Его ладонь сухая и жесткая даже при таком легком касании, тянет увернуться, показать, что не хочу этих прикосновений. Но, вдруг этого ждет? Почему-то не хочется ему доставлять удовольствия. Да, Аня, попытка в нелепую дурочку провалена полностью… Не умею я.
Потому не уворачиваюсь, смотрю прямо и жестко в холодные внимательные глаза и продолжаю сухо:
— Одна, если это возможно. И спасибо за помощь. Не стоило.
В глазах Хазарова что-то мелькает такое странное… Не разочарование, не злоба, не раздражение… Интерес, пожалуй. Экспонат оказался занимательным… Он еще пару тягучих, мучительных и страшных секунд медлит, словно прикидывает дальнейшие действия… И я успеваю за это время подумать, что если все же решит продолжить, то… Не отобьюсь… Внутри все дрожит, силой заставляю себя не показывать этого, хотя кажется, что все он видит… Трясусь, как овца… Легко взять…
Но Хазаров внезапно легко отжимается от матраса, поднимается, отходит на шаг.
И я, наконец, вспоминаю, что можно дышать. Дышу, стараясь делать это незаметно и не показывать, что голова кружится от стресса и недостатка кислорода.
Тут же сажусь на кровати, провожу ладонями по волосам, убирая их назад. И опять замираю, ловя прямой тяжелый взгляд Хазарова на груди, которую облепила мокрая футболка. Черт! Забыла совершенно про нее!
Сдерживаю порыв опять спрятаться, закрыться, потому что очень уж интенсивно смотрит, не случись только что неоднозначная сцена, решила бы, что все же Хазаров мной заинтересован в постельном плане.
Но его недавние действия говорят об обратном, потому просто выразительно гляжу на него с ожиданием.
Выйди уже, наконец, дай мне дышать нормально!
Хазаров переводит взгляд на мое холодное мокрое лицо, моргает в легком недоумении, словно сам от себя не ожидал такого…
Кивает и идет к двери.
Я провожаю его напряженно, не торопясь подниматься, ожидая, пока хлопнет дверь, чтоб ее закрыть на замок и оказаться, наконец, в одиночестве… И, может, в подушку поорать от стресса…
Но на пороге Хазаров поворачивается и спокойно говорит:
— Сегодня поедем в одно место.
Эм-м-м… Что, блин? Это вопрос? Предложение? Приказ? Судя по тону, последнее…
— Куда? — хотя, наверно, надо бы другой вопрос задать, но уж что в голову приходит…
— На открытие загородного клуба.
— А… Я там каким боком? — вот сейчас реально удивление.
Хазаров разворачивается обратно к двери, судя по всему, не собираясь отвечать на глупые вопросы.
— Подождите, — торопливо торможу его, — но… Мне даже одеть нечего…
И замолкаю, опять удивляясь заданному вопросу. Какого фига, Аня? Реально собираешься подчиняться? Идти куда-то? В этой ситуации? Когда тебе никто ничего не планирует объяснять?
Хазаров поворачивается, опять скользит по мне внимательным взглядом, затем коротко отвечает:
— Тебе принесут.
И выходит за дверь, оставляя меня в шоке и недоумении.
Это что сейчас, усмешка в голосе была, что ли?
Глава 43
— Тебе не идет, — Ванька обходит меня по кругу, напряженно и ревниво оглядывает, поджимает губы, — вообще.
Я смотрю на себя в зеркало и мысленно соглашаюсь: определенно, не идет. Платье это… Кто его выбирал? Не сам же Хазаров?
На мгновение представляю, как мрачный хозяин дома едет в магазин и там изучает женскую одежду… И губы сами собой разъезжаются в усмешке.
Кстати, усмешка эта, больше похожая на гримасу, тоже не красит и без того напряженное, хмурое лицо.
Если Хазаров планирует меня кому-то показать, а другой причины, на кой черт тащить меня на светское мероприятие, не нахожу, то можно и не стараться с образом, да?
Оценивать будут явно не ухоженность и выражение лица?
Приглаживаю подол, в очередной раз пытаясь его сделать хоть чуть-чуть длиннее, но результат так себе: усыпанное по всему периметру блестящими пайетками, больше похожими на рыбью чешую, неприятными на вид и наощупь, платье упруго подпрыгивает вверх, возвращаясь к исходной форме.
Черт, в голове постоянно придется держать, что ни наклоняться, ни садиться нормально я не смогу сегодня…
— И вообще, — Ванька хмуро следит за моими нервными движениями, — зачем тебе туда? Давай, я поеду тоже.
— Вань, — повторяю в очередной раз, — там только для взрослых… Детей туда не пускают…
— А ты тогда там что делать будешь? — дуется он, отворачиваясь к окну и разглядывая голубеющую воду бассейна.
Вижу в отражении оконного стекла его нахмуренную рожицу, вздыхаю.
Вопрос, конечно, интересный…
— Вань… — сажусь на кровать, ощущая, как проклятое платье задирается, и сажусь я, как бы сказать помягче… Прямо голым телом. Это жутко неудобно и нервирует. Как вообще такие платья носят? И спина открыта полностью же, настолько, что ежу понятно: белья не предусматривается в принципе… Нет, вряд ли Хазаров сам… Только если это — не очередная его идиотская проверка…
Тяну к себе Ваньку, сажаю рядом на кровать:
— Понимаешь, чем быстрее это все закончится, тем быстрее мы… Вернемся к нормальной жизни…
— А каким боком тут эта вписка? — резонно спрашивает он.
— Откуда ты такие слова?.. Впрочем, неважно. Вань, это нужно для дела. Твой отец… Он не просто так туда едет, и, если везет меня с собой, значит, на то есть причины…
— То есть, ты сама не в курсе, что там делать будешь? — логично заключает Ванька, и мне остается только вздохнуть.
Устами младенца, блин.
Если бы я могла сама спросить у Хазарова о причинах, по которым мне надо ехать сегодня бог знает куда, я бы это сделала…
И я это даже сделала! И даже пару раз!
И ни одного слова в ответ не получила.
Хазаров только мрачно глянул на меня, кинул пакет с вещами на кровать, приказал быть готовой через два часа и ушел…
Конечно, я могла бы заартачиться, может, даже в позу встать и никуда не поехать… Но какой в этом смысл?
Сама хотела помощи, сама пришла. Глупо будет теперь выделываться…
Так что затолкала гордость и недовольство подальше, развернула пакет, оценила уровень бреда, который сегодня предстоить испытать… Ну и все остальное время морально готовилась к будущему унижению, потому что ничем иным, кроме унижения, то, что происходило, нельзя было назвать.
Дурацкое платье, сидящее на мне, как на корове седло, блестящие босоножки с высоким каблуком, торчащие в разные стороны волосы, ни грамма косметики, естественно, откуда ей взяться в этом доме, а спрашивать я принципиально не стала… И, контрастом всему этому деревенскому гламуру — моя татуха за ухом, которая теперь смотрится просто вызывающе. Звезда, что и говорить…
— Я не думаю, что будет что-то… серьезное, — аккуратно отвечаю я Ваньке, — скорее, просто посмотрю на кого-то… Может, твой отец хочет убедиться, что мы не врем?
— Да пошел он!..
— Ваня!
— Ну а чего он? Мне вообще тут не нравится!
— Да, а мне казалось, что наоборот… И друзья его тебе понравились…
Ванька вздыхает, успокаиваясь.
Этот разговор у нас не первый за вечер, и, если в самом начале Ванька был категоричен и вообще не хотел и слышать о том, чтоб остаться тут, в доме, в компании Серого, то сейчас видно, что уже утомился и исчерпал аргументы. Уверена, что , стоит нам уйти, и мальчишка сразу уснет, так набегался за день, наигрался. Стрелял много, потом опять плавал, потом Ар его учил какому-то виду борьбы…
Короче говоря, день был проведен активно, и мне там места, если быть совсем уж откровенной, не оставалось.
Я тоже не впустую время провела: и походила, и пострадала, и в подушку покричала… А еще приготовила есть, опять на всех присутствующих в доме мужчин, хотя планировалось только на Ваньку, и понаблюдала за занятиями взрослых мальчиков с расстояния.
Не знаю, есть ли у Каза с Аром свои дома, но вели они себя так, словно тут прописаны, очень по-хозяйски. Правда, меня не доставали совершенно. С того момента, как Хазаров на руках унес в дом, будто отрезало. Даже Каз не цеплял своими глупыми полу-шутками, полу-намеками…
