Поправляю костюм. Я в нем от большого ума спать вчера завалилась. Нехотя причесываюсь и заплетаю косу. И в зеркальном отражении натыкаюсь на насмешливый взгляд Захара.
– Далеко собралась, Милена Андреевна? – тянет лениво. С грацией сытого хищника делает шаг ко мне. Обнимает за талию и выдыхает в ухо. – Не хочешь ничего объяснить? – рычит он, нависая надо мной.
– Что именно? – собираю в кучу остатки храбрости. Дергаюсь, стараясь вырваться. Но ничего не выходит!
– Это что такое? – предъявляет мне тест с двумя полосками. – Я на полке в ванной нашел.
– Тест, – дерзко смотрю прямо в лицо.
– Чей он? – теряет терпение Захар.
– Мой, – отвечаю, не скрывая усмешки.
– Я надеюсь, и мой? – сверлит меня строгим взглядом.
– Вчера мог быть твоим. А сегодня нет, – отрезаю гневно. – Ты провалил экзамен, Беров. Этот ребенок мой. Только мой.
– Может, поделишься? – улыбается он. – Я буду хорошим отцом. Правда!
Вот в этом-то и загвоздка. Где Беров, а где правда?
– Пропусти, Медведь. Дай мне дорогу! – кричу в отчаянии. Не верю. Ни одному его слову не верю.
– Блонди, солнышко, – он сгребает меня в охапку. И улыбается счастливо.
– Ненавижу тебя, Беров! Ненавижу. Ты врал мне… Врешь на каждом шагу! Пропусти! Слышишь! – бью по широким плечам, но все бесполезно.
– Никуда ты не пойдешь, – ухмыляется он и, подхватив на руки, выговаривает мне сурово. – Завтра поженимся, Блонди. Пора уже заявить на тебя свои права.
– Отпустите ее! – требует возмущенная Куницына. – Все можно решить цивилизованно, а не варварскими методами…
– Кто это тут у нас? – пренебрежительно бросает Захар. – Японская гейша Куни-Цын? Спустись в бар, детка. Выпей за счет заведения, – ухмыляется он, но меня из рук не выпускает. – Мы с твоей подружкой скоро спустимся.
– Милена? – окликает меня Элька. Переводит взгляд на тест в руке Захара и, не дождавшись моего ответа, решает. – Я тебя внизу подожду…
– Давай поговорим спокойно… цивилизованно, – как только за Куницыной закрывается дверь, отпускает меня Захар.
Садится на кровать. Трет лицо, а затем переплетает пальцы в яростный и бессильный замок.
– Я не знаю, что мне делать. Отпустить тебя или оттащить в ЗАГС. И то, и другое будет против воли. Я жить без тебя не могу, но и заставлять – не выход. Я люблю тебя, Милена, – вздыхает он тяжело. – Не знаю, как из-за этих дурацких перстней доказать свою любовь. Но ты словно издеваешься надо мной. Что бы я ни делал, все плохо. Обвиняешь, уходишь и снова возвращаешься. И как только я начинаю надеяться на что-то, разворачиваешься и бьешь побольнее. Я как дурак стал. По уму бы – отпустить тебя. Помогать с ребенком… Но я не хочу так жить…
– А как хочешь? – вскинув подбородок, прижимаюсь спиной к стене.
– Ну как, Блонди, – всплескивает он руками. – Любить тебя хочу. Чтобы ты встречала меня с работы… Чтобы дети были… Штуки три, не меньше… Хочешь собаку – можем завести… Не нравится отель, могли бы жить отдельно. Но тебе же этого не надо, – добавляет горестно Захар. – Может, я не такой мажористый, как Фалькон. Может, со мной не так весело и прикольно, как с твоим отцом. Но я люблю тебя. Зачем ты мне только на голову свалилась? – восклицает он в сердцах.
– Что значит – не надо?! – вскрикиваю я и как подкошенная опускаюсь вдоль стеночки вниз. Плюхаюсь на видавший виды ковролин и реву от отчаяния. – Я люблю тебя! Но не знаю, можно ли тебе верить! Сначала странный розыгрыш, потом перстни и Алиса со своими микстурками. Я не могу жить и каждый день просчитывать, где и когда ты меня облапошил! Я хочу доверять тебе, и не могу! Ты врешь! Каждый день мне врешь, и я уже не знаю, где правда, а где вымысел! – выговариваю все, что накипело за эти дни.
Закрыв лицо руками, плачу навзрыд. Будто слезами смываю весь морок последнего месяца. Очищаю душу и словно готовлюсь к новому рывку.
– Блонди, солнышко, я люблю тебя! – выдыхает Беров, падая на колени. Сгребает меня в охапку. Целует в глаза, в лицо, куда-то в шею и в ключицу. – Ты – моя девочка любимая… Прости за все! Но видит бог, я не хотел. Жить без тебя не могу. Сдохну, если уйдешь. Или как пес бездомный за тобой побегу.
– Люблю тебя, – прижимаюсь к нему всем телом. Провожу ладонью по щеке, будто стирая никому не нужные суровые складки. Зарываюсь пальцами в чуть отросшие русые волосы. Инстинктивно прижимаю голову Захара к своей груди.
И слышу, как бьются наши сердца. В унисон. Как и должно быть!
– Пойдешь за меня? – совершенно серьезно интересуется Захар, поднимаясь на ноги и таща меня за собой.
– Да, – встав почти вплотную, всматриваюсь в родное лицо. Ищу в глазах какой-то подвох и не нахожу. Захар честен со мной. Наконец-то!
– То-то же, – победоносно восклицает он. – Ты моя, Блонди! На веки вечные моя! – рычит глухо и затыкает мне рот жадным поцелуем.
Невозможный человек! И угораздило же меня влюбиться в Медведя!
Глава 42
Естественно, поцелуем дело не ограничивается.
Мы с Блонди срываем друг с друга одежду и падаем на кровать, стараясь ни на минуту не отрываться друг от друга. Неистово целую девчонку. Морщусь от легкой боли и улыбаюсь одновременно, когда острые ноготки царапают мне плечи и спину. Если это специальные отметины, я согласен. И тут же ставлю свои.
Толкаюсь в нее и не могу остановиться. Вбиваюсь в сумасшедшем ритме и чувствую себя абсолютно счастливым, когда Блонди подмахивает в такт. Значит, и ей заходит, девочке моей.
Маленькую смерть мы ловим одновременно. Взлетаем ввысь и падаем на постель. Потные и совершенно счастливые.
– Нас Эля ждет, – тихонько мяукает Блонди, распластавшись у меня на груди. – Неудобно, Захар.
– Сейчас пойдем, – целую ее в висок. И снова укладываю рядом. – А сколько времени? – тяну лениво и тут же вспоминаю.
Твою ж мать! Лука! Как я мог забыть!
– Собирайся! – рычу, подскакивая с постели. Лихорадочно ищу боксеры и джинсы. Прыгаю на одной ноге, не сразу попадая в штанину.
– Какая муха тебя укусила? – смеется с постели Блонди и никуда, похоже, не собирается.
– Одевайся, девочка! – кидаю в нее одеждой. – Нас внизу ждут…
Стараюсь быть честным. Но и сюрприз обламывать не хочется.
– Ты же только что решил не спешить, – изумленно тянет Блонди, но надевает трусики и кружевной почти прозрачный бюстгальтер.
А я молча скрежещу зубами. Такую красоту прячет!
– Пойдем, – беру девчонку за руку, как только мы выходим из номера. – Ты готова? – спрашиваю предельно серьезно.
– Смотря к чему, – пожимает она плечами.
– Сейчас увидишь, – улыбаюсь я самой обаятельной из своих улыбок. – Только не кричи громко…
– Да я уже покричала, – фыркает Милена, намекая на наше бурное примирение. – Бедные соседи.
– Не повезло им, – роняю насмешливо и отвечаю на звонок брата.
– Ну, судя по тому, что ты все-таки соизволил ответить, вы друг друга не поубивали, – ухмыляется Лука. – Где вы вообще?
– Спускаемся в лобби-бар, – говорю, не скрывая улыбки. – А вы?
– Мы на месте.
– Отлично.
Веду Милену через холл, ловлю свое отражение в зеркалах. Да я же сияю как медный таз! И все сотрудники мне улыбаются. Переживали, наверное, за меня. Или за свои задницы. Я когда злой, могу и уволить нахрен.
Пропускаю вперед Блонди, еще не успеваю войти в лобби-бар, как уши закладывает от оглушительного визга.
– Ну, дурдом! – качает головой Лука. Но по лицу вижу, что мой старшенький доволен. Косит заинтересованно на японскую гейшу Куни-Цыну, а я во все глаза смотрю на Блонди.
– Мамочка! – восклицает она радостно, обнимая полную блондинку. На лице у Катерины еще остался слабый отпечаток стервозности, но, видимо, с годами склочный характер поистерся. А на смену ему пришли мудрость и доброта.
– Захар! – поворачивается ко мне моя невеста. Протягивает руку.
Инстинктивно делаю шаг к ней, и боюсь. Екатерина Петровна у нас женщина непредсказуемая. Может и к груди прижать по-матерински, а может и чем-то тяжелым по голове заехать. Солонкой, например. Они у нас тяжелые, большие. С ручной мельницей.
