Надеюсь, — мямлю в ответ.
— И как Моррис планирует её исправлять? — мне кажется, или Чертов улыбается, елозя по губам указательным пальцем?
— Он переподпишет контракт, — бросаю со страху, да так уверенно, что верю сама себе.
— Вот и замечательно! — на выдохе Чертов бьёт ладонями по краю стола и встаёт. — Сегодня тогда этим и займёшься, Марьяна!
— Я? — испуганно вскакиваю следом.
— Распечатать новый договор и отвезти его Моррису — не думал, что это настолько непосильная для тебя задача.
— Мы… У нас… У Маруси сегодня приём у врача, — задыхаюсь, ощущая, как вчерашние страхи с новой силой начинают овладевать моим сознанием. Я согласна на всё, лишь бы только никогда больше не пересекаться с Ветровым.
Да вот незадача: Чертов меня не слушает. Размеренными шагами он вальяжно бредёт в гостиную, даже не обернувшись на мой голос.
— Я распечатаю договор, — бегу следом. — А отвезёт его курьер, например.
— Курьер? — старик слишком резко тормозит, вынуждая меня влепиться носом в его спину и ещё больше побагроветь от стыда.
— А что в этом такого? — виновато отступаю.
— Ну, во-первых, посылать конфиденциальные документы с курьером — верх безрассудства, а во-вторых, это ж ещё найти нужно такого курьера!
— Какого такого?
— Знающего английский, как свой родной.
— Боже, Иван Денисович, это совсем ни к чему! — тыльной стороной ладони поочерёдно прикасаясь к щекам, пытаюсь угомонить жар. — Ваш Моррис отлично говорит по-русски!
— Я в курсе, деточка! — смотрит на меня исподлобья старик.
— В курсе? Тогда, зачем вы вечно в общении с ним переходите на английский?
— Моррис — дорогой моему сердцу человек, и если ему комфортно говорить на английском, то для меня это не проблема.
— Большей глупости я не слыхала! — нервно посмеиваясь, мотаю головой, пока в памяти всплывают картинки с уроков английского, когда Ветров и двух слов связать не мог. Долбанный обманщик! Он уже тогда врал мне в глаза!
— Знаешь, Марьяна, — Иван Денисович усаживается в кресло и кивком головы указывает мне на диван. — В жизни каждого человека бывают моменты, о которых хочется забыть. Ты права, Сол знает русский, но тревожить его память воспоминаниями о детстве, проведённом в нашей стране, я не хочу!
— Так вы все знаете?
— Странный вопрос, не находишь? — и снова этот пронзительный взгляд. Чертов, как и Ветер, умеет без спроса заглядывать в душу! — Человек априори не может всего знать.
— Я имела в виду, что Моррис долгие годы жил в России, правда, под именем Савелия Ветрова.
— Об этом я, разумеется, знаю. Как и о том, что вы с Владом не раз пересекались с моим мальчиком и даже учились в одной школе.
— Вашим мальчиком? — меня откровенно коробит от слов старика.
— Я виноват перед Ребеккой, виноват перед Солом и его матерью, — не обращая на меня внимания, продолжает Чертов. — Я так долго лелеял обиду в сердце, вместо того, чтобы помочь. Если бы я только узнал обо всём раньше…
— Что вас связывало с бабушкой Сола?
— Ребекка, — тянет задумчиво Чертов. — Я её любил, как ни одну другую женщину в этом мире, но, увы, не удержал рядом. Наши жизни разошлись по разным континентам, семьям, домам. Но сердцем я всегда был с ней, с моей дорогой Ребеккой.
— Вы говорили, что держали Сола на руках, когда тот был ещё совсем маленьким.
— Было дело! Нам тогда показалось, что за годы разлуки обиды улеглись, а сердца поостыли. Я прилетал на крестины Сола.
— Так вы его крестный?
— Нет, — мотает седой головой старик и, потирая ладони, улыбается своим воспоминаниям. — Итан, муж Ребекки, тогда пришёл в ярость. Ох, и навалял я ему в тот раз! Золотое было время!
— Если вы были так близки, то почему не забрали Саву из детдома, как Маруську сейчас?
Старик перестаёт улыбаться и одеревеневшим взглядом замирает в одной точке.
— Мы поругались тогда с Ребеккой. Сильно. Я её проклял! Она меня в ответ! Я не звонил, она молчала. Я не знал про её инсульт, про пожар в доме Сола, про интернат… Я вычеркнул их всех из своей жизни, а теперь пожинаю плоды…
Отворачиваюсь к окну, чтобы старик не заметил моих слёз. Быть может, забери Чертов Саву из детского дома, парень не вырос бы настолько озлобленным, да и моя жизнь не была сейчас отравлена Ветровым.
— Ну что-то я разоткровенничался! — опершись локтями о колени, Иван Денисович теребит костлявыми пальцами свою козлиную бородку. — Но надеюсь, глупостей в твоей голове поубавилось, как и вопросов. А, Марьяна?
— Это всё не оправдывает поступков Морриса и его лжи! Вы можете любить его сколько угодно, но я уверена, что всё случившееся с Владом и моим отцом…
— Тс-с! — в очередной раз старик лишает меня возможности рассказать правду.
— Мне достаточно моей веры, Марьяна! На этом всё!
Небрежным жестом Чертов наглухо закрывает мне рот, а потом поднимается с кресла и идёт прочь.
— Адрес гостиницы и телефон Морриса найдёшь в моей записной книжке! — бросает на ходу, прежде чем окончательно исчезнуть из поля зрения.
Уже минут десять я стою у дверей кабинета Чертова, но никак не наберусь храбрости войти. Глупая память играет по своим правилам, побуждая тело сотрясаться мелкой дрожью от осколков вчерашнего вечера. И только чьи-то шаги вдалеке заставляют переступить через страх: придумывать новые оправдания перед Чертовым куда волнительней пустого кабинета.
Я почти не дышу. Не смотрю по сторонам. Как заведённая повторяю про себя, что только найду записную книжку, но та, как назло, куда-то делась с рабочего стола старика. Впрочем, это ли не лучшая отговорка, чтобы не связываться с Моррисом ни сегодня, ни завтра – никогда.
Улыбнувшись слетевшему с плеч непосильному грузу, спешу вернуться к завтраку, а после — на одном дыхании собраться с Марусей к врачу.
По ставшей уже привычной традиции мы окружены охраной Чертова. Нас с крохой провожают к машине, потом к клинике, и даже там один из людей Ивана Денисовича не отходит от нас ни на шаг. И если ещё вчера внимание службы безопасности меня утомляло, то сейчас всё больше помогает успокоиться. Наверно, поэтому в какой-то момент моя бдительность притупляется, а жалобные просьбы Руси
