Вот и думай после этого, что вообще происходит?
То ли Хазаров им что-то сказал, то ли просто проверки закончились…
Я успела позвонить в больницу, выяснить состояние Иваныча, которого уже перевели из реанимации в терапию, выдохнуть с облегчением, потому что сердце все это время было не на месте.
Ванька опять набрал матери, послушал ее пьяный треп в трубке, поморщился, отключился…
Я никак не стала комментировать, хотя Тамару убить хотелось только за одно осунувшееся, заострившееся лицо Ваньки. Она даже не спросила, где он и почему так долго не приходит домой. Не поинтересовалась, что он ест и чем занимается.
Ванька ей, естественно, ничего бы не сказал правдивого, но спросить-то могла!
Я пронаблюдала, как, после разговора с матерью, Ванька топает к бассейну и с разбегу в него ныряет. Хотела выйти следом, но тут из дома вышли Каз с Аром, оба полуголые, и тоже занырнули в прохладную воду.
Поизучала спины троих пловцов, затеявших состязание по плаванию, и ушла обратно в дом.
Мужская компания и развлечения определенно будут лучшими лекарями, чем мои сочувственные слова. Тем более, что я их и не умею говорить.
Ну, а ближе к вечеру заявился уехавший с обеда Хазаров и принес мне… Вот это.
И остаток дня, до момента отъезда, я пытаюсь успокоить ревнивого и недовольного Ваньку. Получается не особенно удачно, потому что я сама недовольна и напряжена.
Вот и перевожу разговор на дневные развлечения.
— Понравились… — кивает Ванька смущенно, а потом порывисто обнимает меня за шею, шепчет, — почему не Ар мой папа? Он лучше…
— Вань… — я не знаю, что ответить, горло перехватывает, слова в голову не идут правильные, — тут не выбирают…
— Плохо… — вздыхает он, — я бы хотел…
— Ну, может, он не такой плохой? Просто… Не особенно разговорчивый?
— Он вообще не говорит! И меня в упор не видит! Нафига я ему?
— Вань… Это не так… Если бы не переживал о тебе, то не стал бы заступаться, пытаться решить проблемы…
Ванька вздыхает, сопит мне в шею, пуская щекотные мурашки по коже теплым дыханием, и мне хочется его обнять сильнее, вжать в себя и не отпускать вообще. Он кажется таким маленьким, таким одиноким… Беззащитным.
А я уезжаю и вообще не знаю, куда. И зачем. Может, лучше было отказаться?
— Выезжаем, — в приоткрытую дверь комнаты заходит Хазаров, замирает, увидев нас, лицо его, и без того недовольное, становится еще более мрачным.
Ванька отлипает от меня и, не удостоив Хазарова взглядом, раздраженно топает к раздвижной двери, ведущей во внутренний двор, к бассейну.
Я смотрю на Хазарова, провожающего Ваньку глазами, молчу.
Хазаров переводит взгляд на меня, кивает приглашающе и выходит.
Выдыхаю, отметая неуместную мысль, что меня сейчас, словно собачку, позвали, утешаю себя тем, что он, наверное, со всеми такой…
Встаю, смотрю на себя в зеркало, в очередной раз безрезультатно пытясь хоть чуть-чуть оправить подол…
Мрачно усмехаюсь пугалу в отражении.
Ну что же…
Сам виноват.
Глава 44
На улице я на мгновение торможу, потому что на площадке для машин перед домом стоит не привычный уже черный монстр, а что-то длинное, низкое, с хищными очертаниями. И тоже черное. Хоть тут никаких сюрпризов.
А вот трое мужчин, курящих у машины, за категорию сюрпризов вполне сойдут.
Причем, у двоих из них явственно отвисшие челюсти, а еще у одного — хмурое больше обычного выражение лица. И взгляд тяжелый, сканирующий от ног до головы, с последовательной задержкой на длине подола, глубине выреза декольте и вызывающей татухе на шее. И обратно в том же ритме.
Меня словно в грудь бьет этими взглядами, едва сдерживаюсь, чтоб обратно не рвануть, за спасительную толщину двери.
Но это уж совсем глупо…
Оглядываюсь, надеясь, что Ванька выйдет провожать, но он, судя по всему, очень сильно обижен…
Ладно. Вернусь, еще раз поговорю… Может, уже и результаты хоть какие-то будут по нашему походу черти куда и черти зачем.
Смотрю на мужчин, успевших уже поднять челюсти с земли, но не собирающихся, похоже, гасить интенсивность взглядов, сжимаю губы. Спокойно, Аня. Спокойно.
Спускаюсь по ступеням, очень сильно надеясь, что не упаду, а то случился уже в коридоре неприятный момент. Едва за ручку двери удержалась, а то закончился бы мой поход, не начавшись. Хотя, может, оно и к лучшему было бы?
В конце концов, на кой я им нужна? Таким… Брутальным?
Даже вскользь, без приглядок, сложно не заметить, что Хазаров и его товарищи выглядят крайне внушительно и стильно. В строгих костюмах, но все без галстуков. Расстегнутые воротнички у рубашек, свободный крой пиджаков. Такие… Мафиозные боссы, супер-самцы. Уверена, что, стоит им зайти на любое мероприятие, как все присутствующие дамы примутся с разбегу на плечи запрыгивать. Возможно, что и по нескольку сразу. Зачем там я?
Но это, конечно, риторический вопрос, ответ на него я в любом случае не получу.
Потому иду, спокойно и ровно, с трудом вспоминая, что каблуки — это вообще другой центр тяжести активизируется… Вот только у меня что-то никак центра никакого не находится. Позор! Надо в срочном порядке искать!
По мере моего приближения, мужчины отмирают и принимаются реагировать на увиденное.
Каз присвистывает, поворачивается к Хазарову, тяжело разглядывающему меня:
— Хазар, я, конечно, все понимаю, но тебе не кажется, что это слегка… не слегка?
Ар, расплываясь в широченной улыбке, кивает:
— А мне вполне…
— Так и мне вполне, — говорит Каз, — да и кому будет не вполне, тот пусть ко мне не подходит, чтоб без зашквара… Но… Мы же, вроде, не за этим, а, Хазар?
— Пасти закрыли, — сухо командует Хазаров, — и в машину.
— Да мы-то закроем, Хазар, без базара… Но вопрос остается открытым… — ржет Каз, — очень… открытым…
Ар вежливо придерживает дверь машины, протягивает руку, помогая сесть.
И я сажусь, никак не комментируя услышанное.
Во-первых, все равно ничего не поняла, они на своем тарабарском пообщались, явно друг друга прекрасно услышав, а мне переспрашивать значение каждой недоговоренной фразы… Нет уж.
И, во-вторых… А не пошли бы они?
Сажусь на мягкое сиденье, эгоистично радуясь присутствию трусов, пусть и не совсем подходящих под это безобразие, обычных черных слипов, но они есть, и это праздник какой-то. Ну а отсутствие лифчика как-нибудь перетерплю… Главное, чтоб эти тряпочки наверху не сдвигались, потому что цепляться там особо не за что…
Правда, по скользящим, но вполне настойчивым взглядам сидящих рядом и напротив Каза, Ара и Хазарова, и не скажешь, что смотреть не на что. Смотрят же, значит, находят, на что.
Ну и пусть…
И вообще, что это за вопросы такие? За реплики? Сами нарядили и не рады? Особенно мрачная рожа Хазарова показывает, кто тут сильнее всех не рад.
А ему бы, по идее, вообще по барабану должно быть…
— Анечка, вы прекрасны, — Каз решает побыть дамским угодником и делает комплименты. Правда, не касается и вообще показательно отсаживается чуть подальше, благо места на заднем сиденье машины, судя по всему, какой-то разновидности лимузина, полно.
Я сухо киваю, не считая нужным играть. Не этого от меня ждут, так что распыляться не стоит.
— Вам идет это платье… — продолжает Каз, и Хазар прерывает его тихим:
— Хватит.
— А чего я говорю? — нет, Каз — определенно самоубийца. Я бы после такого тона Хазарова забилась в угол и вообще не отсвечивала, а этот вечно нарывается, — красиво же. Идет ей… Платье красивое… Сам выбирал, Хазар?
— Хватит, я сказал, — еще суше и тише отвечает Хазаров, и добавляет с досадой, — один раз не проконтролируешь…
— А, так это Манюня повеселилась? Вот она хулиганка! Я и не знал, что она такие платья любит! — ржет Каз и тут же затыкается, хватая воздух ртом.
Ну, а как по-другому, если жестким локтем, да в солнечное сплетение?
