На ней были вроде бы простые юбки с оборками, которые, однако, смотрелись восхитительно на ее длинных, стройных ножках. Свитера плотно обтягивали ее великолепную грудь спереди и подчеркивали ее худые лопатки сзади, что придавало всей картине удивительную утонченность. Иногда на ней были довольно яркие и свободные платья, а в другое время строгие костюмы, в которых она смотрелась ничуть не менее блистательно. Консервативная одежда лишь подчеркивала, делала более заметной ее удивительную женственность.
Больше всего, однако, Лу нравилось, когда она одевалась во все черное: черная юбка и черный свитер. Когда он впервые увидел ее в этом наряде, то чуть не упал на месте. У него аж дух захватило! Потом, сидя в своем кабинете и вспоминая этот ее наряд, он безудержно фантазировал.
Она действительно была в этом костюме неотразимой. Ее огненно-рыжие длинные волосы струились по черному фону спины и плеч, создавая тем самым какую-то непередаваемую и сказочную гармонию оттенков. Казалось, будто эта красавица сошла в реальную жизнь серых и однообразных кабинетных стен из яркого мультфильма, богато раскрашенного «Текниколором». Она улыбалась ему, посверкивая своими зелеными глазами, которые казались чистыми изумрудами.
Вскоре Лу поймал себя на том, что он слишком часто стал пересекаться с ней в коридорах компании. Он спрашивал себя: «Неужели меня теперь тянет к ней уже подсознательно?»
Ему стало ясно, что мимолетные встречи с ней стали для него потребностью. Он уже не мог без них обойтись. В последнее время он уже намеренно урезывал свое рабочее время на полчаса, чтобы выйти в коридор и побродить по нему в надежде увидеть на противоположной его стороне Лиз. Она никогда не ходила одна. С ней всегда было две или три подруги из других отделов. Ее красота делала их похожими на беспородных жалких дворняжек, кружащихся возле древнегреческой богини. Когда она показывалась в коридоре, его всегда охватывало смятение, он начинал спотыкаться, замедлять шаг, смотреть в сторону.
Порой ее образ возникал в его снах, и он просыпался, обнаруживая себя лежащим дома в кровати рядом с Барбарой. Возникший образ Лиз уже не отпускал его в такие ночи и по утрам он вставал с покрасневшими глазами.
Лу украдкой взглядывал на очертания своей спящей жены и задумывался о прожитой ими семейной жизни. Она была долгой. Теперь Барбара уже не была той юной девчушкой, на которой он когда-то женился. Она заметно потяжелела. Ее тело потеряло свежесть и упругость юности. В последнее время он занимался с ней любовью еще реже, чем в прошлом году. А в прошлом году реже, чем в позапрошлом. Теперь, когда дети повзрослели, она стала больше времени уделять своим собственным делам: общалась с подружками, обедала с друзьями, проводила вечера в своем бридж-клубе. С некоторых пор он стал подозревать, что уже не представляет для нее сексуального интереса.
Хуже было то, что он понял: это ощущение у них взаимное. Лу Бенедикт никогда не считал себя страстным человеком, способным всецело отдаваться любви. С него хватало того содержания жизни, которое было: дети, их учеба, их каникулы, свои отпуска, а также бизнес.
Впрочем, в последнее время он стал замечать за собой, что в нем происходят серьезные изменения, глобальная переоценка ценностей и перестановка акцентов. Ему стало очень недоставать чего-то.
В какой-то момент он понял, что это «что-то» обосновалось за стеклянной дверью отдела материалов, приняв облик Лиз Деймерон, которая сидела за своим рабочим столом, всегда погруженная в дело. То она кому-то настойчиво прозванивала, то писала отчеты и составляла прогнозы, изредка поднимая от бумаг взгляд, чтобы улыбнуться коллегам. Она занималась делом и делала это удивительно непринужденно и красиво.
Лу, – это ж надо! – еще пытался сопротивляться влечению, охватившему его, надеялся сбросить его с себя, как ненужный груз. Все свободное время он думал о Лиз. Заметив это за собой, он не на шутку встревожился и стал работать больше, подолгу – до позднего вечера – оставался в своем кабинете. Впрочем, позже он признался самому себе в том, что бессовестно лицемерит, пытается обмануть свое внутреннее «я». Он как-то спросил себя: «А зачем ты сидишь тут до ночи? Уж не на то ли у тебя расчет, что Лиз тоже задержится? Ты ведь знаешь, как она отдается работе. Ты ждешь того, чтобы столкнуться с ней в безлюдном коридоре, поболтать, может, даже пригласить на коктейль, а?»
Проклиная себя за свою беспомощность и фантазии, он стал относиться к себе намного строже. Он попытался осознать и прочувствовать серьезную перемену, которая произошла в нем, мужчине среднего возраста. Он сделал все, чтобы отыскать первопричину возбуждения, волнений и соблазнов, которые вдруг навалились на него, не давая свободно вздохнуть. Он хотел осмыслить все спокойно, трезво и тем самым не дать ввергнуть себя в слепую страсть, которая грозила сломать сложившийся ритм жизни.
Впрочем, все эти попытки самоанализа ни к чему не привели. Лу не относился к категории интроспективных людей. Последние двадцать лет он жил не рассуждениями, а действиями, тяжелым трудом. И привык к этому. Он не был мыслителем, не умел созерцать жизнь отстраненно. Он привык претворять в жизнь свои скромные мечты трудом и обеспечением финансовой надежности. Он не умел по-настоящему анализировать мотивы своих поступков, силы, движущие им.
Таким образом он не смог подготовиться к встрече с Лиз Деймерон на жизненном перепутье, не смог защититься от ее влияния.
Наконец, он пригласил ее на обед.
Благо, у него был хороший повод. Вице-президент фирмы Берн Иннис внезапно слег в постель с гепатитом. Его место временно занял глава отдела материалов Ларри Уитлоу, а отдел остался без начальника.
Лиз уже знала работу отдела не хуже самого Ларри. Лу окончательно убедили в этом ее многочисленные докладные записки и предложения, которые она выдвигала. Несмотря на ее молодость и отсутствие опыта руководителя, Лиз как никто другой подходила для занятия, временно, конечно, должности начальника отдела. Это было всем очевидно. Лу доверял ей больше, чем остальным, хотя и отдавал себе отчет в том, что отчасти на оценке ее работы сказалось его личное отношение к ней.
Он пригласил ее в хорошо знакомый ему ресторанчик, чтобы там без помех сообщить свое решение. Заведение располагалось в двух шагах от фирмы, на бульваре Стоктон. Пока он возился со своим мартини, обдумывая, с чего начать разговор, она уже выпила целый стакан шерри. Наконец он заговорил.
Выслушав его предложение, она одарила его искренней, но деловой улыбкой.
«О, Господи! Даже в радости она не забывает о бизнесе!» – воскликнул про себя Лу.
