— Могу ошибаться, — говорит она, — но думаю, что впереди может быть какая-то чрезвычайная опасность.
Я фыркаю на колкость, пиная кусок разбитого асфальта с дороги. Он падает в подлесок, подпрыгивая на толстом ковре из сухих сосновых иголок.
— Возможно, ты права. Ты где-нибудь видишь телефонную будку?
— Вон там, — указывает налево Гейнор, где в центре расчищенного участка земли действительно стоит небольшая телефонная будка. Она выкрашена в красный цвет, но в полумраке я этого не заметила.
Гейнор направляется к ней. Я следую за ней, все еще чувствуя головокружение и немного шатаясь на ногах.
— Повсюду следы шин, — замечает Гейнор. — Никакой травы. Похоже, это какая-то поворотная петля. Рейчел ничего не говорила об этом?
Я, прищурившись, смотрю назад на разрушенную дорогу, пытаясь разобраться в ситуации.
— Нет. Не говорила.
Холодно, и наступающий вечер пахнет дымом. Воздух кажется слишком неподвижным, слишком насыщенным, слишком напряженным, и странное покалывание поднимается вверх по моей шее. Каким-то образом я могу сказать, что мы единственные люди на многие, многие мили вокруг. Я это чувствую. Последние лучи солнечного света быстро исчезают в таких местах, как это. Скоро совсем стемнеет; черт знает, что за звери прячутся там за деревьями, ожидая покрова ночи, чтобы начать выслеживать свою добычу.
Позади меня Гейнор начинает говорить, и я чуть не выпрыгиваю из своей кожи.
— Да, да, о, добрый вечер. Да, мне очень жаль. Я знаю, мы приехали немного позже, чем я надеялась, — вежливо хихикает Гейнор. — Да, все верно. Соррелл Восс. Ну, нет, ах, вообще-то я Гейнор Петтигрю, ее опекун, но… да. Да. О! Ах да. Хорошо. Да, я уверена, что мы справимся. Скоро увидимся.
Женщина вешает трубку, кладя ее на место в телефонной будке, и я поднимаю брови, ожидая, что она скажет мне, что, черт возьми, происходит. Женщина выглядит немного взволнованной, когда поворачивается ко мне лицом.
— У нее был приятный голос. Форд. Директор Форд. Она сказала, что мы должны идти по тропинке, которая ведет на запад от телефонной будки, вниз по склону к причалу. Они собираются послать кого-нибудь встретить нас.
— Здесь есть причал?
Гейнор кивает.
— Там внизу есть озеро, в той стороне, — она показывает пальцем. — Ты не видела. Ты спала.
— Ясно.
Все это очень необычно, но неважно. Мы уже зашли так далеко.
Гейнор помогает мне с двумя сумками, вытаскивая их из багажника.
— Господи, детка, что у тебя там, кирпичи?
— …у тебя там, кирпичи? — заканчиваю предложение вместе с ней, прекрасно зная, что она собирается сказать.
Гейнор показывает мне язык — очень по-детски.
— Вообще-то, это книги, — говорю я ей.
— А-а-а. Ты захватила свою коллекцию Шекспира. Трагедии.
— Нет. Это пятнадцать экземпляров «Поваренной книги анархиста»1.
— Соррелл!
— Что? Это все разные издания. В некоторых из них есть обновленная информация. О, и еще я захватила книгу о ядовитых растениях и о том, как их использовать.
Бедная Гейнор. Она белая, как полотно.
— Ты сведешь меня в могилу раньше времени, дитя, — заявляет она. — Как это будет выглядеть, когда полиция появится в кампусе, чтобы расследовать смерть мальчика…
— Расслабься. Клянусь, это Бронте. Это всего лишь Бронте.
Гейнор невнятно рычит что-то насчет того, что это совсем не смешно, и неторопливо уходит по узкой единственной дорожке, которую нашла прямо за телефонной будкой.
И действительно, после спуска по склону и спотыкания о корни деревьев в сумерках тропа выводит нас на галечный берег огромного озера. Вода прозрачная как стекло, и ровная как зеркало. Ни малейшей ряби. От вида действительно захватывает дух. На другой стороне озера линия деревьев теперь выглядит темным черным силуэтом на фоне угасающего неба. На востоке мерцает одинокая звезда, достаточно яркая, чтобы ее можно было разглядеть сквозь тонкие облака, которые удивительно быстро проносятся по горизонту.
— Ты только посмотри на это, — Гейнор выглядит задумчивой, как всегда. — Красиво, не правда ли?
— Да, наверное. — У меня больше нет той части моей души, которая раньше распознавала и ценила красоту. Она умерла месяц назад. Однако имеет смысл согласиться с Гейнор, когда ее слова пронизаны таким благоговением. Это каким-то образом убедит ее, что я не совсем мертва внутри.
Причал представляет собой не более чем небольшой деревянный помост, выкрашенный в белый цвет. Он выглядит новым. На прочных планках нарисован большой черный герб, внутри которого выгравированы буквы «Т» и «А», предположительно от Академии «Туссен». Я ожидаю, что по озеру промчится лодка или что-то в этом роде, но после сорока минут ожидания, когда становится все холоднее, а ночь надвигается со всех сторон, происходит нечто гораздо более неожиданное.
Сначала мы слышим его — пронзительный механический вой, который поначалу является лишь слабым намеком на звук, но по мере приближения становится все ближе…
— Ты, должно быть, шутишь, — я смотрю в небо, недоверчиво качая головой.
Это гребаный гидросамолет.
Гейнор как ребенок в рождественское утро. Она кричит, хлопает в ладоши, кипит от возбуждения, когда изящный маленький белый самолет приземляется на воду, опираясь на лыжи, и небрежно паркуется у причала.
Выскакивает темноволосый парень лет тридцати с небольшим, черты его лица ничего не выражают, но… да, то, как напряжены его плечи, как его ноздри слегка раздуваются — он сейчас не в восторге.
— Вы, дети, должны были быть здесь самое позднее к четырем, — ворчит он. — Небезопасно взлетать и садиться здесь в темноте.
— Прости! — Гейнор улыбается от уха до уха, глядя на самолет; самое последнее, что она выражает — это сожаление. Не думаю, что когда-либо видела ее такой взволнованной. — Мы понятия не имели о дороге, и о том, что нам придется спуститься сюда, и… вау, я просто… это «Пайпер PA-18 Супер Каб»?
Пилот бросает на нее ошарашенный взгляд. Хотя он и близко не так удивлен, как я.
— Не знала, что ты любишь самолеты?
— Наметанный глаз, — говорит пилот. — Да, это «Супер Каб». К сожалению, у нас нет времени болтать об этом. Если собираешься в «Туссен», то давай сумки и садись прямо сейчас, — говорит он мне. — Я разворачиваю эту штуку и возвращаюсь в ближайшие пятнадцать секунд, с тобой или без тебя. Ты садишься или как?
2
СОРРЕЛЛ
Гейнор — сначала лишь темная точка, затем становится размытым пятном, а потом и вовсе исчезает.
Я хотела проводить ее обратно к машине, но Джереми (так, по-видимому, зовут пилота гидросамолета) велел мне занять свое место, а сам повел ее обратно вверх по склону к «Субару». Мужчина вернулся в мгновение ока, самолет набрал скорость, потом пронесся над озером, а затем мы поднялись в воздух, казалось, за считанные секунды.
— Я не личное гребаное такси, — ворчит он, когда самолет сильно кренится влево. Мы огибаем озеро по периметру, вода под нами — отражающее черное зеркало.
Я ничего не говорю. Джереми взбешен, и будет продолжать злиться, что бы я ему ни сказала. Ковер деревьев катится вперед, в ночь. Во всех направлениях я вижу только деревья и темные, вырисовывающиеся вдали очертания гор.
Мы находимся в воздухе целых десять минут, прежде чем Джереми говорит мне сидеть смирно, а затем выравнивает самолет, и мы снижаемся. Мы приземляемся на другом озере — подождите, или на том же озере? Этого же не может быть, — и Джереми подруливает к гораздо большему, более впечатляюще выглядящему причалу, благодаря чему все это выглядит просто.
— Скажи Форд, что я возьму за это двойную гребаную плату, слышишь? — говорит он мне, хватая мои сумки и бросая их на причал.
— Уххх. Должна ли я?.. — указываю через плечо, в темноту.
