Они опутали меня, как ядовитые змеи, и с каждым днем травили все сильнее. И потому было удивительно, что во мне еще жила частичка чего-то светлого, которая умоляла выслушать, принять, понять… Прорывалась сквозь эти колючие тернии, сквозь боль и злость, сквозь тяжелые воспоминания, в которых я кусаю в отчаянии уголок подушки, рву ее зубами и кричу в пустоту лишь один вопрос…
«Почему ты отказалась от меня?»
Кричу той, с которой была соединена незримыми и неразрывными узами. Которые она безжалостно разрубила и которые все это время душили меня, как петля.
«Почему?» Этот вопрос раскаленным железом жжет язык. В который раз. Да, долгие годы я вела с матерью мысленный диалог, спрашивала, злилась, плакала, ругалась… Но всегда натыкалась на глухую стену отчаяния. Сложно «общаться» с человеком, которого ты никогда не видела. Даже не знаешь, как он выглядит, чем живет, о чем мечтает. Просто пустая оболочка. И ты просто задаешь ей вопросы и не получаешь ответы.
Но сейчас эта оболочка может превратиться в вполне нормального, живого человека, который, возможно, сможет дать ответ…
Поддавшись порыву, я встала и шагнула к двери. Правда, когда вышла в гостиную, уже начала сомневаться: а надо ли лезть в это болото? Может, я пойду на дно и больше не выплыву. Тот, кто предал однажды, предаст и во второй раз. А, может, и в третий, если каким-то чудом удастся пережить удар.
Покачав головой, я резко развернулась и направилась обратно в комнату. Нет, я ничего не хочу знать об этих людях. Все, хватит! Лучше бы Ворон мне ничего не говорил. Только мучаюсь зря. Чтобы хоть как-то отвлечься, я открыла шкаф и начала перебирать одежду. Но мозг продолжали сверлить противные мысли: «Ничего я в этой жизни не добилась. Даже если и решусь увидеться с ними — что скажу? Что подстилка бандита? Что кручусь в криминальной среде? Да они только порадуются, что отказались от меня…» Со злостью сорвав с вешалки платье, я швырнула его на пол, а потом села на гладкую ткань и закрыла лицо руками. Слезы катились из глаз, их не останавливал даже барьер из ладоней. Они все равно прорывались и стекали по коже вниз. Впервые мелькнула мысль достать пистолет и приставить дуло к собственному виску. Но усилием воли я подавила в себе это желание. Эй, детка, бывали времена и похуже! Когда в кошельке оставалось пятьсот рублей и надо было растянуть их на месяц. А сейчас у тебя куча нарядов, дорогих безделушек и классный любовник. Ах да, и шикарная квартира в центре. Нет повода реветь!
Дав себе такую установку, я улыбнулась и смахнула застывшие слезы рукавом. Спокойно повесила платье, закрыла шкаф. Поднялась к Ворону и… попросила адрес.
А через двадцать минут шофер вез меня в город, туда, где живут люди, которых я с детства ненавидела. Я сидела сзади и, откинувшись на спинку, слушала расслабляющую музыку. Не знаю, зачем я еду туда, зачем разрываю себе сердце, и без того покрытое струпьями и колкой изморозью. Возможно, у подъезда я опять развернусь и пойду прочь, сяду в машину и вернусь домой. А может… я все-таки задам этим людям один-единственный вопрос. И получу наконец ответ…
Когда мы подъехали к подъезду, дождь лил как из ведра. Я даже не заметила, когда он начался. Всю дорогу ехала в своих мыслях, ничего не замечая вокруг. Помнила лишь свинцовые тучи, которые куполом нависали над головой, когда садилась в машину. Открыв дверцу, я поежилась. Серый невзрачный дом, где жили нужные мне люди, как-то отталкивал. А стук дождевых капель начинал раздражать.
Неуверенно двинувшись к подъезду, я остановилась у массивной двери с домофоном, борясь с желанием сбежать как можно скорее. Но какая-то часть меня задушила эмоции. Вместе с кровью в висках застучало: «Я должна спросить. Посмотреть им в глаза. Увидеть лично этих предателей. А потом уйду со спокойной душой и больше никогда не вернусь».
Какой-то подросток открыл подъездную дверь и, раскрыв зонт, шагнул к дороге, а я быстро прошмыгнула внутрь. Нажала на кнопку нужного этажа и вжалась в стенку лифта, слушая стук собственного сердца. Влажные волосы неприятно прилипали к шее и холодили спину. Странно, что я обращала внимание на такие мелочи, когда впереди ждала самая важная встреча в жизни. Но меня знобило. Достав носовой платок из сумки, я протерла мокрое от дождя лицо. Тушь немного смазалась, и за пару секунд до выхода я таки успела избавиться от ненужных следов.
Створки открылись. А сердце остановилось. Вышла на лестничную клетку и с ужасом огляделась, выискивая нужную квартиру. Вот она. Серая дверь. Такая же невзрачная, как и сам дом. Серый коврик на полу. Кнопка звонка сбоку. Пальцем к ней потянулась, но замерла, не решаясь позвонить. Если сейчас это сделаю, обратного пути уже не будет. Я точно этого хочу? Нет, не хочу. Точно не хочу. Развернулась к лифту и опять замерла. Стоп, это страх. Просто страх. На самом деле меня мучают любопытство и неизвестность. В глубине души так хочется, чтобы они меня увидели и поняли, что не умерла в детдоме, что не ночую где-то под мостом. Чтоб хотя бы на секунду пожалели о содеянном! Да, пусть у них испортится настроение. Пусть вспомнят то, что хотят забыть. Ведь самые тяжкие грехи, как правило, пытаешься задвинуть подальше, в самое укромное место, откуда не будет слышен голос совести. Хотя, кто знает, может «родители» совсем не раскаиваются…
Решившись, я нажала на звонок и затаила дыхание. Хотелось превратиться в робота и выключить эмоции, но едкий страх, смешанный с волнением, расползался по телу, как чернильная клякса. Напряженный слух уловил шаги. Потом — щелчок замка. Наконец дверь открылась.
— Вы что-то хотели? — спросила русоволосая девушка, одетая кое-как: в поношенные джинсы, мятую футболку и комнатные тапочки кричащей расцветки. Ее можно было бы назвать симпатичной, если бы не бледное лицо, залегшие тени под глазами и растрепанные сальные волосы.
— Я? А, я… — нервно скомкала бумажку с адресом. — Могу я увидеть… Валентину Николаевну?
— Зачем она вам?
— По очень личному вопросу. Это важно.
— Я бы и рада помочь, но не могу. Мама в реанимации.
— Что?
— Какой-то придурок сбил ее
