Всегда найдутся причины, чтобы остаться – месть за смерть брата, ответственность за своих людей… и это никогда не закончится!
— … но я предлагаю, раз уж Громов настолько дорог тебе, — словно из-под толщи темной воды доносится голос Руслана, — оставить его. Будь моей, и Громова мы не тронем – он может быть даже выгодным: не можешь победить – возглавь.
— Я подумаю, — мямлю я, мечтая, как окажусь дома. Желательно, одна. Сейчас мне хочется лишь тишины и покоя, чтобы подумать. Не над предложением Руслана – он идиот, если думает, что я настолько жертвенна.
Но над своей жизнью – не в краткосрочной перспективе, а в общем – мне пора задуматься.
— Подумай, милая, — произносит Руслан, и я встаю из-за стола. Тороплюсь к машине – скорее бы уехать, покинуть это место!
«Что, если Руслан прав во всем? И предчувствие мое меня не подводит? – размышляю я, и панический ужас растекается по моему телу. – Или с Андреем что-то случится, и мне придется бежать, спасая Захара? Что мне делать, как поступить?»
Внезапно с горечью осознаю, что снова потеряла свою жизнь. Упустила из рук. Как бы мне не было плохо без Андрея, но у меня была съемная квартира, работа, и я обеспечивала и себя, и Захара сама. Была, хоть и плохой, но хозяйкой своей жизни! А сейчас… работы нет, своих денег нет, идти, по сути, некуда.
Но ведь случиться может всякое, а у меня даже налички нет!
Паника, поселившаяся во мне, подстегивает. Заставляет предпринять хоть что-то, чтобы успокоить сердце, и я прошу водителя:
— Остановите, мне нужно в банк!
Выхожу из автомобиля, краем глаза замечая, что из следующей за нами машины выходят двое парней из людей Андрея, и идут за мной. Охрана раздражает, но я понимаю, что это необходимо.
А еще мне необходимо иметь подушку безопасности – деньги. Чтобы в любой момент иметь возможность спастись, чтобы хоть попытаться. Роюсь в кошельке, и нахожу свою карту, которой давно уже не пользовалась. Пытаюсь вставить в банкомат, но…
— Возьмите талон в кассу, — приветливо улыбается девушка-консультант, протягивая белый бумажный квадрат. – Банкомат временно не работает, и все платежи и переводы лишь через кассы.
— Спасибо.
Буквально через минуту на табло высвечивается мой номер, и я захожу в кабинку.
— Снимите, пожалуйста, все деньги, — прошу я, нервничая.
Застегиваю-расстегиваю кошелек, вжикая молнией, которая вдруг застревает. Дергаю, расстегивая кошелек, и достаю измятую сотню долларов, о которой успела забыть.
— Вам нужен обмен? – обращается ко мне кассир, и я киваю.
Протягиваю купюру, и застегиваю кошелек. Кассир отсчитывает деньги, и откладывает их в сторону, а затем внимательно осматривает сотню долларов, и кладет ее в аппарат, который странно гудит, и мигает красным. Отрывается от работы, смотрит на меня, и берет со стола телефонную трубку. Говорит что-то неразборчиво, и натянуто улыбается мне.
— Обождите минуту, пожалуйста, система зависла, — произносит женщина-кассир, и я согласно киваю.
Истекает не минута, а десяток минут, как кабина кассы открывается с неделикатным стуком. Меня за плечо хватает жесткая рука, заставляя развернуться.
— Пройдемте с нами, гражданочка, — строго говорит полный, высокий мужчина в форме, и дает указание своему коллеге, кивая на кассира: — Забери фальшивку.
Фальшивка… Андрей, чтоб тебя!
ГЛАВА 45
Марина
— Очень советую признаться! Признание, как известно, облегчает вину!
Сижу в неуютном кабинете, заполненном уродливой мебелью: желто-коричневый шкаф похож на тот, что стоял в нашем классе в школе, поцарапанный стол завален бумагами, как и тумбочка рядом. На столе стоит компьютер времен динозавров – серый от старости и грязи, массивный, но весьма подходящий под «дизайн» этого кабинета.
Двое следователей тоже, впрочем, весьма органично вписываются в эту обстановку – полные, с залысинами, в неопрятной форменной одежде. Смотрят на меня устало, и отыгрывают стандартную пьесу «хороший коп, плохой коп».
Вот только я не такая уж дура.
— Без адвоката я не стану давать показания, — отвечаю им, глядя в глаза то одному, то другому мужчине.
Показываю, что не боюсь… да я и не боюсь! Как-то плевать уже на все, что будет.
— Значит, вы признаете, что распространяете фальшивые деньги? – оживляется тот, что сидит за столом напротив меня. – Вы в курсе, какой срок вам грозит? Это не административная, а уголовная статья.
— Вину я не признаю, но показания давать буду лишь в присутствии адвоката, — повторяю я спокойно.
Знаю я такие истории – одно неосторожное слово, и срок. Припомнят любую мелочь, так что лучше молчать.
— Если вы утверждаете, что невиновны – так объясните все! – кипятится «плохой коп». – Иначе мы решим, что вы явились отмывать деньги! Купюры этого образца гуляют по всей Европе, и мало вам не покажется! Говорите, если не хотите, чтобы мы вас закрыли!
Черт, они ведь имеют право задержать меня. На сорок восемь часов, кажется… не хочу!
— Я сама не понимаю, откуда у меня эта купюра, — начинаю я говорить, осторожно подбирая слова. – Неужели я бы, зная, что это фальшивка, пошла бы в банк? Нет, конечно! Пришла снять деньги в банкомате, но он был сломан, и меня отправили в кассу. Нашла в кошельке купюру, и решила поменять… я не помню, откуда она взялась! Да и мало ли, откуда – может, нашла. А может, подбросил кто, или в банке каком дали или обменнике – я одно время деньги меняла, играя с курсом. Никакого дурного умысла не было!
Гляжу в глаза полицейским, пытаясь понять – верят мне, или нет, а затем понимаю: им плевать! Виновата я, не виновата – без разницы. Лишь бы признание услышать, лишь бы дело закрыть, найдя виновного. А виновен «виновный», или нет – да какая разница?!
Вот только неужели они думают, что я признаюсь? Любой человек мог на моем месте оказаться! И поймали меня не с чемоданом бутафорской зелени, а с сотней.
— Значит, не хотите по-хорошему? – вздыхает «хороший» коп, подтверждая мои мысли, и кивает. – Проводи девушку в камеру.
— Мне звонок положен! – напоминаю я, чуть повышая голос от возмущения.
— А мне положить на то, что тебе положено, — вдруг кричит на меня тот, кто добрым притворялся. – В обезьянник!
Следователь грубо тянет меня за руку, но я каким-то чудом цепляюсь пальцами за выступ в стене, царапая ногтями известь. Паника накрывает – не хочу туда, не пойду! Вроде и понимаю, что нет на меня ничего серьезного, но… не хочу!
— У меня знакомый есть в ФСБ, — кричу я, осознавая, что позорюсь со своими сомнительными «связями». – Вы не можете меня…
— И что за знакомый? – меня неожиданно резко отпускают, и я почти падаю от неожиданности.
— Руслан.
— Фамилия, звание? – задают мне вопросы с веселым предвкушением, намекая, что я лгунья.
Теряюсь от их намеков, да и от того, что не знаю я настоящей фамилии Руслана. И в имени теперь не уверена, а звание… кто его знает?!
— Мой муж – серьезный человек, и он не оставит без внимания тот факт, что вы не дали мне связаться с адвокатом! – вырываются из меня пустые угрозы, смешиваясь со слезами.
И слезы эти не от испуга, который улетучился – подумаешь, обезьянник?! Чертов Андрей!
— Ну и кто у нас муж? – еще больше веселятся следователи, которые нашли в моем лице прекрасное отвлечение от скучной работы.
А кто у нас муж? Лжец, головорез и дутый бизнесмен – вот кто!
Не отвечаю, понимая, что бесполезно это, и спокойно позволяю отконвоировать меня в «обезьянник» — еще более неуютное место, с выкрашенными в зеленый стенами, и лавками вдоль стен.
Почему-то я ожидала увидеть в нем проституток и бомжей, но когда решетка захлопнулась, я осталась наедине с юным парнем с мутным взглядом. Сидит, подрагивая ногой, как пес. Скулы судорогой сводит, кадык резко выпирает, и я понимаю – наркоман.
