Все! Вытираю предательские слезы. Вызываю такси. Все у нас с Даней будет хорошо, а остальные пусть катятся к черту!
В больнице я и правда забываю обо всем. Только проскакивает злость, что потратила бесценное время на этих никчемных Дементьевых! Пусть провалятся оба!
Как только захожу в отделение, где лежит сынок, меня встречает его новый лечащий врач — Олег Константинович. Он сообщает, что Даня очнулся и зовет маму.
На негнущихся ногах захожу в палату, мой мальчик совсем бледный, такой маленький и слабый, лежит на больничной кровати. Но он в сознании, без всяких трубок, дышит сам. Чтобы не расклеиваться снова, я стараюсь концентрироваться на положительных моментах.
Конечно, я бросаюсь к нему, расцеловываю слабые ручки, приглаживаю темные волосики. Сердце в груди распирает. Мой малыш и любовь к нему занимает все свободное место, вытесняя боль от предательства. Прижимаюсь лицом к груди Данечки, изо всех сил борюсь с подступившими слезами.
— Мама — слышу слабенький голос.
— Да, мой милый, я здесь, все хорошо! — ловлю обеспокоенный взгляд.
— Ты не уйдешь больше?
— Ни за что, — твердо обещаю. — Скоро ты поправишься и будешь снова моим самым сильным мужчиной! — всхлипываю я. Вижу, хочет малыш ответить, но ему пока тяжело. Даня устало закрывает глазки и снова проваливается в сон. Я же иду выяснять, что ему можно пить и есть, как быстро он вернется к нормальной жизни и другие важные вещи.
К вечеру возвращается тетя Женя. Даня немного покушал, но все равно еще вялый. Почти все время спит. Врач уверяет, что так и должно быть. Все идет хорошо. Главное, диагноз снят, никакой опухоли нет.
В голове не укладывается, как можно здорового ребенка довести до такого состояния ради каких-то бумажек. От одной мысли об этом мне хочется задушить Дементьева и того самого доктора Зарубина, который заливал мне про опухоль мозга. Твари! Тюрьмы им мало! Электрический стул — в самый раз!
А еще меня трясет от осознания, что всего этого можно было бы избежать, если бы я рассмотрела, за кого на самом деле выхожу замуж. Но мысли эти я старательно прогоняю, потому что считаю обоих братьев недостойными моего внимания.
На ночь нам не разрешают остаться. Категорично отправляют домой, и мы с тетей едем в мою квартиру.
Перед сном пьем чай.
— Яся, — вдруг начинает тетя, — Ты уже познакомилась с Алексеем?
— Каким Алексеем? — хмурюсь я.
— Ты поняла каким! — с нажимом произносит тетя.
— А, так его Алексеем зовут? — доходит до меня. — Нет, имени я его не знала и знать не хочу! А ты здесь причем? — прищуриваюсь.
— Притом! — вижу, тетя решительно настроена. — Ты ж горячая, как чайник! Вижу, уже кипишь! Дальше своего носа опять не видишь!
— А, так проблема в том, что я слепая?
— Сядь! Скажу тебе то, что думаю, а дальше сама решай!
— Ну, давай!
— Я может не все тонкости ваших отношений знаю, но со стороны многое вижу, Леша этот и Саша похожи только внешне! Алексей — парень неплохой! Помог очень! Ты знаешь, что если бы не он, Даню уже бы под скальпель ради денег этих проклятых пустили?
— В смысле? — не понимаю я.
— А как ты думаешь этих гадов за задницу взяли? Это он помог! И с доктором сцепился. Тот его чуть не угробил, когда понял, что все не чисто. Леша приходил ко мне, да. Мы разговаривали. Я ему чертей уже всыпала! Но главное, что заметила — переживает он. Любит тебя до сих пор. Раскаивается.
— Раскаивается? Что-то я не заметила!
— Конечно! Куда тебе! Вы же с ним как две головешки горящие. Дунешь и пламя! Короче. Тетку послушай! Я тебе плохого никогда не советовала. Вы тогда оба намутили. Что там произошло — дела ваши. Но скажи мне. Стоят ли эти обиды того, к чему все привело?
— Он обманул меня! Обманул изначально! И потом ничего не сказал!
— Да! Обманул. Ты — назло, он — назло, так и приплыли! Никого я не защищаю! Но парень он не такой гнилой, как брат. А поэтому я тебя просто прошу. Поговорите спокойно. Выясните все. А дальше — как получится! Но Дане нужен отец! Не дело, если мальчик будет считать, что папаша его в тюрьме, да вообще это отребье нужно лишить всех прав на ребенка! И чтобы Даня знал настоящего отца! Отец же Леша? Или я чего-то не знаю? — пытливо щурится.
— Леша, — вздыхаю я. — Но простить я его не смогу!
— Не прощай! Просто поговорите. Чтобы ты понимала, что тогда произошло! А дальше будет видно!
— А чего тут не понимать? Мне все ясно! — снова завожусь.
— Не все.
— Это он попросил тебя? Вы с ним спелись?
— Мы разговаривали, да. Но то, что я говорю сейчас, это от меня лично!
— То есть ты предлагаешь простить человека, который бросил меня под своего ублюдочного братца и пропал на пять лет?
— Яся! Послушай! Я его не защищаю. Он и сам знает за собой вину. Я лишь прошу тебя остыть. И посмотреть на ситуацию с взрослой позиции. Вспомни, как оно у вас все было. Он тебя искал всю ночь, явно ведь помириться хотел. А ты что? Зачем его Ренатом этим завела? Ты правда что ли с ним была?
— Нет, конечно! В смысле, мы просто погуляли, но ничего у меня с ним не было!
— Ну вот. Теперь будешь знать, что от ревности мужики разум теряют. Добилась?
— То есть я во всем еще и виновата?
— Так, все! Закончили! Моя основная мысль — виноваты вы оба! А страдать ребенку! Нравится тебе так все оставить — оставляй! Я больше ни слова не скажу! — психует тетя, уходит в спальню.
А я сижу, как побитая. Никак не могу собрать картину в целое. Каждое отдельное воспоминание вызывает вспышки боли, от которых хочется зажмуриться, закрыться, потерять память.
Пытаюсь тоже лечь спать, но сон не идет. Все крутятся и крутятся слова тети в голове.
Виноваты оба… Виноваты оба…
Невольно меня отбрасывает в события тех дней. Встают в голове слова, которые он рычал в парке.
"Не было у меня с Аллой ничего. Я ее послал"
«Кувыркались вы с Ренатом знатно…»
«Красный сарафан…»
А ведь сарафан и правда был в спальне Рената. Утром я его нашла смятым в куче вещей, хотя обещал Ренат, что приведет его в порядок.
Мы тогда вернулись вместе. На нас почти с порога накинулась какая-то подруга Рената, и в пылу скандала выплеснула на меня вино.
В итоге я, как и собиралась, ночевала в спальне на третьем этаже, пятно на многострадальным сарафане пришлось застирать в раковине. Только развесить его было негде. Ренат забрал, сказал, что на первом этаже в прачечной есть сушилка. Но как-то так вышло, что платье мое он туда не донес. Видимо, с этой блондинистой дурой в спальне завис. И что там говорил этот Леша? Что меня видел с Ренатом?
Примеряю ситуацию на себя. Я их с Аллой просто милующихся в машине увидела, и у меня крышу снесло, а он считает, что застал меня в постели другого… Да. Меня бы тоже разорвало. Но почему он даже не сказал ничего потом? Наорал бы, выплеснул.
А ты не так поступила?
Ты же не стала разбираться…
Есть в словах тети правда. Наломали тогда мы оба дров…
Иду, достаю коробку, которую мне принесли вчера. Читаю его сообщение еще раз…
“В этой коробке каждая вещь — особенная. Каждая из них для меня связана с самыми счастливыми днями».
Перебираю снова все, что он прислал тогда. А ведь это правда. Для меня эти вещи — тоже счастливые воспоминания. Просто я привыкла за пять лет считать их фальшивыми. Но если все так, как он пишет… Боже! Как же сложно теперь в голове разделить эти два образа. Хорошее и плохое переплелось так тесно, что все измазалось в черный. Столько гадостей было, столько обид, разочарований, что эти теплые крохи счастливых воспоминаний и вовсе стерлись… Как теперь отмыть их, собрать?
Получается, с Аллой мне Саша не изменял…
Блин, не Саша. Леша. Надо привыкать. И с Агатой был не он. А вот в больнице ночью успокаивал меня Леша. Вспоминаю свой шок от его поведения тогда. Я думала, бред меня накрыл. За пять лет Дементьев ни разу так тепло не смотрел, не обнимал.
А если Леша и правда другой? Если бы я тогда не осталась ночевать в доме Рената? Могло ли быть все по-другому?
