торжественного случая.
— Петя отвезет тебя. И оставь его ночевать в комнате Агриппины. С утра приедете прямо в молельный дом, — распорядился Кирилл.
Катя кивнула.
— Кстати, как поживает твой мальчик? Чем он занят? Не воет со скуки? Или уже завел себе новую подружку? — усмехнулся Кирилл.
Катя возмущенно вскинула на него глаза. Щеки вспыхнули.
— Мы любим друг друга! Как ты можешь так говорить?! Ты все умеешь опошлить!
— Ах… Это любовь… Ну извини, сестра… — насмешливо протянул Кирилл. — Это неземная любовь… Такая возвышенная, что мне просто не постичь… — Он рывком сдернул с Кати пальто и швырнул его Аглае. — Унеси. Я передумал. Ты остаешься.
Ему нравилось терзать ее, мучить, целовать до синяков, кусать до боли. И Катя терпеливо сносила это, привычно прикусив губы, чтобы не крикнуть.
— А это любовь земная, — бурчал Кирилл, переворачивая ее на живот. — Это низменная страсть, это животная похоть… Ты презираешь это, Светлая моя сестра? Но тогда почему ты здесь, со мной, а не со своим возлюбленным? Отвечай!
Катя всхлипнула и покачала головой.
— Не знаешь? А я знаю! Потому что тебе хочется этого! Да! Я доставляю тебе такое удовольствие, какое твой молокосос не в состоянии тебе доставить.
Господи, какое удовольствие? Она едва терпит эту боль…
А Кирилл продолжал, распаляя сам себя. Ее покорное молчание только подстегивало его.
— Я знаю тебя всю! Каждый сантиметр тела, каждое движение души. Я читаю тебя, как книгу. Ты мазохистка, моя дорогая. Вот так тебе станет совсем хорошо! Ну!
Катя застонала.
— Ага! — обрадовался Кирилл. — Что я говорил?! А теперь опусти руки на пол. Упрись. Сделай стойку. Сейчас от наслаждения ты позабудешь, где земля, а где небо…
Он самодовольно усмехнулся и крепко схватил Катю за щиколотки, поднимая вверх ногами. Она дернулась и уткнулась лицом в его ступни.
— Целуй… — прохрипел он. — Больше страсти… Не забывай, неблагодарная, кто сделал тебя Светлой сестрой, кто тебя кормит, поит и платит за все… Ну, кто?
— Ты… брат мой… — сквозь слезы выдавила Катя и коснулась губами его ноги.
«Одна рыбка плывет вниз, а вторая вверх…
Одна плывет вниз… Вот так… вниз головой… в омут… в темную, засасывающую трясину…
И он прав… Мне это нравится… Мне приятно… И я кричу уже не от боли, не от страха, а от острого, ни на что не похожего наслаждения…
Наслаждение… Наваждение…
Мое тело болтается в воздухе, он крутит его, как хочет… Оно стало совсем невесомым… Ну да ведь в воде вес совсем не ощущается…
Спальня заполнена мутной тяжелой водой, и я захлебываюсь в ней, барахтаюсь, но все равно стремлюсь все ниже и ниже. Вопреки всем законам самосохранения не вверх, к свету, а на самое дно…
Еще… еще… еще…
Я теряю контроль, мысли путаются и исчезают, остается только этот телесный восторг…
Глубже… ниже… Этот вечный искус — окончательнее пасть…
Брат мой… Мой наставник… Мой любовник…»
— Тебе понравилось, — хрипло сказал Кирилл, зашвырнув безвольное тело Кати на кровать.
Она упала ничком, не в силах даже перевернуться. Все силы ушли на это утомительно-упоительное священнодействие…
Мысли путались в смятении: если это грязь и порок, то почему от этого так хорошо не только телу, но и душе? Если это низменная страсть, то почему усталость принесла восторг?
Раньше она знала только Димочку и только с ним испытывала телесные удовольствия.
Да даже телесное не было главным — ей было просто упоительно хорошо оттого, что любимый с ней рядом, что они занимаются любовью… От одной мысли об этом душа воспаряла к облакам…
А Кирилл показал ей, на что способно ее тело…
О! Катя со стыдом подумала, что оно еще на очень многое способно… Что сегодня она узнала о себе далеко не все…
Кирилл отвел в сторону ее закинутую на него руку и с довольной усмешкой сказал:
— Нет, продолжения не будет… Ты меня вымотала… Надо восстановить силы.
Он перекатился на спину и захрапел утомленно, по-хозяйски положив ладонь на Катину ягодицу.
И от этого прикосновения внутри нее вновь начал разливаться уже знакомый жар… Кожа в том месте, где лежала его рука, зазудела…
И Катя поймала себя на мысли, что хотела бы сейчас, как Аглая, получить хороший удар плеткой по нежной розовой коже, чтобы острая боль смешалась с неземным наслаждением…
