Горянова прошла на кухню и села за вычурный стеклянный стол, столь же неуместный здесь, сколь и пафосный, ведь все остальное пространство дышало светом, натуральным деревом и английским текстилем с цветочным принтом. А этот стеклянный ужас портил теплую атмосферу чудесной кухни.
— Я стол! — горько протянула Даринка. — Этот никому не нужный стол!
Сразу стало так жалко себя и снова захотелось плакать, но к счастью, пиликнул телефон, пришло сообщение, и Горянова потянулась к экрану. Дурацкое запоздалое приветствие от ТЕЛЕ 2 немного отвлекло девушку от грустных мыслей, потом Даринка машинально полезла в интернет, чтобы прочитать на страничке «ГродинКи» в контакте новые сообщения, как вдруг увидела в новостной ленте слова популярного когда — то политика Ирины Хакамады, которая, рекламируя свою новую книгу, писала: «…вообще я уверена, что мне по силам моя собственная жизнь. Она мне по силам! А когда вы все время надеетесь на других, это значит, вы сами себе не по силам, ваша жизнь вам не по силам. Вы не можете сделать себя счастливой. Ну тогда напишите это большими буквами: «Моя жизнь мне не принадлежит. Заберите меня кто-нибудь и сделайте меня счастливой». И с этой запиской вы проживете самую грустную жизнь в мире. Потому что ни один человек не способен сделать другого счастливым. Ни один».
— Верно, как верно сказано! — изумилась Горянова и продолжила вслух: — Да, я тоже не надеюсь на других. Так что иды ты, Пименов, в свою деревню, теперь я точно тебя отпустила. И хабалкой я не буду! И шарахаться ни от кого не буду! Просто буду делать себя счастливой сама.
И пошла в комнату раскладывать вещи — отказываться от привилегий, полученных в результате внутренних метаний, рациональная Даринка не собиралась. Уж прости, Левон Гогенович!
* Передавайте привет Самвелу Тимуровичу! Не пропадайте!
Глава 3
В сутках было двадцать четыре часа, но Горяновой их катастрофически не хватало. Как только было озвучено имя компании- генподрядчика, Даринела Александровна вступила в свои права. С одной стороны, работа была ей знакома — соблюдение всех прав заказчика, проверка качества работ, проверка расходных смет, выстраивание анализа последовательной сертификации материалов, коррекция сроков строительства и многое другое, а с другой — темный лес. Новые люди, огромный объем документов, незнакомые цифры и новые, неосвоенные направления. Чего стоила, например, проверка точности инженерно-геодезических изысканий, исследование соответствия земельного участка результатам оценки качества через квалиметрический подход, нормативное выравнивание и, конечно же, серьезная проверка изначального расчета стоимости строительства. Горянова только за голову хваталась. Боясь прослыть курицей, Даринка на встречах с представителями дирекции генподряда изо всех сил старалась с первых дней поменьше говорить, но сразу потребовала кипу полученных разрешений, сертификацию, планы. Одно радовало, фирма была серьезная, начальники участков произвели хорошее впечатление, особенно суровый, представительный Александр Николаевич Спицын, спокойный и деловитый мужчина — сибиряк, перебравшийся в теплый Воронеж лет десять назад, но не утерявший северо- восточной деловитости. Ни слова впустую, ни секунды на лишнее. Таких людей Горянова любила и уважала априори. Чтобы с таким работать, надо во всем разбираться досконально, не хватая по верхам, поэтому в первые три воронежские недели Даринка почти не спала. И в родной город не поехала, переслав рекомендации Волкову и Петрову через Савелова. Она теперь не только вгрызалась в документы, стараясь все понимать, буквально все, что читает, а это было сложным делом, но и по ночам перелопачивала интернет в поисках серьезной литературы. Пришлось даже получить доступ к электронной библиотеке строительной академии. Да! Какие уж тут душевные переживания. Какой там Пименов! Какая там Элька! Какой там страдающий по вечерам Левон Гогенович! В рабочей горячке Горянова забывала даже воды выпить, не то что поесть. Она вспоминала о своих потребностях лишь тогда, когда ее уже начинало подташнивать от голода и обезвоживания. Так и жила. Еще бы немножко, и Горянова точно бы умерла от истощения, но как- то совсем поздно вечером, когда приходить в гости совсем уж неприлично, на ее пороге появилась необыкновенно приятная немолодая армянская женщина, оказавшаяся соседкой и по совместительству родной теткой двум колоритным армянским мужчинам, с которыми Даринка уже имела честь познакомиться. Увидев бледную, осунувшуюся Горянову, тетя Ануш только руками всплеснула и, покачав головой, с необыкновенной армянской мягкой интонацией протянула:
— И! Деточка!
И потянула за собой оторопевшую Горянову. В теплой уютной квартике хозяйка сразу усадила девушку за большой стол в гостиной и побежала хлопотать. Очень скоро на столе появилась необыкновенной красоты тарелка, полная ароматного супа с крупными мясными шариками. Горянова сглотнула, впуская в себя непередаваемый аромат вкусного бульона и сочных трав.
— Кушай, деточка! Это кюфта, это вкусно! — женщина печально и ласково заглядывала девушке в глаза.
А Даринка, от усталости лишь кивнув головой, с удовольствием втянула в себя первые ложки горячего. Она ела молча. Смакуя каждую каплю, впадая в тяжелое оцепенение и лишь продолжая методично подносить ко рту ложку с пряной прелестью.
— И зачем эти мальчишки поселили тебя одну? — сказала тетя Ануш, когда Даринка, доев все до последней капли, хрипло и тяжело поблагодарила хозяйку, чувствуя, как острая усталость и сон разливаются по телу. — Вот что! Оставайся у меня! Я живу сейчас одна! Дети в Англии, муж в Москве, у него там мама, она не любит Воронеж, сестра уехала. Зачем тебе жить у Левончика? Мужчина все — таки. Нет так поймут… А я тебя накормлю! Знаешь, как весело вместе будет! А детка пусть вернется домой, а то он уже сильно расстраивается, говорит, что убьет того идиота, который все это придумал, — и женщина громко рассмеялась, доверительно потянувшись вперед, добавила: — это он идиотом себя, значит, называет, хотя ему полезно! Мужчина должен уметь отвечать за свои дела! — и она снова рассмеялась. — Знаешь, Марине была очень рада, что он решил там пожить. Они не сказали ей, что это было твое решение, сказали ей с Рустамчиком, что сами предложили гостье Самвела Тимуровича лучшие условия, и Марине была так рада, что ее мальчик поступил правильно, как мужчина. Марине — это мама Левончика, он у нас самый младший, пока еще никто не женился. Ему полезно! А я все слышала. Смеялась!
Голос женщины убаюкивал, и Горянова вдруг почувствовала, что засыпает.
— Простите, мне, наверное, пора, — сказала она, потирая глаза и вставая, чтобы уходить.
— Хорошо! Конечно, пора! — согласилась женщина. — Я тебе уже постелила. Пойдем! А вещи твои Левончик сам на радостях сюда принесет! Я ему ключи сейчас дам, а ты спи! А то уходишь рано, приходишь поздно и не спишь! И не ешь! Нельзя так! А теперь за тебя тетя Ануш присматривать будет! Все! Идем!
Горянова удивлялась себе, она не находил сил, чтобы сопротивляться невероятному теплому обаянию этой армянской женщины. Да и, если честно, не очень — то и хотелось проявлять строптивость. За Даринкой никто и никогда так не присматривал. Никогда, даже в детстве, так не говорил, Даринкино сердце приняло искреннее тепло чужой женщины, как будто так и надо! Она решила не сопротивляться.
Горянова слабо улыбнулась и спросила:
— Хорошо! Куда идти?
— Вот и молодец, доченька! — радостно всплеснула руками женщина, указывая кивком путь. — Сюда, — и добавила сердечно: — зови меня тетя Ануш.
Так Горянова, сама того не предполагая, осталась у нее жить. С юных лет Даринка, привыкшая во многом заботиться о себе сама, не сразу приняла настойчивую заботу доброй армянской женщины. Но тетя Ануш была очень настойчива. Вежлива, но настойчива, как танк. И спустя неделю Даринка уже не сопротивлялась, с улыбкой и искренней благодарностью принимая заботу, чувствуя себя не квартиранткой, самой настоящей дочерью.
