— Наличкой. Триста рублей. Держи визитку. Постоянным клиентам скидка, — таксист протянул жёлтую карточку.
— Спасибо, — машинально ответила Слав, меняя деньги на визитку. Она вчиталась в фамилию водителя и задумалась.
— Гордеева, у тебя амнезия? Хватит дурочку включать, — мужчина развернулся к пассажирке и вопросительно посмотрел ей в глаза. — Мы с тобой за одной партой в школе сидели.
— Равиль? — промычала Слава, не веря своим глазам. Со школы прошёл, конечно, не один год, но чтобы из тощего коротышки получился роулинговский Хагрид, это было за гранью фантастики. — Да, ладно…
— Держи свои деньги, Славка-малявка, — он сунул ей в руку купюры.
— Ну, уж нет. Чем будешь детей кормить? Или ты их выдумал?
— Ты права. Ладно. Давай двести, — Равиль поделил деньги. — Дочке три года, а пацанам полтора.
— Тройня? Весело вам. Не, я в шоке. Как тебя угораздило так вырасти?
— Это я в шоке. Когда ты успела в красотку превратиться? Эх, вот это сюрприз. Не видел тебя с выпускного. Как живёшь? Замужем?
— Уже нет, — ответила Слава и замерла от удивления. Сердце не кольнуло, душа не встрепенулась, будто и не о себе говорила. Прошлое неожиданно стало прошлым, как констатация факта. Она не поверила себе. — Муж умер.
— Вот это поворот. Извини. Звони, если будет нужна машина. Я на связи круглосуточно.
— Разумеется. Кому ж ещё звонить? Только тебе. Рада встрече.
Вытащив из багажника чемодан, Равиль проводил одноклассницу до подъезда. Он узнал её на вокзале сразу и обрадовался. За несколько лет она не так уж и изменилась на лицо. Фигура — да, приобрела формы на зависть всем, а волосы по-прежнему отливали то золотом, то бронзой, то медью. В школе Славу дразнили ведьмой за огненную гриву и невероятную способность предугадывать какие-нибудь неожиданные события. Если она утверждала, что всех ждут неприятности, то они непременно случались. А ещё она могла утешить того, кто не подготовился к уроку, сказав, что никого и спрашивать не будут. И ведь не спрашивали. Школьные моменты яркой вереницей промелькнули за пару секунд, затронув в душе ностальгические струнки. Не желая упустить добычу, он перехватил её, прежде чем Слава добралась до начала вереницы такси. Одноклассница его не узнала и позабавила его мужское эго.
— Может, поднять до квартиры? — спросил Равиль, наблюдая за тем, как девушка прислоняет ключ к замку домофона. Раздался писк открываемой двери.
— Спасибо. Первый этаж. Подниму сама чемодан. Рада была тебя видеть. Очень. Береги семью. Не гоняй, — попросила она, забирая свой чемодан.
— Я аккуратно, — буркнул он.
— Я знаю. Мой муж тоже гонял аккуратно. Он умер за рулём. Оторвался тромб.
— Ладно. Уговорила. Буду внимательным. Не пропадай, Гордеева.
— Постараюсь, — она улыбнулась и помахала рукой, прежде чем успела скрыться в сумраке подъезда. — Пока.
Дверь хлопнула. Слава остановилась и снова задумалась о том, что не испытывает привычной давящей на сознание боли потери. Копаясь в себе, она поднялась несколько ступенек и свернула к своей квартире. Ничего не изменилось. Дверь всё та же. В руке звякнули ключи.
«Лучше позвоню, а то напугаю, — улыбнулась Слава. Ей открылся удивительный портал в детство, от которого стало бесконечно легко. Улыбка растянулась ещё шире. — Я дома».
Она нажала кнопку звонка, и заливистая трель зазвучала небесными колокольчиками. За дверью послышались шаги, щёлкнул замок, и мир снова стал цветным, светлым, лучистым.
— Боже мой, Слава! — всплеснула руками бабушка.
— Бабулечка любимая, как же я соскучилась! — заверещала на весь подъезд внучка и кинулась в объятия. — Как же я соскучилась. Бабулечка, здравствуй!
— Привет, партизанка, — сказала бабушка, не веря, что Слава вернулась домой. Больше года она сопротивлялась, находила тысячу причин, но упорно не желала ни с кем видеться. — Совсем отощала.
— А где мои героические родители? — девушка выпрямилась и посмотрела вглубь коридора. — Продолжают стахановское движение?
— В санаторий уехали уже как неделю назад. Кто ж знал, что ты прибудешь, — заворчала старушка. — Надолго?
— Не знаю. Я в отпуске, — ответила Слава и затащила чемодан в квартиру. Дверь захлопнулась. — Эх, жаль, мама с папой уехали. Ну, ничего. Ты же тут. Бабулечка любимая, как я соскучилась.
— Ох, Славка, какая же ты…
— Знаю-знаю, хорошая. И голодная.
— Отлично. Тогда пируем.
Слава обожала бабушку. Между ними сложились особые доверчивые отношения, но и они подверглись испытанию временем. С момента похорон Егора они не виделись. Изредка созванивались по праздникам, однако по душам не говорили. Слава закрылась в себе, не хотела никого видеть, всё время боялась расспросов, порицания, укоров. Её оставили в покое, но не перестали тревожиться. Соседки Славы по этажу регулярно докладывали, что она гоняет на своём «драндулете», всех избегает, огрызается и в последнее время завела «ухажёра», который караулит её возле дома по ночам. Вопреки ожиданиям словоохотливых соседок, бабушка и родители новость о поклоннике восприняли с воодушевлением, понадеявшись, что Слава оттает и станет прежней. И вот она приехала, нагрянула, свалилась как снег на голову, явилась — не запылилась. Подходило любое выражение.
— Бабуль, мне тебя так не хватало, — прошептала внучка, застыв в дверях кухни. Сердце ёкнуло ещё больнее, чем в момент тоски по мужу. За год бабушка почти не изменилась, лишь прибавилось седины в точно таких же, как у Славы, волосах, да морщины стали заметнее. А взгляд всё тот же: добрый, мягкий, понимающий. — Ты самая родная. Прости меня.
— Глупая ты, Славка, но любимая. Садись, будем ужинать. Руки вымыла? — нарочито грозно спросила старушка, а глаза смеялись. Внучка вернулась и словно жизнь вдохнула в уставшее сердце.
— Два раза с мылом, — засмеялась Слава, подняла руки и покрутила ими, как в детстве изображая фонарики. — Чего у вас новенького?
— Пенсию прибавили. Жить стало веселее. Ну, чего застыла? Давай-давай, садись. Великая сила микроволновки облегчает мне жизнь. Сим-сим, откройся, — бабушка нажала на клавишу, и дверца микроволновки отскочила. Она достала из её недр большую чашу, от которой полетел волшебный аромат. — Поди, забыла, что нормальные люди едят.
— Картошечка с мясом? — втягивая носом воздух, заурчала Слава и захлопала в ладоши. — Бабулечка, я тебя люблю.
— Не подлизывайся, — улыбнулась бабушка, опуская на стол чашу. — Сама себе клади, сколько хочешь. Большая уже.
— Это да. Выросла немного.
Слава деловито разложила картошку с кусочками мяса по тарелкам, достала вилки и с удовольствием принялась за еду. Бабушка смотрела на внучку и боялась не удержать слезу. Уже думала, что не дождётся дня, когда она вернётся. И всё равно в груди не унималась тревога, а спросить не решалась, только смотрела и смотрела на свою непослушную девочку, которую жизнь прокрутила через жернова страданий.
— Хорошо, что приехала. Вдвоём веселее. Чем собираешься заниматься? — поинтересовалась бабушка и вдруг опешила, не увидев обручального кольца.
— Ничем. Буду отдыхать, а ты меня будешь баловать, — мечтательно улыбнулась Слава, кладя вилку в пустую тарелку. — Спасибо. Сто лет не ела такой вкуснятины.
— Чем же, позволь тебя спросить, ты питалась?
— Омлетом с кусочками скорлупы, — счастливо засмеялась внучка.
— Что ж, кальций не повредит. Чай хочешь?
— Давай попозже. Хочу чемодан разобрать и переодеться с дороги. Оставь посуду. Я потом вымою, — сказала Слава, заметив, что бабушка направилась с тарелками к раковине.
— Иди уже разбирай чемодан. Отдохни.
— Спасибо, бабулечка. Всё-то ты понимаешь.
Чмокнув бабушку в щёку, Слава ушла в комнату и прикрыла дверь. Ей не терпелось позвонить Юрию и сообщить, что добралась до дома. Писать сообщения надоело. Хотелось слышать голос. Достав из сумки телефон, она упала в кресло и скользнула пальцем по экрану.
— Привет. Я добралась, — довольно сообщила она, тихонько радуясь, что не пришлось долго ждать ответа. На другом конце связи откликнулись после первого гудка. — И ты добрался? Это хорошо…
