сцена, по которой бегали рабочие, расставляя аппаратуру и налаживая свет. Пока мы болтали о всякой ерунде, один за другим включались прожектора и командовал что-то в микрофон звукооператор.
А потом под зажигательные гитарные запилы туда вышли музыканты — и сразу грянули рок, несмотря на то, что еще не все мониторы и стойки были расставлены.
— О, я этих знаю! — обрадовалась Катя. — Они из Казахстана, классные ребята! Здорово, что их позвали, а не какого-нибудь Киркорова. Они скоро станут мировыми звездами, как Манескин!
Ребята действительно зажигали на все деньги, правда, не все собравшиеся были рады, что пригласили не Киркорова. На лице у большей части собравшихся было написано легкое недоумение. В атмосферу гламурного корпоратива с икрой и шампанским эта музыка и правда не вписывалась. Но я уверена, до победы на «Евровидении» Манескин тоже не приглашали в приличные дома.
Вдоволь выбесив нормальных людей тяжелыми риффами, ребята вдруг заиграли медленную нежную балладу, и народ наконец сообразил, на что годится эта музыка. Все вокруг разбились на парочки, и даже Катя вновь скользнула в свои туфли, отставила бокал и пошла танцевать с симпатичным парнем лет на пять ее младше.
Я поглубже забилась под елку, потому что замеченный вскользь нежный жест, которым этот парень обнял Катю за талию, вдруг выбил меня из равновесия. Ничего особенного — я даже уверена, что между ними ничего нет и не будет, но это уверенное и одновременно трепетное объятие напомнило мне о том, что в моей жизни нет никого, кто бы обнимал меня так же.
Помню, в далекие времена, когда одна за другой закрывались передо мной двери редакций и приходилось перебиваться написанием рекламных текстов, каждое объявление на столбе «Работа для молодых и целеустремленных» пробивало дыру в моей уверенности в себе. Мне очень нужна была работа — не такая, конечно, но эти объявления остро напоминали мне о провалах.
Зато когда я нашла свое дело — объявления, наоборот, стали меня успокаивать меня. Все хорошо. У меня все уже хорошо и ничего не надо искать.
Точно так же последние несколько лет я спокойно смотрела мелодрамы — у меня эта часть жизни была надежно защищена, могу не волноваться.
Зато сейчас чужое счастье, даже мимолетное, длиной в один танец — ощущалось стеклянной крошкой, что сыпали в мясорубку, в которой прокручивалось мое сердце.
Нежность, волнение, предвкушение — я больше никогда не увижу этих чувств в мужском взгляде, направленном на меня. А так хочется…
— Пойдем потанцуем?
Казахстанские рокеры, кажется, уловили, чего хочет публика и теперь просто играли балладу за балладой, больше не пытаясь обратить в свою веру нецелевую аудиторию. Песни у них были дивно мелодичные с легким привкусом чужой культуры, что только добавляло перца.
Герман ждал, протянув мне руку, пока я быстро проверяла, не размазалась ли тушь и поправляла волосы. Я вложила свои пальцы в его ладонь и вынырнула из елового шалаша, сразу попав в его крепкие объятия.
— С тобой все хорошо? — спросил он, попытавшись заглянуть мне в лицо.
— Я выгляжу так, будто со мной все хорошо? — пробормотала я, понимая, что сейчас позорно разревусь на глазах у всех просто потому, что лежащая на пояснице твердая ладонь Германа дарила мне в этот момент ровно то ощущение, по которому я скучала.
— Ты выглядишь прекрасно, — сказал он, прижимая меня к себе чуть ближе, чтобы дать проскользнуть мимо нас официанту с полным подносом бокалов.
— Ты пьяный, что ли? — с подозрением спросила я, поднимаясь на цыпочках и втягивая носом воздух.
Зря я это сделала. Розмарин и холодные камни, нотка алкоголя и чуть терпкий запах горячей мужской кожи мгновенно затянули меня в параллельный мир.
В котором твердая ладонь чуть поглаживает мою спину, и через тонкую ткань тепло растекается по всему телу.
В котором мы танцуем так близко, что мои слегка растрепанные волосы касаются его лица, и он их не отводит.
В котором мои руки сами собой сдвигаются с жестких мужских плеч, и я обвиваю его шею, касаюсь кожи кончиками пальцев, ощущая разбегающиеся мурашки.
К счастью, в этот момент я почувствовала, как вибрирует мой телефон в кармане брюк и поспешно отступила, прерывая танец. На экране светилась надпись: «Зоя».
— Прости, — сказала я Герману. — Няня детей звонит, я должна ответить.
Я выскочила из зала в лаундж, заполненный густым дымом от кальянов, оттуда — в ярко освещенный туалет, в котором уже почти не было слышно музыки.
— Лана, ты когда вернешься? — проговорила Зоя. — Мы договаривались до десяти вроде? Мне уже нужно домой.
Я отняла телефон от уха, посмотрела на время — ого!
Половина одиннадцатого!
Несколько часов пролетели как один миг.
— Все хорошо, Зой, я уже возвращаюсь. Сейчас вызову такси и тебя на нем же отправлю домой, — быстро проговорила я, встряхнув головой, чтобы вернуть себе ясность мыслей. — Собирайся потихоньку.
Мое пальто и сумка оставались в гардеробе, и я осторожно пробралась по краю зала, где уже снова гремел забойный рок, на который нашлось уже куда больше любителей. Шампанское всегда помогает сближению культур.
Забрала свои вещи — и вздрогнула, когда сзади подошел Герман и положил мне руки на талию так, словно мы все еще танцуем.
— Ты уже домой? — сказал он на ухо, чуть повысив голос, чтобы перекрыть гитарные запилы. — Подвезти?
— Ты же выпил?
— Тогда водителя вызову.
— Да не надо, — отмахнулась я. — Такси быстрее приедет, а мне няню надо отпустить.
— Тогда пойдем, отдам тебе книгу, — поманил он за собой к лифту на подземную стоянку, где нас ждал знакомый «лексус».
Телефон снова завибрировал, и я нажала «Ответить», пока Герман открывал машину, садился в нее и копался в бардачке.
— Я уже собралась, — сообщила Зоя. — Мне правда надо уже ехать. Ты во сколько будешь?
Я отвела трубку от уха, открыла приложение такси и нажала на вызов.
— Пять минут еще машине ехать, — отчиталась я, глядя на экран. — И еще пятнадцать до дома. Ты уже детей уложила?
— Да, спят как сурки.
— Тогда вызывай такси и езжай, я скоро буду. Они даже не заметят.
— Хорошо.
Я бросила телефон в сумку и нырнула в машину к Герману, который уже достал мой «Дом, в котором…» и листал его, с удивленным интересом вчитываясь в строчки.
