- Как же ему удалось убедить их оставить сына незнакомому человеку?
- Он сказал, что если родители продолжат искать меня, то я так и не отыщу нигде покоя. Буду слоняться по подвалам и вокзалам, не получу образование и помру где-нибудь в канаве. А если они оставят, то у меня будет крыша над головой и железная дисциплина. Будут победы, деньги, перспективы. Все очевидно.
- И они отпустили...
- Да... мама писала регулярно, - он кивнул головой в сторону коробки с письмами, - но я так и не смог ей ответить. Сначала из-за злости, а потом из-за стыда, который испытываю до сих пор. Не знаю я, Аня, как после всего в глаза им смотреть. Они, в отличие от моей биологической матери, меня не бросали. Заботились, как умели.
- А где сейчас Асланович? - тихонько утончила я.
- Он давно умер. Примерно в ту пору Таро закусился с Грегором и мы оба ступили на шаткую дорожку.
При упоминании покойного Таро по коже пробежали мурашки. Ещё один поступок Давида не подлежащий объяснению. Но тут-то все более, чем очевидно. Весь город галдел о безжалостном выстреле прямо в сердце... Нет, не хочу об этом думать и уж тем более спрашивать.
- А что с твоей родной мамой? Ты ее все-таки нашёл?
Давид мгновенно почернел, разомкнул сжатые челюсти и глубоко вдохнул.
- Да. Эти письма отправлялись по правильному адресу, просто она игнорировала их. Давала указ не приносить, а сразу отправлять обратно. Я узнал об этом, когда все же насобирал денег и слетал к ней. Дурак, - горько усмехнулся мужчина и отвёл взгляд. - Тагаев фамилия моих приёмных родителей, а настоящая, данная мне при рождении - Асатиани. Это древний грузинский род. Аристократы, - фыркнул он. - Младшая дочь семьи забеременела вне брака от неугодного мальчишки, какого-то бедняка. Избавиться от нерожденного ребёнка - грех, зато выкинуть из своей жизни рождённого - достойно благородных кровей. Она спасала свой статус, положение, фантомную невинность. Исправляла оплошность. И взрослый сын, внезапно объявившийся со своим желанием познакомиться, совершенно не вписывался в картину ее размеренной жизни. У неё дом, супруг, дети, две собаки. Ей было не до моих писем. За которые мне, кстати, тоже стыдно. Но не сжигаю я их намеренно. Хочу помнить урок, который навсегда преподала мне жизнь.
- Боже, Давид..., - прошептала, сдерживая слезы.
- Так, все. Ты начинаешь меня жалеть и я прям чувствую, как рушится мое мужское достоинство, - попытался отшутиться он. - Давай перестанем ворошить прошлое и пойдём во двор. У меня для тебя есть небольшой подарок.
Попытка переключить внимание может и хорошая, но малодейственная. После его рассказа в голове образовался совершенно пустой вакуум. Ни одной мысли, только тяжелое сердце и сдавленное горло. Как же хотелось его поддержать... подобрать правильные слова, обнять.
Но Давид, видя мой безнадёжный ступор, не стал ждать, пока я приду в себя. Подхватил на руки и стремительно вышел из дома.
Посередине двора, перевязанный огромным красным бантом, дожидался новенький «Лексус». Точно такой же, как я недавно продала, но свежий, только из салона. Пользуясь моментом немого шока, Давид поставил меня на ноги и забрал букет цветов с белого капота.
- Сразу говорю: возражения не принимаются. Нечего было свою машину продавать.
- Но...
- Никаких но, - Давид открыл водительскую дверь, вынул из салона две бутылки шампанского и ловко откупорил их. Одну оставил себе, а вторую всучил мне в свободную руку. - Тебе пить нельзя. Ты за рулём. Это, чтобы твою новую девочку обмыть. Шоколадку я уже положил в бардачок.
На этой позитивной ноте, он большим пальцем зажал горлышко бутылки и хорошенечко встряхнул. Пена вырвалась с таким напором, что поднялась вверх на полметра точно. Давид едва успел увернуться. А потом он залил весь перед и лобовое стекло бежевой пеной.
- Давай, подержу цветы. Ну же, это весело, - улыбался он.
Во мне гуляли смешанные чувства. Радость, благодарность, неуверенность и смущение. Все-таки это очень дорогой подарок и свою машину я продавала не для того, чтобы получить взамен новую.
- Давид, я не...
Договорить он не дал. Впился в мой рот настойчивым поцелуем, сбивая с мысли. В сторону полетели цветы, покатилась бутылка шампанского. Мужчина углублял поцелуй, делал его все более горячим, страстным. Пока не подхватил под ягодицы и не унёс в дом.
- Неужели...так сложно... принять подарок, - между поцелуями разгневанно рычал он.
- Не сложно... просто... зачем ты так... потратился, - задыхаясь от собственных эмоций, шептала в ответ. Я ласково обхватила его лицо ладонями, останавливая бесконечный поток поцелуев. Подушечки пальцев жалила мужская щетина. Нос дразнил умопомрачительный аромат, который я узнаю из тысячи других. А его глаза... взгляд... отнимал способность мыслить. Я не могла подобрать слов, чтобы даже самой себе описать любовь, которую испытывала к нему. Чистую, бескорыстную, всепрощающую и всепоглощающую, истинную, безусловную. Безумную. Меня захлёстывала эта волна, ревущая внутри. Ей нужен выход через слова, через признание. Чтобы облегчить эту ношу. И я не выдержала... Слёзы кротко блеснули в глазах. Давид нахмурился. Он глядел на меня снизу-вверх и крепко сжимал бедра мощными ладонями. Мы сидели на диване в гостиной. Я - сверху, он, облокотившись на мягкую спинку.
- Аня? - обеспокоено позвал он.
Я пальцами погладила чёрный завиток волос и лёгким поцелуем коснулась губ, глотая непрошеные слёзы.
- Все хорошо... просто... я... я, кажется, влюбилась...
В его глазах проскользнуло удивление, ликование, радость. Он ладонью проскользнул по скуле к шее и притянул к себе. Этим вечером нам больше не было времени для разговоров. Мы тонули друг в друге, растворялись. Давид ничего так и не сказал в ответ, но все его взгляды, все его поцелуи обладали большей красноречивостью, чем слова. Я ощущала его любовь каждой клеточкой, каждым миллиметром кожи. И с неземным наслаждением упивалась этим. Отдавала ему всю себя без остатка и не понимала: за какие заслуги мне повезло познать это чувство.
Глава 11
Давид
Почему так много мужчин пишут стихи о любви и прославляют ее? Почему так много поют песен? Почему готовы ради женщин совершать подвиги и покорять горы? Почему за единственную готовы воевать и заключать миры?
Потому что женщина, коснувшаяся мужского сердца, получает над ним власть. Всецело. Над телом и разумом.
Как бы банально ни звучало, но за спиной вырастают крылья. Желание видеть и слышать ее, прикасаться и заботиться овладевает рассудком. И вот ты уже не ешь, не спишь, зато отсчитываешь каждую секунду до встречи. Как помешанный.
Пытаюсь работать, но мысли упархивают к нимфе, околдовавшей меня. Я все думал: как такое могло произойти? Когда? И вдруг понял, что ещё тогда в машине, когда держал на руках раненую девушку. Беззащитную и перепуганную. Тогда-то в сердце и попала стрела. А попытки вытащить ее только теребили рану, мучили. Она смогла пробиться к моей чёрствой душе и размягчить ее. Смогла осветить мою тьму.
- Невыносимо, - буркнул себе под нос и Алексей Николаевич, зачитывающий доклад за месяц, испуганно поднял глаза. Немой вопрос поверх оправы очков.
- Оставь отчёт, я позже проверю.
Накинул пиджак и вышел из кабинета.
- Давид Юрьевич, вас сегодня не ждать? - спохватился секретарь.
- Не ждать и не беспокоить.
- До понедельника! - услышал, когда створки лифта схлопнулись передо мной.
Понедельник... в понедельник возвращается чета Березовских. Аня ожидаемо выразила желание побыть какое-то время с ними, мол соскучилась. И даже решила ночевать у себя дома! Я воспрепятствовать конечно же не стал, но пока не представляю, как буду засыпать и просыпать без неё. В воскресенье вечеринка в Эммануэль, в субботу она будет на взводе и мы проведём время в казино за приготовлениями. Значит, мне остаётся только пятница и две ночи. Чертовски мало, но нельзя быть эгоистом.
