Ар, типа нечаянно двинувший приятелю в живот, заботливо придерживает его за плечо:
— Каз, ты как? Голос пропал, что ли?
— Это ты у меня сейчас пропадешь, урод! — приходит в себя Каз, мгновенно забывая про меня и разворачиваясь полностью к Ару, я готовлюсь получить незабываемый опыт свидетеля драки в ограниченном пространстве машины, но Хазаров это все мгновенно прерывает тихим:
— Заткнулись.
И вот клянусь, голос у него такой, что я реально в угол забиваюсь! Холодом веет арктическим! И жутью потусторонней.
Каз и Ар тут же перестают ругаться и садятся ровнее, как первоклассники, которых наказала учительница.
У них обоих явно ощущается богатый опыт распознавания оттенков голоса Хазарова, потому что даже возражений никаких не следует.
Хазаров переводит взгляд с одного на другого, затем на меня… Ой, не смотри! Не надо! Страх-то какой! Впервые вижу что-то, настолько четко подходящее под высказывание “глаза дьявола”. Хочется зажмуриться и трусливо отвернуться…
Хазаров это все, похоже, легко считывает, потому что еще чуть-чуть давит, затем усмехается едва заметно…
И спокойно отворачивается к окну.
Остаток пути мы едем в гробовой тишине и, не знаю, как бешеные друзья Хазарова, но я бы точно предпочла ей драку. Как-то живее, что ли… А то, словно в морге.
Мы выезжаем за пределы города, на обводную, и я уже, кажется, знаю, куда именно ведет дорога.
К огромному зданию, очень странной формы и цвета, что около года активно строилось в районе промзоны, рядом с бесконечными автосалонами и магазинами стройматериалов.
В городе ходили упорные слухи, что это будет бордель, а, возможно, и подпольное казино, и что владеет всем этим местный авторитет Шишкин с потрясающе оригинальной кличкой Шишок. Правда, это в прошлом он авторитет, а сейчас депутат и член ЗакСобрания… Или чего там еще, не помню.
Главное, что слухи ходили, и самые разные, но вообще не радостные.
И вот сейчас мы, судя по всему, как раз на открытие этого не-пойми-чего и едем… Зачем? Одному богу и Хазарову изывестно. Есть у меня ощущение, что даже его друзья не полностью в курсе.
Огромное здание, напоминающее гибрид летающей тарелки с отчетливо ребристыми боковинами, словно ее в шипастую резину одели, горит миллионом разноцветных огней и видно издалека.
Особенно выделяется название. Читаю его и не могу сдержать улыбки.
“Шишкин бор”.
— Ничего себе, у Шишка мания величия… — бормочет Каз, тоже разглядывая огромное, на редкость несуразное здание.
Хазаров хмуро косится на друзей, потом на меня, ведет плечами, словно ему пиджак тесен, и приказывает, глядя четко мне в глаза:
— Рядом будь.
Я хочу сказать, что не собачка, чтоб так приказывать, да еще и таким тоном, но Хазаров, давя взглядом, добавляет:
— Поняла меня?
И я закрываю рот, решая не возникать. Киваю мелко. Поняла, чего тут не понять? Рядом, так рядом…
— Эх, повеселимся, а, нянька? — смеется Каз, первым выходя из машины.
Ар качает головой, бормоча:
— Бессмертный баран…
И выпрыгивает следом.
За ним машину покидает Хазаров, никак не комментирующий слова своих друзей, разворачивается и подает мне руку, помогая выйти.
Мне ничего не остается, только опереться на крепкую горячую ладонь.
Меня выдергивают из машины, словно репку из грядки, не удерживаюсь на каблуках, заваливаюсь чуть-чуть на Хазарова, но он легко перехватывает за талию, прижимает к себе, бормочет куда-то в висок:
— Не падай…
От его тихого голоса мурашки по коже, дыхание перехватывает.
Я становлюсь ровнее, а Хазаров даже не думает убирать руку с талии, наборот, чуть сжимает пальцы, спуская их немного ниже, к бедру. Это выглядит откровенным заявлением принадлежности, и я с секунду прикидываю, что делать, и… Ничего не делаю.
Позволяю тяжеленной ладони укорениться на бедре, прижать себя ближе к твердому телу и вести по дорожке ко входу в сверкающий огнями зал.
И думаю, что, пожалуй, так я себя чувствую уверенней… Словно Хазаров — моя защита и даже опора в этом мире.
Глупое и обманчивое ощущение, но оно мне сейчас необходимо…
Глава 45
Я никогда не бывала до этого на светских мероприятиях. Конечно, не совсем уж летящая, и прекрасно знаю, что там происходит: все красиво одеваются, ходят по залу, пьют дорогое шампанское, едят мелкие бутерброды или фрукты, общаются. Если это открытие какой-то выставки, то делают вид, что смотрят экспонаты. Если какая-то благотворительная акция, то сдают немного денег на нужды… нуждающихся. В журналах, еще когда я их читала, конечно, это было прямо запротоколировано. Не по часам, конечно, но кто, с кем, куда и так далее, расписывалось. И в местных городских пабликах периодически фотографии встречались. Мне не было любопытно, если честно, как-то круг интересов в другой плоскости проходил.
И сейчас имею прекрасную возможность сравнить и обновить свои впечатления, заценить это все изнутри, так сказать. Хотя, обошлась бы я без этого знания.
Больше волнует, что там Ванька делает. Серый, конечно, веселый парень и, наверно, надежный, раз его Хазаров с сыном оставил, но все равно внутреннее беспокойство не отпускает… Наверно, так у всех родителей бывает, когда вынуждено оказываются далеко от детей.
Аналогия, пришедшая в голову, напрягает, я неосозанно цепляюсь сильнее за локоть Хазарова, он мягко проводит ладонью по бедру, едва заметно для окружающих, но ощутимо для меня, говорит тихо:
— Не переживай и не зажимайся.
— Хорошо, — кротко отвечаю я, не желая объяснять, что переживания мои вообще не по его поводу и совсем уж далеки от окружающей обстановки.
Мы стоим неподалеку от фуршетных столов, на которых отнюдь не бутерброды разложены, а нечто более изысканное, даже сходу и не поймешь, что именно. У меня в руках бокал шампанского, которое я не пью, у Хазарова — вообще вода, похоже.
Ар и Каз как в самом начале вечера растворились среди толпы, так и не вынырнули пока что.
Я оглядываюсь, стараясь делать это незаметно, но их не вижу. Судя по поведению Хазарова, все идет хорошо.
К нему уже успели подойти несколько мужчин, пожать руку, о чем-то коротко и непонятно переговорить. Я все это время простояла тупой, улыбающейся невпопад куклой и, судя по всему, отлично справилась со своей ролью.
Интересно, сколько это все продлится?
В глубине зала сцена, на ней сейчас играет одинокий саксофонист, что-то джазовое, стильное. До этого был танцевальный дуэт, невероятно красивые молодые люди с контемпом. Периодически появляется ведущий, со странно знакомым лицом, кажется, я его по телевизору видела, то ли комик какой-то, то ли певец. Он разбавляет атмосферу шутками, пытается кого-то из зала даже привлекать для веселого разговора, но здесь ему явно не везет. Народ собрался совершенно не активный. А, может, умудренный опытом ведущий, посмотрев на реакцию и , особенно, на физиономии собравшихся, просто перекроил программу… Так, того и гляди, шансон польется со сцены. И это, я более чем уверена, будет воспринято благосклонней того, что сейчас дают.
Я поглядываю на Хазарова, невозмутимо сканирующего толпу и поглаживающего мой зад, гадаю, сколько это все продлится и могу ли я указать ему, что можно уже руку-то убрать, я , вроде как, не падаю больше…
Ловлю на себе мимолетные, но крайне внимательные взгляды, причем, не только женщины стараются, что вполне естественно, но и мужики, что, на мой взгляд, вообще смешно. Под этими взглядами опять хочется поправить подол, прическу, а еще просто свалить отсюда подальше.
Вместо этого выпрямляюсь, делаю невозмутимое лицо, смотрю на сцену, где ведущий в очередной раз пытается расшевелить зал шуткой. Ох, побьют его, чувствую… Тут у нас не столица, не все шутки одинаково полезны…
Неожиданно Хазаров напрягается. Это совершенно незаметно со стороны, но я чувствую, как его пальцы крепче, чем надо, впиваются в мой бок.
