Слова нам всегда тяжело давались, а вот тела были идеально настроены друг на друга, и мы отдавались страсти, слушали музыку тел и не смели нарушить симфонию, написанную нашей тоской друг по другу, и восторгом, рожденным от близости.
Жаль, что счастье быстротечно. Утро стучится в окна, напоминая, что пропасть между нами все еще глубока. Нам удалось протянуть над ней хлипкий мостик, но каждый неверный шаг может отправить назад в холодную бездну отчаяния и одиночества, из которой мы только начали выбираться.
Я лежу с закрытыми глазами, пытаясь продлить мгновения безмятежности. Синичка дремлет у меня на груди, я перебираю ее волосы, плавая в запахе любимой женщины и ощущении счастья.
Мы уже не спим. Только делаем вид. Потому что говорить нам все еще тяжело, но и молчание начинает резать нервы. Чувствую влагу на груди. Синичка плачет. Тихо и горько.
— Не надо, — хрипло прошу.
Поднимаю ее лицо, точно в слезах. Собираю соленую влагу губами.
— Ну чего ты, девочка моя? Тебе плохо со мной?
— Хорошо…
— А чего плачешь?
— От того, что хорошо… Мне так давно уже плохо, что сейчас непривычно…
— Привыкай! Я буду очень стараться, чтобы тебе все время было хорошо…
— Не получится, — вздыхает. — Я вообще-то замужем, — обреченно.
— Вот это не проблема, — фыркаю. — Развод вам оформим быстро.
— Он не отпустит.
— Отпустит. Со своим братом я разберусь. Не переживай.
— Мне в это не верится.
— Поверь! Ему, кстати, грозит немалый срок!
— Он выкрутится. Я боюсь, — страх из ее глаз никуда не ушел. Это добивает.
— Я же рядом теперь. Не бойся.
— И ты пойдешь против брата?
— Мы с ним уже давно разошлись. А теперь, после того, что я узнал, за все эти вещи убить мало! — чувствую снова закипающий гнев.
— В ту ночь, после благотворительного вечера, это ты его?
— Да! — рыкаю я. — Урод.
— А как ты узнал? Наблюдал за мной?
— Да. Видишь то окно? Оно прямо напротив твоего.
— И как так получилось?
Я вздыхаю.
— Вот так и получилось, — понимаю, что пришла пора полностью раскрыть карты. — Приехав в этот город, меня неудержимо потянуло именно в этот район. Тогда я оправдывал это тем, что мне просто расположение подходит. Но сейчас я уже могу быть честным с собой… Мне запомнилось это место. Оно напоминало о том, чего не случилось, но очень хотелось когда-то.
— То есть пять лет назад тебе хотелось быть со мной? — смотрит прямо в глаза. Увильнуть не получится, да я и не пытаюсь.
— Больше всего на свете.
— И что ты собирался делать, если бы не наша ссора? Когда я должна была узнать, что передо мной не Саша?
— Я собирался тебе рассказать. Меня и до этого уже подмывало, особенно когда кое-кто включал капризную рабовладелицу. Очень хотелось послать ту вредную девчонку, объяснить, что лично мне глубоко насрать и на эту работу, и на деньги ее отца!
— Но ты не рассказал…
— Я собирался сделать это в тот день, когда все пошло прахом. Потом я просто уехал.
— Ты военный?
— Да. Капитан погранвойск.
— Очуметь… А это что? — ведет пальчиком по рваному шраму на груди.
— Последствия…
— Чего? Мины?
— Да. Видишь, как нас с тобой разорвало… Я ведь не собирался больше в горячие точки лезть. Но судьба толкнула к дурному решению…
— Катастрофическому… — заключает Яся.
— Скажи, неужели ты не заметила разницу? Не так уж мы с ним и похожи, — кривлюсь.
— Заметила. Но не поняла. Все смотрела и поражалась. Вроде и тот же человек, но совсем другой. А когда мой муж перестал играть любящего супруга, я просто решила, что ты сбросил маску и показал свое истинное лицо. Что цель изначально была в том, чтобы влюбить меня, заманить в этот брак и провернуть весь этот треш.
— Теперь ты понимаешь, что все было по-настоящему?
— Да. Но мне все еще сложно отделить один образ от другого.
— Мы справимся. Я верю.
— Я тоже верю.
Тянусь к ней губами, забываемся в страстном поцелуе. Да, все правильно сейчас между нами. Остальное приложится…
— Кстати, твой отец, — вспоминаю я. — С тобой врач не разговаривал?
— Нет, а что?
— Он скоро очнется…
— Как? — округляются ее глаза.
— Вот так. Он бы давно пришел в себя, если бы не пичкали его чем-то. Об этом мне поведал доктор Зарубин, когда думал, что разговаривает с Сашкой.
— Не может быть. Господи, — пораженно застывает она.
— Все может быть.
— Я и раньше подозревала, что такое возможно, но я думала, что его не отключают от аппаратов, потому что им невыгодна его смерть. В то, что папа очнется, я уже не верила.
— Будем надеяться на лучшее…
— Надо собираться в больницу, — подскакивает Яся.
— Можно с тобой?
Застывает. Прячет взгляд.
— Яся! Чего ты боишься, говори?
— Ты точно решил остаться? Или завтра скажешь, что тебя ждут в другом городе?
— Понятно. Нет, за пять прошедших лет я не женился, детей не завел. Монахом не был, сразу говорю, но и долгих привязанностей не имел. Что еще ты хочешь узнать, спрашивай.
— Я не знаю, что спросить, но если есть еще важное, что ты сам хочешь сказать, я слушаю.
— Есть. Важное. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. И Даню усыновить. Колечко, кстати, которое я прислал, пять лет назад покупал я, для тебя. Братец даже на этом сэкономил. Но если хочешь, купим другое.
— Нет, не хочу. Откуда оно у тебя? И вещи мои…
— Я был в их доме. В твоем, точнее. Охрана приняла меня за брата и пропустила.
— Это правда, что ты мог погибнуть, разгребая все это?
— Ну, не знаю как насчет погибнуть, но остаться инвалидом точно. Доктор Зарубин решил меня на органы пустить. Благо группа захвата вовремя успела, — прижимается ко мне щекой.
— Страшные люди.
— Да. Мне очень жаль, что столько времени ты была один на один с такими тварями.
— Спасибо тебе.
— Я всего лишь немного восстановил справедливость.
— Справедливость очень неоднозначное понятие. Я ведь и правда вела себя порой отвратительно, высокомерно, наверное, жизнь меня поставила так на место. И отец… Когда случилось все это, я очень жалела, что не помирилась с ним раньше. Надеюсь, у меня еще будет такая возможность.
— Будет! Я уверен.
Вздыхает.
— Так что? Мир?
— Мир.
— Твой ответ “Да”?
— Я подумаю…, - улыбается Есения. — Мы ведь с вами только вчера познакомились, Алексей…
Глава 25. Дружно и весело!
Собирались мы быстро, но при этом я постоянно замирала. Мне все время хотелось ущипнуть себя, и страшно становилось от порхающих чувств. Слишком сладких, пугающе щемящих, сильных.
Очнуться от дурмана Лёша не давал. Я постоянно чувствовала на себе его руки, губы, взгляды. Я как будто переместилась в параллельную реальность, где все, как в моих мечтах. Но от мысли, что в любую секунду меня может снова бросить в прошлый уродливый мир, паника брала за горло. Это невыносимые американские горки. Еще пару дней назад мне казалось, что жизнь моя висит на волоске, вместе с жизнью сына. А сегодня все проблемы отступили! Не может же все быть так хорошо? Где-то должен быть подвох!
Но я стараюсь не концентрироваться на плохом. Судьба подарила мне глоток счастья, значит надо выпить его до дна.
Сзади обнимают такие жадные руки. Губы проходятся по кромке ушка, я млею…
— Наша яичница сейчас сгорит, — сообщаю с блаженной улыбкой.
— И черт с ней! Я голодный, но яичница мне ничем не поможет.
— А как же ночь? Ты разве не наелся?
Я если честно в шоке. Неужели ему мало?
— Хочу еще много таких, — шепчет в ухо, посылая по телу стаю мурашек. — Но день тоже может подарить много прекрасного.
— Мы опаздываем, — напоминаю хрипло.
— Ах, да. Но ты обещаешь, что сегодня снова ночуешь у меня?
— Или ты у меня?
— Так тоже можно. Главное в одной кровати.
— У меня ночует тетя Женя. Кстати, она тебя защищала! Очаровал бедную женщину! — тычу в него обвинительно пальцем.
