каковы губы на вкус, но Белов тут же меня отпустил. Хриплый тихий беззлобный смех звучал около затылка, а рука больше не прижимала меня к себе столь интимно и пикантно.
— Дурак, — все, на что хватило моего красноречия.
Смех зазвучал еще громче.
В коридоре я и не заметила, как с меня стянули шапку и куртку.
Любопытно… Он так ловко справлялся только с верхней одеждой или…?
Поразившись своим думам, что явно сегодня были под влиянием разбушевавшихся гормонов, я постаралась выкинуть эти глупости из головы.
Стянула сапоги и застыла столбом посередине коридора. Белов разделся, а после пошлепал в кухню. Пару секунд грохота и вернулся в коридор.
— Чего стоим? — вскинул бровь. — Проходим, не стесняемся!
Неуверенно ступила, но Герман, закатив глаза, зачем-то наклонился и мир вдруг перевернулся.
— Белов! — крикнула. — Отпусти меня! — стукнула его по спине. — Немедленно!
— Не-а!
Моя пятая точка вызывающе торчала на его плече. Вот, что значит называлось каком к верху…
— Белов!
Но наглец меня не слышал. Пер как танк, несколько шагов и все стало на места. Я мягко приземлилась на подушки, успев лишь изумленно ахнуть.
— Что, мышь, будем учиться? — озорно он блеснул омутами.
Его лицо находилось в считанных сантиметрах от моего. Локти упирались по обе стороны от головы, а парфюм въедался в нос. Я оказалась в засаде. Этот дьявол окружил меня, со всех сторон.
— Д-да…
Никогда прежде он не смотрел на меня так, словно хотел испить до дна, словно не мог насытиться. Воздух покинул мои легкие, голова закружилась. Покорно я лежала под ним. Впервые так интимно, так близко к кому-то. Его палец накрыл мой пульс на шее, нежно поглаживая. В этот момент я бы позволила ему все. Даже те неприличные вещи, что часто не давали мне покоя по ночам, о которых стыдно было вспоминать по утру. Сейчас это не было постыдным. Это было необходимостью. Химия между нами парила в воздухе. Дышали мы часто и прерывисто, ни на секунду не отрывая жадных глаз от друг друга. Истома подняла жар в моем теле, заставляя проснуться женщину и уснуть девчонку.
Сейчас.
Еще только мгновение и наши губы соприкоснуться.
Ресницы затрепетали, опустились на щеки, но вместо заветного поцелуя Герман резко отстранился. Слетел ураганом с кровати и вылетел из комнаты. Тихонько выдохнув, приложила руку к пробивающемуся наружу сердцу.
Что.Это. Было?
Приподнявшись, пригладила волосы, нервно усмехнулась и оглянулась на распахнутые двери. Вновь что-то грохотало на кухне. Казалось, что это был глюк, а когда Белов с кухни крикнул:
— Тебе в чай сколько сахара?
Я засомневалась в своем адекватном восприятии реальности.
— Два, — дрожащим голосом крикнула в ответ.
Так, Дуня, вдох и выдох. Ничего не было. Тебе показалось.
Поднявшись, подошла к столу. Похоже, Белов заделался примерным учеником. Несколько открытых учебников лежали на столе, как раз на тех страницах, где я отметила главные термины. Облокотившись на стол, я включила настольную лампу.
— Когда в следующий раз будешь нагибаться, убедись, что я не стою у тебя за спиной, — насмешливо и, вместе с тем, напряженно прозвучало позади.
Испугавшись, я подскочила. Ударилась коленкой об стол и зашипела рассерженной кошкой.
— Белов!
Поставив чашки с чаем на стол, он присел, потрогал мое колено и с искренним сожалением поинтересовался:
— Больно? Извини, я не хотел…
— Ничего, — от его прикосновений к коленке дернулась. Слишком… Слишком много прикосновений.
Герман еще раз нежно провел ладонью по коленке, сам себе кивнул и, выпрямившись, отодвинул стул.
— Садись.
Сам он сел рядом. Взял в руки тетрадь, ручку и как примерный мальчик, коим он никогда не был, навострил ушки.
— Итак, на чем мы остановились?
Моя фраза прозвучала неоднозначно. И, конечно же, Герман не пропустил ее мимо ушей.
— Ты мне скажи, — кинул с намеком и развратной ухмылкой на пол лица.
— Значит, — осеклась, пролистала несколько страниц и с независимым видом изрекла, — философия Канта…
Его обреченный вздох, надутые губы и кислая мина явно были признаком несогласия с моими умозаключениями. Очевидно, мы говорили о разном.
— Значит, философия Канта, — угрюмо и без энтузиазма продублировал мои слова.
Больше он не заигрывал. Если его неоднозначное поведение, конечно, можно было так расценить. Впрочем… Это же Белов! Он со всеми так! Вот, и я, наивная Дунька, повелась. Мне только повод дай…
Мы полностью погрузилась в науку. Герман забавно хмурился, когда что-то не понимал, а еще морщился и не мог усидеть на месте. У этого непоседы было шило в известном месте. Если он сидел на стуле, то обязательно писал, если не писал, то вставал и мерил шагами комнату, при этом меня внимательно слушая. Пару раз он даже пинал баскетбольный мяч в дверь, но под моим зорким взором, бросал это дело и пытался сидеть смирно, в этом он, конечно же, с треском провалился.
— А Фрейд будет? — как только мы закончили с Кантом, с живым любопытством спросил Белов.
— У нас нет его в программе.
— Все самое интересное убрали, — надулся он, облокачиваясь на стул и вытягивая ноги.
— Почему?
— Потому что в его философии я профи. Уровень: Бог, — скромно заявил Гера. Потянувшись, аки ленивый кот, он исподлобья пошевелил бровями. Я знала наверняка, на чем основывалась философия Фрейда. На сексе. А Белов, похоже, из всей философии только в этом и разбирался. — Я бы даже мог продемонстрировать!
— Интересно мне, как бы ты это продемонстрировал Пархитько, — ляпнула неосознанно.
Черт! Мысли вслух.
На мои слова Герман залился смехом.
— Боюсь, что он не оценит мои таланты.
— Философия Ницше, — перешла я к следующей теме.
Шутки снова остались в стороне. Казалось бы, что Герман не флиртовал, сидел на расстоянии от меня, но странное тягучее чувство не испарились. Оно нарастало. Нарастало, когда его сильные предплечья под тканью футболки напрягались, когда крепкая шея откидывалась назад, демонстрируя волевой подбородок, когда чувственные губы комично складывались
